– Как это – из какого, – недоуменно пожал он плечами. – Восточный фронт. Он был танкистом, потом сидел в плену у вас, в России. Строил дома в Москве. Потом вернулся, в пятьдесят шестом. Женился снова, скоро родился я.
– Строил дома в Москве? А какие дома? В какой части Москвы? – спросил я, и Альберт поднял на меня взгляд, услышав что-то в моем голосе.
– Не знаю. Ах да, на северо-западе Москвы…
– Ну да, да, – начал улыбаться я. – Бомбили в основном северо-запад. Там же и строили. Господин Хайльброннер…
И я замолчал.
Он смотрел на меня строго.
– Я купил недавно квартиру, – сказал я. – На северо-западе. В доме, который строили немецкие пленные. Потрясающая работа. В доме тепло в любую зиму.
Он молчал. Потом сказал с усилием:
– Отец говорил – они все уезжали счастливые. Знали, что исправили часть того, что сделали. Все, что было в их силах. Сказал – дружи с русскими. И еще сказал – не ходи на войну, делай вино. Вино – это улыбки и доброта.
Я погладил бутылку.
– Господин Хайльброннер…
– Нет, теперь уже просто Альберт…
– Да, Альберт. Представь себе: я выхожу на балкон, передо мной сплошная листва тополей во дворе – и прикасаюсь рукой к кирпичу. Серому, с оттенком бежевого, кирпичу, прочно сидящему в цементе. Его когда-то клали руками…
Он смотрел на меня.
Это уже потом, когда я уезжал, Альберт спросил меня – а кто был мой отец? А я, поколебавшись, признался честно: военный, а на войне он был истребителем танков.
И Альберт снова замолчал, а потом долго глядел вслед нашей машине.
Он, конечно, был прав – лишние полдня мне ничего бы не дали, ломиться в замок ночью было плохой идеей в Средние века, когда он был построен, и оставалось плохой идеей сейчас. Начинать надо было не с этого. А вот с чего.
Компьютер на первом этаже «польского отеля» отлично говорил по-русски – может быть, не все поляки тут были поляками? Я обратился к двум поисковым системам, на русском и – через один знакомый мне винный сайт – на английском. Ответов на слова «никотин» и «яд» набралось миллионы, но мне хватило первых нескольких строчек. И, кстати, русский поиск дал результаты куда более ясные и вызывающие доверие, чем английский.
Я успел даже обдумать – секунды две – глубокую философскую мысль. Все на свете есть яд в больших дозах и лекарство в малых. Что было бы, если бы я набрал сочетание «никотин» и «лекарство»? Ну ладно, это как-нибудь потом.
Итак, никотин. Он же – 3-(N-метил-2-пирролидил)пиридин; 1-метил-2-(3-пиридил)пирролидин. Он же – C10H14N2. В табачных листьях содержится от 0,7 до 6 % никотина, не более.
И теперь понятно, что настой табачных листьев никак не мог вызвать мгновенной смерти Тима Скотта.
А тогда что может такую смерть вызвать… так, так. Уничтожение сельскохозяйственных вредителей. Но тут лишь сульфат (40 % водный концентрат) и хлор-гидрат никотина, препараты с наполнителями – никотин-таннат и никотин-бентонит; еще настои из табачных листьев, а вот даже этикетка приводится – препарат никотина с серой или другим порошком, то есть тот самый никодуст Альберта, а также водные растворы никотина – для борьбы с вредителями растений. Водный раствор? Это что такое? Да еще с мылом.
А вот и самое главное. Никотин чистый – бесцветная маслянистая жидкость с одуряющим запахом и жгучим вкусом.
И как можно использовать такую штуку против дегустатора?
Ага, тут еще одна милая подробность. На воздухе чистый никотин окисляется, окрашиваясь в коричневый цвет. То есть его еще и держать надо в герметичном сосуде… это как же такой сосуд оказался на дегустации, как выглядел, как им пользовались?
Умер, сделав глоток. А это вообще интересно. Это что – чистый никотин страшнее, чем цианистый калий, то есть действует мгновенно?
Ну вот сейчас и посмотрим, мгновенно или нет.
