– Они все без исключения прибыли с целю заключения с тобой брачного союза.
– Что??? – сдавлено крикнул Маркус. У него от чего-то разом отказали и без того слабые с похмелья колени и он упал обратно на твердую постель. Прочистил горло и уже севшим и будто простуженным голосом спросил снова. – Что? – Глаза его сами собой превращаться в крупные монеты.
Ворон пьяный до состояния полной невозмутимости сделал руками движение, будто ребенок, который лепил снежки из рыхлого снега.
– Узы брака с великим домами Империи. Они говорят, война окончена. Нужно думать о том, как жить в новом мире.
– Рейвен, скажи мне, сколько же я проспал?
– Столько, сколь я пропил. То есть всю ночь, день и еще одну ночь напролет. Ничего удивительного, ведь ты за последнее время вообще потерял даже намеки на сон. Эти кошмары сведут тебя с ума, брат мой, или вовсе убьют еще вернее разящей стали.
– Предвечный Свет! – застонал Маркус, обхватив руками гудящую голову. – Где моя одежда? Он, вскочив снова, кинулся вперед и зачем-то схватил валявшийся посреди комнаты сапог. – Как думаешь, сколько еще дней никто не заметит, что меня давно нет в крепости севера?
– Прекратить истерику! – потребовал Рэйв, поднимаясь с пола. – Это бесчестие для нашей семьи. Подумай, что скажут о нашем отце благочестивые люди. И церковный синод, червей ему в печень! Или ты полагаешь, тот факт, что он воспитал лучшего воина в Империи, спасет наш дом от любого позора? А тебе даст возможности вести себя безрассудно и глупо?
– Я не лучший воин Империи. Я устал всем это повторять. Ремилион-Хэмли – лучший!
– Телохранитель императора? Хороший и даже прекрасный боец. Но Ремилион-Хэмли стареет. К тому же, в битве двух воинств у Ветряного колеса ему сильно перебили колено.
– Это не мешает ему оставаться лучшим! – Отрезал Маркус, натягивая праздничную черную рубаху, расшитую у ворота тонким и очень ярким серебром.
– Я, признаться, очень рад, что армия Неприкасаемых в том сражении заходила с южной стороны, огибая перевал Галтаниэля слева от Черных гор. И мы с ним так и не сошлись лицом к лицу. Боюсь, если бы это случилось, сегодня великим семьям Империи совершенно точно не к кому бы было свататься в этом доме. Разве что к тебе самому, да только все у нас знают, что ты дал обед безбрачия до времени пока языческая религия не будет стерта с лица земли окончательно!
– Ерунда. Радоваться о том, что вы не встретились стоит самому Хэмли. Он был и остается язычником, Маркус. И значит, он никак не может быть лучше и уж тем более сильнее тебя.
– Такие глупости простительны тебе, брат, лишь потому, что за два дня ты выпил без малого треть винных запасов отца. И сейчас похож на флягу, до краев наполненную пшеничной водкой, – съязвил Маркус и покачал мокрой головой.
Рэйв пропустил замечание мимо ушей, беззаботно махнув рукой.
– В той самой битве он стоял с другой стороны, под знаменами армии короля еретиков. Лишь потерпев поражение, когда его Боги в ужасе отвернулись и позорно бежали, он вдруг уверовал в Предвечный Свет? Не смотря на то, что тогда, за Галтаниэлем их стояло в три раза больше, чем нас, мы выкосили всех, словно серп сорную траву. Я не сильно верю в то, что человек вроде Хэмли, так запросто может отказаться от того, во что верил сам и верили все его родичи и сто поколений предков до него. Он конечно принял нашу веру, но кто знает, кому он на самом деле молиться по ночам. Язычники охраняют нашего Императора! Мир давно катиться в ад! Куда вообще смотрит Орден Тайн? Не приложу никакого ума. Но довольно о глупостях. Сейчас я скажу тебе о важном! У прибывшей принцессы Севера очень чувственные губы и добрые зовущие глаза. Да и тело, надо отметить, весьма многообещающее в плане возможности продолжения рода, – Рэйв сипло расхохотался посаженным от криков и спиртного голосом.
Маркус смеялся с чуть меньшим энтузиазмом, прикрывая рукой рот, и настроение его после жуткого пробуждения от повторяющегося каждую ночь кошмара постепенно немного улучшилось.
Отсмеявшись правнук Ворона спросил:
– Что ты собираешься со всем этим делать?
