Первым делом мы убрались восвояси, сели в машину и заперлись изнутри. Судя по тому, что мы перестали замечать очевидный абсурд ситуации, ультиматум подействовал. Каждый прокручивал в голове варианты спасения, но все они были из области научной фантастики. Через некоторое время меня осенило: «Слушайте, вы кому-нибудь говорили о ваших отношениях? Вспоминайте! Ты висла на нем при свидетелях?» — «Что за вопросы и почему это ты…» — «Я спрашиваю, да или нет? Ведь если нет, то вряд ли они точно знают, на ком он собирается жениться. Мы везде втроем, в машине спим вместе, попробуй разберись, кто есть кто в такой подозрительной компании». — «Ну, знаешь…» Бэмби, пожалуй, была готова обидеться. Это же очевидно — моя стриженая голова и ее золотые локоны. Как будто здесь можно было выбирать. «Ты гений! — он наконец-то сообразил. — Мы с тобой выйдем на лобное место и покаемся перед всем миром, а ты, — он поцеловал ее в затылок, — будешь сидеть в первом ряду и поддакивать, я все видела, я свидетель». «Тогда перестань меня обнимать, — промурлыкала она, — я должна войти в образ, а так ничего не выйдет». «Подумаешь, разве я не могу быть аморальным типом и приставать к тебе, а свистеть про будущее твоей подружке». Бэмби немного нервничала. «Я лучше подожду вас в кафе на площади. Не люблю мелодраматических сцен. Встретимся наверху». Она ушла, хлопнув дверью чуть громче, чем обычно.

Мы выбрались из машины и пошли по одной из узеньких улочек, ведущих на окраину города. Интересно, что стало с другой парой? И как они собираются контролировать выполнение судебного решения? Оборудуют нас радиомаячками? Возьмут с него расписку о том, что он никогда на мне не женится? Копию такой расписки не мешало бы вручить его невесте, чтобы она наконец успокоилась. Вот они, последствия жизни втроем. На пустом месте возникает интрига, обрастает намеками и догадками, которые превращаются в уверенность в том, чего нет. Я произнесла эту сентенцию про себя и только потом заметила, сколько в ней было злорадства. Оказывается, я способна на самые разные чувства. А что если это не злорадство, а хорошо замаскированная ревность? Нет уж, выясняйте сами ваши отношения. А я пока подумаю, как бы мне сыграть свою маленькую эпизодическую роль.

Он предложил пройтись к воротам, пока есть время, и все отрепетировать. Представь себе, на нас будут смотреть сотни людей, мы должны быть более чем убедительны. «Тогда тебе придется меня обнять». Его это не смущало. «И ты отречешься от меня, сестренка?» — «Легко. Но предварительно я прокляну ненавистный режим. И все сожмут кулаки и закричат „Но пасаран!“, а охрана скажет: „Прощайтесь“». — «А я скажу: прощай, любимая, не могу обещать тебе, что умру холостым». — «И тогда тебе придется меня поцеловать».

Мы стояли, как и полагается, у фонарного столба. К нему был прибит дорожный знак — десятка, обведенная в кружок.

Он сказал: «С удовольствием».

Дальше я плохо помню. Помню только, что мы оказались у городских ворот. Они были приоткрыты. Взявшись за руки, мы быстро вышли из города.

«Боже мой! — он повернулся ко мне, — неужели нас пропустили!..»

Бежать, пока нас не заметили, но куда

по дороге нельзя, она хорошо просматривается с вышки

мы в зоне прямой видимости

лучше под откос, в белесые заросли кустарника

кто-то положил доски через канаву

главное не упасть, не коснуться воды, иначе конец

перебраться на ту сторону

не думать о том, что нас все равно поймают и приведут

на центральную площадь

и будут допрашивать с пристрастием

о ревности, верности и любви.

И тут мы оба вспомнили о Бэмби. Она сидит в кафе и ждет. И тот мужчина, который говорил о детях. И остальные три сотни жителей города, но главное — она.

Надо вернуться, это даже не обсуждается. Надо вернуться за ней, она совсем одна и не умеет водить машину… И тут я вспомнила, что тоже не умею, ведь я не училась в автошколе, и у меня нет прав. Те несколько уроков, которые он дал мне перед отъездом… Конечно, я умею трогаться с места и ехать по прямой…

И вдруг я поняла, чего именно нам следует бояться.

А если они закроют ворота?

