Татьяна все думала, думала. Впервые в жизни, наверное, ей не было скучно с самой собой…

И позвонил Андрей.

— Привет, ты где? — спросила Татьяна, еще не вполне понимая, что слышит его голос.

— Я приехал из леса, я хотел бы увидеться с тобой. Я ведь скоро поеду домой, к родителям…

— Приходи… — просто ответила она.

Договорились на вечер, часов на восемь.

Татьяна сходила в магазин, купила продуктов — ей хотелось устроить что-то вроде романтического ужина при свечах. В городе везде — во всех переулках, на площадях и бульварах — цвела сирень: белые, розовые, сиреневые кисти плотно облепляли кусты, делая их похожими на пирожные. Она подошла к одному, наклонила ветку и, уткнувшись носом в мелкие цветочки, жадно вдыхала с детства любимый запах. Ах, как ей хотелось видеть во всем хорошие знаки — знаки, стопроцентно обещающие ей, что сегодня она будет любить и будет любима!

“Конечно, все теперь будет не так, совсем не так”, — думала она, накрывая на стол и надевая свое единственное вечернее платье. Она забыла уже и о ядерном оружии, и о вселенском одиночестве, и о никому не нужных детях-даунах — стала просто женщиной, ожидающей на свидание мужчину.

Часы тикали.

Татьяна сидела в темно-синем длинном платье, открывающем спину, в изящных туфельках, накрашенная, за накрытым на две персоны столом, с вином и свечами. Восемь, полдевятого, девять… Не зная, чем занять себя, она просмотрела с диска какой-то фильм, не понимая, о чем он, поставила другой. Телефон Андрея был отключен.

В одиннадцать она поняла, что он не придет. Ноги стал сводить холод, как там, в безымянном озерце в Сергееве, и неумолимо на нее волнами накатывалось отчаяние.

Татьяна налила в бокал вина, выпила залпом. Налила еще один. Подумала — чего уж там — и принялась за еду. Неужели же в жизни это — единственный смысл? Неужели же и правда вся жизнь ее зависит от Андрея — двадцатилетнего мальчика, который и сам не знает, чего хочет в этой жизни?

Она пересела напротив, за другой прибор, налила вина в чистый бокал. Но ведь так не может быть! Должно же быть в жизни что-то еще. Только — что? На секунду ей показалось, что в дверь стучат. Она подскочила, прислушалась… Но это глухо ухало о ребра ее собственное сердце, отсчитывая свой ритм. Это всего лишь билось ее собственное сердце. Сердце… но разве этого мало?..

Андрей пришел в половине первого.

Татьяна хорошо подшофе со слегка размазанной косметикой сидела, закинув ноги на стол, и лениво цедила вино из бокала. От роскошного пиршества остались жалкие остатки, и было видно, что из второго прибора с бокалом тоже ели и пили.

— Ты что?! — возмутился он. — Не одна была?! Я бегу, волнуюсь, чувствую себя полной сволочью, а она тут с кем-то другим развлекается.

— А-а… — она махнула рукой. — Тут Петрович забегал…

“Hi!

Меня звать Алег. Я приехал в Канада давно поетому плохо пишу руским языком извините. Я есть из Торонто это город в канада. Живу я когда мне было 12 лет а сечас мне 35 годов и я есть канадский ситизен. Я делай имиграция для людей кто хочет быть в канада. Мне 35 лет я имиграциони юрист. Говорю по руски хорошо. Если плохо пишу поправь. Хочу писать друг другу и познакомить с тобой. У мне все ест но я не хотеть быть один. Раньше был только работа и денги а теперь я понимал что работа это мало а нужно более. Сам я приехал из Киев это Украйна совсем давно. Я часто еду по бывший СССР и имею в Росия, Украйна, Молдава, Исраел, и прибалтик свой офис. Если есть интерес мы можем следующий раз увидит друг друга. Напиши если можно интересно о себе Рaскажи о себе, какой ты и что делаеш подробнее куда любиш ходить из дому.

Алег”

Татьяна проснулась с тяжелой головой, вылезла тихонечко из-под одеяла, нашла аспирин и выпила пару таблеток с двумя кружками воды. Включила чайник. Вернулась в комнату и замерла в дверях. Андрей — стоило ей встать — тут же развалился на всю кровать и спокойно посапывал. И снова ей с утра было так удивительно видеть в своей постели этого мальчика. И он снова показался ей красивым-красивым, пожалуй, самым красивым. И голова уже не болела.