– Для начала я пожалуй тоже снова выпью, – харагрим взял с пола кувшин брата и, исполненный торжественного и скупого отчаяния, осушил его до дна четырьмя могучими глотками, достойными беспрекословного уважения. Маркус шумно выдохнул, вытер губы, моргнул несколько раз, принимая в себя ароматный, сладкий и огненно крепкий напиток, затем небрежно отбросил кувшин в сторону. Сосуд из обожженной глины при ударе о деревянный пол с влажным и глухим звоном обиженно лопнул.
– Отвечать всем невестам сразу необязательно. На окончательный выбор могут уйти долгие годы. Ты же, как никак, легенда! – примирительно заявил Рэйв, подняв правую руку.
– Никакого выбора не будет. Я откажу всем без исключения. Если кто-то будет возмущаться… То тогда, ты набьешь всем морду!
– А если возмущаться станет цветущая дева? – опешил Рэйв.
– Проявим большую деликатность. Нужно будет облить ее с ног до головы крепким вином, испортив дорогое платье. Она опечалится и удалится с пира а возможно даже из крепости.
– Ага и вдогонку ей еще повозку поджечь! – кивнул Рэйв и снова захохотал.
– Потом перед Императором оправдаемся тем, что ты знатно перепился на пиру. О твоей способности выпить море спиртного давно ходят легенды, одна суровее другой.
Рэйв внезапно снова стал очень серьезен.
– Тогда предлагаю спуститься вниз и не дать развеяться этим суровым легендам.
Пир в честь середины зимы был в самом разгаре своего третьего дня проведения. Великий Северный Дом, который после войны за Книгу чаще стали называть Домом Маркуса, принимал у себя несколько сотен высоких гостей со всех уголков необъятной Империи. И без малого около трех сотен сопровождающих их лиц – слуг, поверенных, телохранителей и рабов из ближнего круга. Проходил пир в месте, которое принято было называть "Деревянная крепость". В большом зале древнего дома пировали знатные люди и их приближенные, герои войны и хмурые мореходы с Севера, а в двух малых залах веселились и пили все прочие, за исключением разве безмолвных и бесправных рабов старой крепости. Стоило сказать, правды ради, что уже ближе к середине третьего дня все пировавшие без исключения постепенно перемешались между собой. Маркус сидел во главе основного стола в большом зале рядом с братом, ел черный пышный хлеб, ароматное печеное мясо с длинного ножа, много смеялся и в умеренных количествах отпивал любимое малиновое вино года Ворона из огромного золотого рога. Нельзя было не заметить, что он от чего-то постоянно прибывал в напряжении, как туго сжатая пружина, и крайне пристально наблюдал за всем, что творилось вокруг. Он хорошо понимал, что встреча с имперским убийцей на тракте не сможет пройти для них бесследно. Маркус пристально следил, в буквальном смысле за всеми, кого мог увидеть ожидая чего-то. Он чем-то напоминал сейчас огромного сторожевого пса, ушедшего в дозор и сидящего под солнцем на высоком холме у дома. Его отец покинул залы еще утром, сказавшись на усталость и боль в коленях, он, слегка покачиваясь, ушел спать до полного наступления темноты.
Громок играла музыка, но она была всего лишь приятным сопровождения торжественного шума. Зал, словно улей, гудел от разговоров и сотрясался от пьяного смеха. В очагах пылал огонь, отгоняя уличную сырость и холод. Всюду несли на глиняной посуде горячую еду и разливали теплое зимнее вино, а также ледяное темное и пшеничное пиво. На вертелах аппетитно жарилось мясо с пряностями, приятно и совсем по-домашнему пахло свежим пшеничным и черным хлебом и острыми соленьями. Царила атмосфера веселья и откровенной и вполне искренней радости от затянувшихся праздничных дней. Именно этого всегда и старался добиться приемный отец Маркуса. Вероятно, у него так хорошо получались эти торжества зиму за зимой, потому что он никогда не приглашал к себе кого попало. Он был старым воином и большую часть жизни прожил еще при языческих богах. Интриги и политика нового мира его абсолютно не интересовали. За стол с ним могли сесть лишь те люди, которых Северный Дом и вообще Империя по-настоящему уважали. Для этого вовсе не нужно было быть благородным, богатым или могущественным человеком. Достаточно было просто быть собой, если конечно это вообще чего-то стоило в мире вокруг.
