По серому, как камень, лицу старика струился пот, в боку мерзко кололо, а сердце бешено билось почти у самого горла. Практически беззубым ртом он, то и дело, старался схватить чуть больше воздуха, чем могли вместить его слабые легкие. По его глазам было видно, что он в буквальном смысле прибывал в глубоком отчаянии, граничащем с почти неописуемым ужасом. И, похоже, причина тому ужасу шла сейчас впереди, не желая задерживаться ни на мгновение.

– Ты помнишь все, что я говорил тебе, Джодар? – голос старика прозвучал жалко и едва слышно, он был напуган, что отстанет от посланника и встреча пройдет без него и от слишком быстрой ходьбы он практически уже задохнулся.

Правда человека по имени Джодар в данный момент это абсолютно не беспокоило. Он даже не обернулся и молча продолжал идти вперед пружинящим мягким шагом, неуклонно, словно мучаемый жаждой тигр, идущий к прохладной воде впереди. Каждое его движение неумолимо приближало посланника к месту встречи с верховным духовенством Империи и остановить его сейчас смог бы только Предвечный и никогда не бывший рожденным Бог, в которого он сам безгранично верил с рождения.

– Джодар! – всхлипнул старец и, в очередной раз сбившись с шага, шумно растянулся на полу, щелкнув палкой о камень, уронив свою прочную кожаную сумку и запутавшись в просторных одеждах.

Шедший впереди остановился, будто его дернули сзади за поясной ремень, неохотно обернулся и замер в ожидании дальнейшего развития событий, он хранил скупое молчание вместо вполне уместных вопросах о самочувствии павшего.

– Прошу тебя, – старик умоляюще вытянул вперед сухую, как лапа ястреба, руку, второй ухватившись за впалую грудь.– Не могу… дышать…!!!

Джодар покачал головой и обеими руками снял с головы капюшон. Он оказался уроженцем древнего племени шемитов. Сыном народа центральных земель, которой еще до войны за Книгу был практически уничтожен в языческих распрях соседними племенами Пожирателей змей и Братством оживающей стали. Он был средних лет. Цвет его кожи напоминал шоколадную муку, тонкие губы были искривлены, словно в них на вечно впилась презрительная усмешка, нос острый как клинок, твердые скулы и яркие синие глаза, словно два водянистых сапфира спокойно горели силой, злобой и безграничным умом.

– Сидел бы ты в столице, старик, – беззлобно проговорил шемит. – Я обещал Императору взять тебя с собой лишь при условии, что ты не будешь мне сегодня мешать и совать нос в дела моего ордена.

Старец медленно встал, сипло отдышавшись, непослушными трясущимися руками поднял сумку и неловко стряхнул с одежды серую пыль едва заметную в полумраке перехода. Он осторожно оперся о стену со свистом вдыхая и выдыхая спертый холодный воздух, затем медленно выпрямился и на удивление твердо проговорил, глядя поверенному Императора прямо в глаза.

– Нет никого в этой империи, кто знал бы деяния сил ада лучше меня, сын мой.

-

Оставьте свой тон, святой отец! – Джодар презрительно скривился в усмешке.

– Я не ваш сын. Моему настоящему отцу снес башку кто-то из армии Неприкасаемых во главе с Маркусом из Рейна в битве у Излома Сихана. А моя мать повесилась после всего, что с ней сотворила пьяная и озверевшая от крови солдатня из армии, охранявшей в то время первосвященников зародившегося доминиона. Тогда в честь победы он отдал своему войску три дня на разграбление земли моих предков. – Шемит сказал это совершенно спокойным тоном так, будто говорил о чем-то скучном и всем давно известном, к примеру, о том, какой может быть на вкус дождевая вода поздней весной. – Еще десять зим назад в церковной школе мне объяснили, что такова была их судьба, ибо они были языческими свиньями и не пожелали принять религию Предвечного и тем самым уверовать в божественное происхождение Книги и Бога, который ее создал. Я с этим согласен. Так поступили они и правда напрасно. А ты напрасно полез в это дело, старый экзорцист! – сказав так, он развернулся и спокойно двинулся дальше.