В окна во всю светило солнце. По правде сказать, и не утро уже было, а день. Но какой конкретно — вторник или суббота, второе или двадцать второе — она не знала. И до этого ей не было никакого дела. Она накинула халат и залезла с ногами в кресло напротив. Сидела и наблюдала. И больше ей ничего не хотелось — только вот так сидеть и смотреть на него.

Так и просидела минут сорок, пока не заметила, что Андрей давно уже смотрит на нее одним еще совсем сонным глазом и улыбается.

— Почему ты не спрашиваешь, почему я вчера опоздал?

— Потому что опоздал — значит, не было возможности прийти во время.

Сидели и пили чай.

— Ты правда не сердишься?

— Нет. Хорошо вчера погуляли?

Вчера Андрей сидел один в общаге и шкуркой протирал дырочку в лампочке. Димка с Петром сразу, после их совместной поездки в лес, уехали каждый в свой городок, к родителям, и это было к лучшему. Посвящать в свои дела он не хотел никого, даже самых близких друзей. Все, что нужно было, из лесу он привез и теперь чутко прислушивался к любым шагам по коридору. Не то, чтобы ему было страшно, но береженого, как говорится, Бог бережет. От сознания незаконности своих действий у него сладко сосало под ложечкой — азарт опасности пьянил: Андрей чувствовал какую-то необыкновенную легкость. Чувствовал, что свободен.

В качестве часового механизма он решил использовать свою старую “Нокию” со сломанным дисплеем, но рабочую. Благо аванса, выданного Коляном, хватило на недорогой, но рабочий телефон. Решил пустить в расход мегафонскую симку, которую все равно давно не использовал. Сходил только проверил, не заблокирована ли она уже: действовала. Заодно и пива прикупил, чтобы лучше работалось. Собрал все вместе и залюбовался: стоит позвонить на телефон — ток пойдет на контакты лампочки, в ней проскочит искра — вот уж хлопнет, так хлопнет. Последнее он, гордый собой, сказал вслух. Правда, шепотом.

Не имело значения, восемь ли на часах — двенадцать ли — он и сам не заметил, как пролетело время. С ощущением гордости — сильный, взрослый, уверенный в себе — и с адреналином в крови он и поехал к Татьяне.

— А… Отметили немного удачную поездку.

Полночи он проговорил о находках. И она впервые заинтересовалась его увлечением, задавала вопросы. Они говорили, и говорили, и говорили. А когда он бегал за презервативами, поймал себя на неожиданном желании купить ей какую-нибудь безделушку, чтобы порадовать…

Проснувшись, пили чай: она — по одну сторону стола, он — по другую. Посередине, между чашками, из окна на скатерть падал солнечный луч: утро снова разделило их; в свете луча медленно и равнодушно плавали пылинки.

Андрею мучительно хотелось уйти. Все это — и женщина, сидящая напротив, и необходимость поднимать кружку и отхлебывать горячую подкрашенную пакетиком заварки воду, и пыль эта, обычно незаметная, а тут вдруг проявившаяся, как изнанка, — все было лишено смысла. Внутри его, как в огромном сосуде, еще держались остатки ночи, как хорошего сна, который хочется запомнить, но в голове уже были совсем другие мысли: сегодня он должен был встретиться с Коляном.

Татьяна чувствовала, что он уже не с нею, но все внутри ее бунтовало, отказывалось принять это ощущение, как факт. Его визит, ночь, полная страсти, неожиданный подарок — дешевая игрушка на присоске, которую он, смущаясь, не глядя, прилепил на зеркало в прихожей, — все это она восприняла как свою полную и окончательную победу. А заснув под звон литавров, ей было очень обидно, проснувшись, обнаружить свою ошибку. Зло плеснув ему кипятка в кружку, она почувствовала некоторое восстановление справедливости, когда он, задумчиво отхлебнув, обжегся.

— Слушай, я понимаю, что вы делаете, когда находите останки наших солдат, а что вы делаете с немцами? — сдерживая раздражение, Татьяна попыталась завязать разговор.