Мы карабкались по осевшим ступеням, заметив попутно, что нижние были сложены из относительно небольших камней. Чем выше мы поднимались, тем, как это ни странно, размеры блоков становились все больше и больше. Так мы дошли до уровня, где лежали небрежно раскиданные массивные гранитные мегалиты, весом по 50–70 тонн, доставленные каким-то образом на высоту около 60 метров.

Прежде, чем продолжить свое восхождение, мы прошлись по узкому карнизу под стеной из плотно пригнанных трапецеидальных блоков, в которой имелись десять многоугольных ниш. Южный конец карниза нырял в циклопические ворота, увенчанные каменной перемычкой, как бы нацеленной на небольшой каменный овал на вершине горы.

Мы повернули и подошли к лестнице, прорубленной в трапецевидной стене. Поднимаясь по ней, мы, наконец, поднялись на вершину Оллантайтамбо, что отчасти — гора, а отчасти — храм. Здесь тоже было разбросано много мегалитов весом от 100 до 200 тонн; на самой верхней точке мы увидели приземистое квадратное сооружение, перед которым находились шесть очень крупных мегалитов, каждый шириной около 2 метров, толщиной порядка метра и высотой от 3,4 до 4,3 метра. Создавалось впечатление, что эти огромные, ровно вырезанные облицовочные плиты ранее закрывали заднюю стену, комнаты, передняя и боковые стены которой теперь лежали неподалеку. Некогда они были врезаны возле гребня горы; повсюду вокруг было множество других глыб-мегалитов, причем по нашей оценке не менее 30 из них имели вес около 200 тонн.

У этих полированных и твердых, как самоцветы, блоков из розового порфира есть примечательные особенности. Во-первых, у них не было ничего общего, кроме разве что размера с блоками из Куско и Саксайхуамана, и, во-вторых, они проделали совершенно невероятное путешествие, чтобы попасть сюда. Как установили геологи, эти глыбы были добыты в каменоломне, расположенной в 8 километрах отсюда (и метров на 900 выше), на противоположном берегу священной реки Вилькамайю. Это означает, что их надо было спустить на дно долины, переправить через реку, а затем поднять по крутым склонам к вершине Оллантойтамбо — задача почти сверхчеловеческая. Больше всего блоки

Оллантайтамбо напоминали, пожалуй, архитектуру Тиауанако, расположенного далеко на юго-востоке за озером Титикака — такие же громоздкие параллелепипеды с прямыми кромками и какими-то необъяснимыми выступами и впадинами, подогнанные друг к другу с невероятным мастерством и точностью.

Это может объяснить, почему на одном из вертикально установленных блоков циклопической стены Оллатайтамбо имеются барельефы с характерным стилизованным изображением ступенчатой пирамиды Тиауанако. В Древнем Египте точно такая же графическая фигура использовалась в качестве иероглифа и символа камня Бенбен, эмблемы вечной жизни. И еще. Как ив Египте, Тиауанако и Ангкоре, одним из характерных «автографов» строителей была специфическая конструкция I-образных металлических закладных деталей для соединения блоков друг с другом.

Конечным пунктом нашего путешествия в Перу был заколдованный город Мачу-Пикчу, который парит на вершине горы над крутой излучиной священной реки Вилькамайю. Город этот замечателен во всех отношениях, в том числе и своим безусловно инкским происхождением. Впрочем, в его пределах находится и ряд сооружений, которые явно старше, причем намного, но были приспособлены к своим нуждам и использовались инками. К их числу относятся высеченная в скале пещера, прекрасный циклопический монумент, известный как Храм трех окон, и, разумеется, холм-пирамида в центре Мачу-Пикчу, частично естественного, частично искусственного происхождения. Верхушка холма представляет собой выход скальных пород, обработанный в виде гигантского кулака, один из пальцев которого указывает вертикально вверх.