Он ушел уже достаточно далеко, когда старик снова поспешил ему в след, стуча палкой, хромая и дергаясь, как обреченная на сожжение деревянная кукла. Его глаза в полумраке теперь горели презрением и сильнейшей обидой. Старому священнику было плевать, как Джодар-Мэйс обращался к нему лично, он мог сколько угодно презирать его, ни во что не ставить его заслуги перед Империей и церковью Предвечного Света, но отказываться от предложенной им помощи он не имел никакого права. Самым важным сейчас было сделать дело, ибо он очень отчетливо чувствовал каждой частицей своего существа, что то, чем сейчас занимался Орден Тайн, на всегда могло изменить судьбу всего этого мира. И нет, и не было на этой земле ничего важней, чем это, и может так статься, что уже никогда не будет. И он никак не может остаться в стороне от подобного, для него это было даже страшней, чем умереть в непроглядном грехе.

– Языческий ублюдок! – с хрипом выдавил старик в сердцах, проклиная слабость ног и легких, понимая, что уже не сможет нагнать своего проворного спутника. В ответ на эту фразу, вдалеке под каменными сводами из полумрака донесся вдруг злой и радостный хохот Шемита.

– У меня очень хороший слух, старик, – крикнул он в ответ. – И я совсем не язычник, я первый среди самых верующих людей в Империи. Но это правда совершенно не важно. Я мог бы поклоняться рогатому и ежедневно вырезать сердце девственнице и пить ее кровь из бронзовой чаши на столе у главы Инквизиции. Никто бы и пикнуть не посмел. Покуда я поверенный владыки Империи Грез, и он решает во что именно мне можно и нужно поверить. И пока я один могу сделать то, что не под силу делать никому другому в Империи, так будет продолжатся и дальше. Укрепите свою веру и подберите дряхлое тело, святой отец. И то и другое вам очень скоро понадобиться, как никогда прежде! И шевелитесь ради всего святого быстрей! Они давно ждут. Каждая минута у нас счету.

Не смотря на все старания, в зал, где их ждал высший анклав церкви Предвечного Света, Джодар внес старого экзорциста, в буквальном смысле, на собственных руках.

– Воды ему! – коротко и властно потребовал он. И продолжил тащить его вперед в самый центр алькова, где у невысокой закрытой жаровни стояли два резных буковых стула. – А еще лучше горячего вина, – поправился посланник, вглядываясь в полутьму перед собой.

Глаза Шемита быстро привыкли к царившему тут освещению. В небольшом зале было почти темно. И без того слабый зимний свет из высоких створчатых окон, украшенных витражами, практически не проникал внутрь. Солнце садилось, а на древнем и молочно мутном витражном стекле прочно жила вековая пыль. Свечей и факелов было мало, его явно встречали в большой спешке. Но все это теперь было совершенно не важно. Шесть человек сидели напротив него за длинным столом в практически пустом помещении. Справа горел огромный стальной очаг, в подобном месте зимой без него было попросту не выжить. Все присутствующие, кроме вошедших, были в белых и достаточно скромных на вид одеяниях. Лишь красные ленты ткани, идущие от плеча вдоль левой руки и богато расшитые золотом и серебром воротники, говорили о их высочайшем статусе в иерархии церкви Предвечного Света.

Первосвященники разом вскочили с насиженных мест, увидев достаточно неожиданною для себя картину явления Императорского посланника. Никто из них не проронил ни слова и они пока лишь недоуменно переглядываясь между собой. Каким образом нужно было реагировать на подобное, они явно не поняли. Джодар тем временем достаточно энергично усадил старика на стул; молчаливый, как тень, раб мигом поднес ему дымящуюся чашу с вином и также незаметно растворился в полумраке, готовый возникнуть вновь по первому приказу своих всемогущих хозяев. Всем было хорошо известно, что для подобных крайне важных и тайных собраний в Империи выбирали рабов, которые от рождения были лишены возможности слышать, а чтоб они не смогли ничего рассказать им обязательно урезали язык. Некоторых впрочем, в случаях свершения чего-то неимоверно тайного, чему они были безмолвными свидетелями, их все равно в итоге лишали жизни. На всякий случай, для полной уверенности в том, что никто лишний не сможет потом ничего узнать и проведать о решенном и сказанном. Шемит вложил широкую теплую чащу в руку экзорциста и заставил его сделать глоток. Затем он решил, что оказал старику уже достаточно помощи и, развернувшись, поднял вверх правую руку ладонью вперед, в знак приветствия всех собравшихся в зале.