Случайные отравления на производстве, так, ладно. Например, при применении никотина и его соединений в сельском хозяйстве, при вдыхании табачной или махорочной пыли, а также свободного никотина (особенно в отделениях ферментационных камер и в отделениях увлажнения табачных фабрик, где обрабатываются табачные листья при 50–60°). Чаще эти самые отравления возникали при контакте никотина или никотин-сульфата с кожей. А, вот – были некие беременные и молодые крысы, которые чувствительнее половозрелых… и введение однократно табачной пыли в трахею вызывает, оказывается, у крыс межуточную пневмонию с последующим пневмосклерозом, менее выраженным от табачной пыли после ферментации (тут даже есть академическая ссылка на человека по фамилии Скрипчан).
Так, а эта несчастная беременная крыса после общения с гражданином Скрипчаном еще и выжила?
Дерматиты и экземы у рабочих табачных фабрик… Не то.
А вот тут такой маленький пустяк. Чистый никотин хорошо проникает сквозь кожу. Значит, не было необходимости пить отравленное вино – если вино было отравлено? Подержать его во рту и выплюнуть в то самое ведерко – и достаточно, верно?
Так, известны случаи тяжелого отравления при промачивании рукава 95 % раствором никотина, а еще был рабочий, севший на стул, загрязненный 40 % раствором никотина; отравились садовники, на кожу которых попал 3 % раствор.
Но никто из них не умер.
И вообще, оказывается, со смертельной дозой никотина – большие проблемы. Капля никотина, известное дело, убивает лошадь – но, как ни странно, нигде не сказано, кто и зачем травил лошадей. Хотя если это не лошадь, то – «достаточно всего лишь одной капли никотина на целый аквариум, чтобы привести к гибели всех находящихся в нем рыб».
Ого, тут вообще кошмар: «если заядлому курильщику поставить пиявку, то она почти моментально отваливается и погибает в судорогах от высосанной крови, содержащей никотин». Какие мы нежные, не правда ли?
Наконец, я понял, почему смертельная доза чистого никотина обозначается как угодно, где – шестьдесят граммов (что вообще ни в какие ворота не лезло), а где – десять миллиграммов. Одно дело, если человек попал рукой в сульфатный раствор, и совсем другое – если…
Вот оно. Чистый и дикий случай.
«В 50-х годах прошлого века врачи Дворжак и Хейнрих, работавшие в Вене у К. Шроффа, приняли без его ведома вначале более 2 миллиграммов никотина, потом по 4,5 миллиграмма».
Ну, это уже не прошлый век. Это позапрошлый. И это не британские ученые, герои анекдотов. Это, как ни странно, немцы или почти немцы, то есть австрийцы. Какая тут связь? А неизвестно.
«Первая доза вызвала резкое раздражение и жжение языка. При увеличении дозы усилилось слюноотделение и возникло ощущение, что в желудке и пищеводе скребут щеткой. Наступило сильное возбуждение, жар, сильная головная боль, частичная потеря сознания. Раздражал свет, ослабел слух (уши были будто заложены ватой), дыхание стало затрудненным, появилось чувство скованности, словно в груди застряло инородное тело. Через десять минут после начала опыта побледнели лица, черты исказились, не было сил держать голову прямо, руки и ноги стали холодными как лед.
Озноб начался с пальцев рук и ног и затем распространился по всему телу, по прошествии двух часов начались судороги. Врачи чудом остались живы».
А вот и абсолютно смертельная доза, в случае приема чистого никотина через рот. От шести до восьми миллиграммов. Три-четыре капли.
Я оторвался от экрана и огляделся. Нашел пустую и чистую (Германия!) пепельницу и с удовольствием закурил. Дым белым призраком поплыл в гулкую пустоту.
Я сидел в безлюдном холле того, что когда-то было средневековым каменным амбаром. Где-то здесь живут и поляки, но сейчас они на работе. В амбаре я, попросту, был на данный момент единственным обитателем.
Где-то на виноградниках уютно урчал мотор. И больше – ни единого звука вокруг.
А ведь это серьезные ребята, подумал я, возвращая взгляд к экрану. Конечно, сейчас, пока я просто изучаю токсикологию по Интернету, меня здесь не обнаружат, зато потом…