Он остановился: «Неужели ты еще не поняла? Они не закроют.

Все позади».

Не знаю, что стало с другой парой, но когда мы вернулись, на площади не было ни души. Единственным нашим желанием было поскорее уехать из города. Да, я могу показать на карте, но какое это имеет значение. Живительно, что мы не догадались раньше, и понадобились отравленные дороги, угрозы, розыгрыши, весь этот абсурд, когда в ту ночь он что-то рассказывал, лежа в другом углу комнаты, за окном проревел мотоцикл, и я переспросила: «Что?». Он засмеялся: «Нет, ничего. Спи. Это даже хорошо, что ты не слышала». Я ждала продолжения, но он молчал и пора было спать, спать.

— …а я, признаться, не вижу вокруг ничего особенного. Ну красиво. Красоты здесь на каждом шагу. Сначала восхищаешься, потом перестаешь замечать. Особенно, если неделю сидеть на одном месте. Ледяная вода, ледяные руки, рев водопада, я уже ко всему привыкла. Конечно, мы свободны и сами выбираем маршрут, но, может быть, пора двигаться дальше?

Ответа нет, пестрая солнечная ткань накрывает поляну, собирает в узел деревья, встряхивает, высыпает обратно.

— Ждем у моря погоды. Между прочим, погода может испортиться, и тогда прощай, дорогая. Твоя новая знакомая утверждает, что еще дня два и здесь будет потоп. Хотя, конечно, место замечательное, кого только не встретишь. Каждый день новые люди — и все с пустыми канистрами. Чувствую себя хозяйкой Медной горы, показываю дорогу, смотрю, как берут воду. Добрая фея источника. Добрая и прекрасная, даром что не первой молодости.

Старшая продолжала болтать, не обращая внимания на то, что кипящая вода заливает угли. Младшая сняла котелок с огня и выплеснула лишнее.

— Те, вчерашние, чуть не проскочили мимо. Разве можно быть такими легкомысленными? На плато всего три родника и надо точно рассчитывать свои силы. Идти от воды к воде. А они о чем думали, спрашивается. Тот парень, с длинными волосами… я вела себя глупо, да? Если бы они задержались…

Помнишь нашего соседа? Они похожи, правда? Мой тип мужчин. Взаимностью, как правило, не отвечают. Сосед, например, был очень неразговорчив, и я так ничего и не поняла — кто кому нравился, а кто просто погулять вышел. Я была в него влюблена без памяти, а он — неизвестно. Мама с трепетом ждала, чем все это кончится. Кандидатура была подходящая, серьезный мужчина. Мама надеялась, что он меня образумит, да не тут-то было. Ладно, дело прошлое.

— Этот как раз был разговорчив, — младшая подняла голову и ее стало слышно, — что их и спасло. Куда, интересно, они собирались идти без карт и с тремя сухарями на всех? Он тебе понравился, да?

Старшая засмеялась: «Я еще не потеряна для дурацких историй. Но истории требуют времени и места, а у нас ни того, ни другого. К тому же его гарпии… И зачем ему сразу три? А, главное дело, как они меня сверлили глазами, как будто я его съем. Особенно блондинка, ну просто гром и молния. Демонстративно удалилась в палатку, а он даже не пошевелился».

Некоторое время мы говорили о погоде, потом темы для разговора закончились. Передавал кружку и коснулся пальцев, огонь усыплял, выхватывая лица и руки из темноты; он поворошил угли, остановился где-то за спиной. Слишком мало. В лагере хохотали, и он сказал: «Спокойной ночи». Я видела, что он искал предлог, чтобы остаться, но внезапно появилась твоя эта… как ее… и все испортила. Я пошла к себе, долго не могла уснуть, а под утро увидела странный сон.

Во сне ты пыталась мне что-то сказать, но я не могла разобрать ни слова. Я видела под одеждой твое сердце, оно было голубым, а кровь розовой, как будто разбавленной, и в ней плавали маленькие рыбки. Кровь постепенно бледнела, в нее вливались другие реки. Я поняла, что ты стала такой ради меня. Потом появилась эта и сказала, что тебе вовсе не больно, что ты ничего не чувствуешь. И чтобы я не трудилась, потому что ты уже не слышишь. Я бросилась на нее с кулаками, но она исчезла. Когда я обернулась, тебя тоже не было. Ничего себе, сказочка. До сих пор не могу успокоиться.