Объект этот, так называемая «Интиуатана», или «Стоянка Солнца», так пока и не получил удовлетворительного объяснения. Такое довольно произвольное название ему дал Хайрем Вингэм, американский исследователь, открывший Мачу-Пикчу в 1911 году. На самом деле, он действительно имеет определенную связь с солнцем, а именно с равноденствиями и солнцестояниями, в чем можно убедиться, зрительно совмещая его с соседними вершинами. Но его никоим образом нельзя считать идеальным ориентиром или солнечными часами.

У основания Интиуатаны палеоастроном Рэй Уайт недавно обнаружил высеченные на камне изображения четырех созвездий, выделяющихся в небе над Андами: Южного Креста, Летнего Треугольника, ярких «глаз» — звезд темного облака в составе Млечного Пути, которое инки называли Ламой, и Плеяд. Инки верили, что эти созвездия определяют судьбу четырех сую (четвертей) их империи.

От древней астрономической религии, истоки которой теряются в глубинах истории, «пуповина» протянулась к великой империи, которой удалось за короткий период своего существования добиться так много достойного восхищения. Тем не менее за несколько десятилетий до того, как империя была сметена испанским завоеванием, она пришла в духовный упадок, утратив контакт с аллегорической природой своих верований и обрядов посвящения. Думаем, что инки получили эту замечательную систему в наследство от неизвестных предшественников, авторов циклопических сооружений в Андах, через многочисленные этапы эстафеты. Думаем также, что эти созидатели были связаны со своими столь же анонимными коллегами по всему миру, причем везде они следовали одной и той же системе. В этом смысле заслуживает внимания довольно убедительное предположение, высказанное Уильямом Салливаном в его фундаментальном труде об андской космологии, что тот же «технический язык мифа», который использовался по всему Старому Свету, чтобы передать сложную информацию, связанную с прецессией равноденствий, был в ходу и у инков, и их предшественников в доколумбовых Андах.

По мнению Салливана, за формулировками этого «языка святого откровения, сочетающегося с эмпирическими наблюдениями», стоит «некое весьма необычное духовное восприятие с глубоким проникновением в человеческий разум». Он утверждает, что инки позабыли, либо неправильно поняли, и потому исказили первичное учение, которое дошло до них. Подобно ацтекам, которые получили у себя в Центральной Америке почти идентичное духовное наследие, они совершили роковую ошибку, восприняв символику ритуалов посвящения буквально. Эта ошибка завела их в западню черной магии и человеческих жертвоприношений, когда они отвергли учение своего «Отца-Солнце», в соответствии с которым им следовало управлять обществом, основанном на справедливости и логике, с «жалостью, милостью и умеренностью».

Инки производили свои жертвоприношения хладнокровно, как роботы, в точном соответствии с системой геодезически выверенных прямых линий, про— ложенных так, чтобы отражать связь неба и земли. Эти линии, именуемые секе, были нацелены на места восхода и захода определенных звезд и созвездий, включая те четыре, что изображены на Интиуатане.

Расходясь лучами на сотни километров во всех направлениях от «Пупа Земли» в Кориканче (Куско), эта странная сетка, обагренная кровью жертв, создавала невидимую связь между многими удаленными друг от друга монументами.

Даже в таком, казалось бы, безмятежном месте, как Мачу-Пикчу, вас не покидают мысли о том, что инки, как и ацтеки, верили, будто души убиенных жертв возносятся прямо на небеса и превращаются в звезды. В Египте и Ангкоре существовало такое же поверье. Но там, как мы видели, оно было связано не с человеческими жертвами, а с учениями и ритуалами астрономического культа, целью которого была вечная жизнь посвященных. В Мексике и Андах астрономически выверенные пирамидальные сооружения использовались непосредственно для жертвоприношений. В Египте и Ангкоре астрономически выверенные пирамиды служили поиску бессмертия.

Возможно, в действительности расстояние между тьмой и светом не Толще человеческого волоса. Если Египет, Ангкор, Мексика и Анды унаследовали общие идеи, связанные с землей и небом, совсем не обязательно, чтобы эти идеи были восприняты ими одинаково. Напротив, есть все основания предполагать, что конкретный выбор своей судьбы зависит от того, в рамках какой системы существуют люди: