Шампанское было дорогое, уже охлажденное до нужной температуры, и от этого Пенни почему-то стало неловко. Она принялась излишне горячо благодарить, но, прежде чем она успела достать бутылку, Дэвид перехватил ее.

— Позволь мне, дорогая. Ты же знаешь, как это у тебя бывает: будешь бороться с ней, а потом пробка с грохотом вылетит, и половина вина выльется на пол, прежде чем мы сможем отведать его.

Это замечание задело Пенни, но она постаралась не показывать своих чувств. Она холодно улыбнулась, принесла бокалы и смотрела, как Дэвид извлекает пробку и разливает пенящееся шампанское. Кармин получила первый бокал — вполне естественно, она же гостья, Пенни второй.

— Ну что ж… — Дэвид поднял третий бокал. — За нас троих. — Но при этом он смотрел на Кармин.

Та тепло улыбнулась. Они выпили, и последовала неловкая пауза.

Пенни произнесла:

— Пойду взгляну, как там ужин…

«Все нормально, — сказала она себе, оказавшись в кухне. — Все это так ново для него, а она была весьма полезна; вообще-то, я не представляю, как бы мы без нее справились. Хватит дуться на нее, хватит этой паранойи». Вот так. Если она будет достаточно часто повторять себе эти слова, они сами впечатаются в ее подсознание, Нет никаких причин подозревать его.

Пенни начала возиться с едой, пытаясь сосредоточиться на филе камбалы, приготовленной ею для себя, и не слишком задумываться о том, что будут есть Кармин и Дэвид. Лишь нежелание посеять отчуждение между собой и Дэвидом помешало ей принимать пищу отдельно от него. Откровенно говоря, Пенни едва могла смотреть на мужа во время обеда; ее всегда тошнило от вида сырого мяса, и раньше они питались в основном рыбой, курятиной или овощными блюдами. Теперь все изменилось, и если рацион Дэвида был не таким кошмарным, как в легендах, все же он оставался довольно неаппетитным. И его манеры за столом… Он поглощал пищу жадно, со смаком… В основном он ел мясо, предпочитая говядину или телятину, либо совершенно сырое, либо едва прожаренное, так что кровь текла с куска и свертывалась на тарелке, а рыбу только в виде суши. Он обожал тушеного зайца, если мясник доставлял его с кровью. Когда мясо было принесено, Пенни уперлась и заявила Дэвиду, что он будет готовить его сам. Никаких овощей, никаких фруктов, хлопьев или круп. О, и еще, конечно, ежедневный завтрак из сырых яиц и кровяной колбасы. С алкоголем проблем не было — только теперь Дэвид предпочитал более крепкие красные вина и не пьянел, независимо от количества выпитого.

Сегодня Пенни пришлось угождать двоим вампирам, и она заставила себя приготовить бифштекс (сырой) с большим количеством густого пряного соуса, чтобы заглушить запах сырого мяса и замаскировать его вид. Она собиралась подать также овощи, но лишь для себя; ей одной предстояло есть и десерт — тирамису.

Пенни не ждала от этого вечера ничего хорошего. В первое, тяжелое время (она безрадостно улыбнулась, вспомнив, что считала его тяжелым) Кармин служила для нее опорой, посредницей в болезненном процессе преодоления Дэвидом первого потрясения и привыкания к своему новому состоянию. Однако теперь этот кошмар закончился, и мысль о том, что Кармин придет к ним в дом не для работы, словно превратив таким образом их отношения из профессиональных в личные, раздражала Пенни. Она не желала общаться с Кармин. Эта женщина нервировала ее (что было понятно), и теперь, когда нужда в ее услугах отпала, Пенни с радостью рассталась бы с ней навсегда.

Но Дэвид возразил, что они обязаны пригласить Кармин хотя бы раз. Простое прощание будет грубостью, настаивал он, и, если учесть, что без вмешательства вампирши Пенни была бы сейчас вдовой, он не понимал жену и был даже разочарован. Чувствуя себя мнительной школьницей, Пенни покраснела и капитулировала; остаток дня ее раздирали чувства вины и стыда, и она горячо надеялась, что Кармин не примет приглашения. Но Кармин пришла, так что этот день необходимо было пережить. Дэвид будет доволен, а когда все закончится, она, к счастью, навсегда распрощается с Кармин.

Обед протекал в церемонной, несколько скованной атмосфере, и Пенни, кроме сырого мяса, смущало количество выпитого Дэвидом и Кармин вина. Нет, на самом деле она ничего не имеет против, убеждала себя Пенни. Они не пьянели, не становились несносными. Но Кармин принесла всего одну бутылку шампанского, а если вспомнить, что их деньги, десять тысяч, преспокойно лежат сейчас на ее счете…

Она отбросила эту мысль. Мысли о деньгах беспокоили ее слишком часто, и она напомнила себе слова Кармин: сколько стоит жизнь Дэвида? Дэвид уже четыре месяца был ва… был тем, кем он стал, и даже в самые неприятные минуты Пенни признавала, что в его новом положении были свои плюсы. Взять, например, секс. За время их супружеской жизни муж редко проявлял сильное влечение; иногда постель становилась камнем преткновения, а когда он заболел, вопрос о супружеских обязанностях отпал сам собой. Пенни, естественно, никогда не жаловалась, но такое положение дел ее весьма раздражало. Теперь все изменилось. Дэвид стал неутомим. И изобретателен, и так любвеобилен, что его непомерные требования начинали утомлять ее и даже немного надоели. Мороженое — это вкусно, но если есть его каждый день, то в конце концов тебя затошнит…

Пенни постаралась отогнать от себя и эту мысль, постаралась преодолеть приступ жалости к себе. Какое значение имеют деньги или эти бытовые мелочи? Дэвид жив («ну… нет, нельзя углубляться в это»), здоров и гарантированно должен был оставаться таким… Внезапно это слово потрясло ее до глубины души. Навсегда. Дэвид не будет стареть. Пройдут годы, а он останется таким же, как сегодня, а она…

— Пенни? — Голос Кармин оторвал ее от кошмарных картин, встававших перед ее внутренним взором. — Все в порядке?

«О да, разумеется, все в порядке. Только я — кретинка, потому что лишь сейчас до меня дошел смысл происшедшего!»

Да, — проговорила она странным, хриплым голосом, который опроверг ее слова. — То есть нет, я… у меня, по-моему, что-то застряло в горле.

Может быть, это была лишь игра воображения, но Пенни показалось, что Кармин и Дэвид обменялись взглядами, не предназначенными для посторонних глаз.

Надеюсь, не рыбья кость? — сочувственно спросила Кармин. — Это может быть опасно. Позвольте мне…

— Нет! — Пенни сглотнула. — Благодарю. Все в порядке. — Она сделала неприлично большой глоток из своего бокала и на этот раз определенно заметила, как Дэвид поднял бровь.

— Еще налить, дорогая?

В его голосе не было ни тени неодобрения; но он хорошо умел скрывать свои мысли. «Всегда умел», — подумала Пенни.

— Да. Спасибо. — Она с вызывающим видом одним махом осушила бокал, словно желая, чтобы муж сделал замечание. Но он молчал.

— Все было замечательно, Пенни, — сказала Кармин, вероятно, чтобы разрядить внезапно накалившуюся атмосферу.

— Абсолютно согласен с вами, — подхватил Дэвид, прежде чем Пенни смогла вставить слово. — Мы должны как-нибудь снова встретиться, не правда ли?

Пенни открыла было рот, чтобы спросить: «Неужели?», но у нее хватило ума прикусить язык. Дэвид предложил Кармин кофе и, поскольку Пенни не проявила никакого желания готовить его, ушел на кухню сам. Пенни смотрела, как он уходит (высокий, стройный; прежняя склонность к полноте исчезла, и теперь он выглядел необыкновенно хорошо), а когда он скрылся, в мозгу у нее возник вопрос. Он вытекал из факта бессмертия Дэвида (она уже успокоилась насчет этого, хотя, без сомнения, мысли о его вечной жизни должны были вернуться и терзать ее снова), и внезапно ей отчаянно захотелось услышать ответ.

Пенни повернулась к Кармин.

— Могу я у вас кое-что спросить?

— Разумеется. — Кармин наклонила голову с царственным видом, отчего Пенни показалось, что ее принимают за дурочку. Еще одна мысль, которую нужно отогнать подальше.

— Это насчет детей.

— Ах, — на лице женщины появилось настороженное выражение, — я все думала, спросите вы об этом или нет.

Пенни внутренне встала на дыбы.