– Когда это действительно понадобится, ты переломишь себя, – ответила я, и мне очень хотелось рассказать Эбби о том, как я вчера весь вечер возилась во дворике. Раньше мне трудно было даже сделать шаг в ту сторону. Но это могло стать ничтожной частностью, да и, ко всему прочему, Эбби ничего не знала о наших отношениях с Марком.
– Сегодня утром я разговаривала с отцом Фреда Чини, – поделилась Эбби. – После этого я встречалась с членами семьи Харви.
– А когда выйдет твоя статья?
– Думаю, не раньше выходных. Мне предстоит проделать немало работы, написать краткий библиографический очерк о Деборе и Фреде и еще какие-нибудь детали, которые, возможно, мне удастся откопать во время моего расследования, особенно в связи с пропавшими ранее четырьмя другими парами.
– А что ты можешь сказать о семье Харви, исходя из той вашей утренней встречи?
– Я даже толком не поговорила с Бобом. До моего приезда он успел покинуть дом со своими двумя сыновьями. Боб не очень жалует репортеров. И, кроме того, я полагаю, что статус «мужа Пэт Харви» накладывает на него определенный отпечаток, поэтому он никогда не дает интервью газетам.
Отодвинув в сторону откусанный лишь наполовину кусок мяса, Эбби потянулась за сигаретой. Курила она еще больше прежнего.
– Я очень обеспокоена состоянием Пэт. Мне кажется, что за одну только прошедшую неделю она постарела лет на десять. И это не странно. Л абсолютно убеждена в том, что у нее есть какая-то информация и что она обладает собственной версией по поводу случившегося с ее дочерью несчастья. И именно это предположение подогревает мое любопытство. Мне очень интересно знать, не запугивали ли ее по телефону или не посылали ли ей писем с угрозами. Но она отказывается давать интервью кому-либо, даже полиции.
– Не понимаю, почему она ведет себя так неблагоразумно.
– А я понимаю, – ответила Эбби. – Мне кажется, что, пока остается хоть малейшая надежда вернуть Дебору домой целой и невредимой, Пэт Харви самому Господу Богу не расскажет свои секреты.
Поднявшись, я начала убирать со стола.
– Знаешь, свари мне, пожалуй, немного кофе, – попросила Эбби, – а то я усну за рулем.
– Когда ты хочешь уехать? – спросила я, загружая тарелки в посудомоечную машину.
– Скоро. До того, как я отправлюсь обратно в Вашингтон, мне предстоит побывать еще в двух местах.
Наполнив водой кофеварку, я вопросительно взглянула на нее.
– Хочу поехать в местечко «Семь-одиннадцать», где останавливались Фред и Дебора по дороге из Ричмонда, – ответила Эбби.
– Откуда тебе это известно? – прервала я ее объяснения.
– Я разузнала это у водителя грузовика, который слонялся вокруг зоны отдыха в ожидании команды, когда будет можно отбуксировать джип. Он подслушал разговор полицейских о найденной в портфеле квитанции. Я прошла огонь и воду, чтобы узнать, где находится это местечко под названием «Семь-одиннадцать» и имя продавщицы, дежурившей в тот роковой вечер. Некая Элен Джордан работала с четырех дня до двенадцати часов ночи, с понедельника до пятницы.
Я восхищалась Эбби, подумав о том, что она недаром завоевала большое количество наград за свои исследовательские репортажи.
– Что ты надеешься услышать от этой дежурной?
– Такое опасное предприятие, как это, напоминает мне поиски клада старых мастеров. Я не буду знать ни ответов, ни даже вопросов до тех пор, пока не начну расспрашивать.
– Мне кажется, тебе не стоит слоняться по вечерам, Эбби.
– Если хочешь, можешь снабдить меня дробовиком и отправиться вместе со мной, – пошутила она.
– Не думаю, что это будет хорошей затеей.
– Кто знает, может быть, ты верно рассуждаешь. Как бы там ни было, но я решила поехать с ней вместе.
Глава 4
Ярко светящаяся разноцветными огнями вывеска «Семь-одиннадцать» была видна уже за полмили. Таинственная, красно-зеленая, она сама по себе ни о чем не говорила. Мне показалось, что я вдруг отчетливо услышала избитую папину фразу: «И ради этого твой дед покинул Верону?»
Это было его любимым выражением, когда он, читая утреннюю газету, кивал головой в знак неодобрения. В первый раз он произнес ее, когда какой-то тип с восточным акцентом обслужил нас кое-как, подчеркнув то, что мы вовсе «не были истинными американцами». Отец повторял эту фразу каждый раз, когда читал о вызовах присяжных заседателей для участия в судебном заседании по разбирательству чьих-то недобросовестных поступков, употребления наркотиков или разводов. Когда я была еще ребенком, отец держал небольшую бакалейную лавку, и каждый раз, обедая вечером в кругу семьи, он рассказывал о своих делах, одновременно расспрашивая нас о наших успехах. Он прожил совсем мало и умер, когда мне исполнилось лишь двенадцать лет. Но я была абсолютно уверена в том, что, будь он жив, он не одобрил бы существования дежурных магазинов. Он бы сказал, что ночи, воскресенья и праздники даны людям вовсе не для того, чтобы стоять за прилавком или, закусывая буррито, мчаться куда-то в машине. В такое время нужно быть дома, с семьей.
Свернув на выездную дорогу, Эбби снова проверила зеркала. А менее чем через сто футов она уже подъезжала к стоянке «Семь-одиннадцать» и, как мне показалось, слегка оживилась. Не считая одного стоявшего возле входа с двойными стеклянными дверьми «фольксвагена», мы были единственными посетителями.
– Ну, наконец-то добрались до берега, – облегченно вздохнула Эбби, выключив зажигание. Последние двадцать миль нам не встретилось ни одной машины.
– По крайней мере, хотя бы это нам известно, – сказала я.
Ночь была туманная, небо беззвездное, а воздух теплый, но очень влажный. Мимо нас прошел молодой человек с двенадцатибаночной упаковкой пива в то время, как мы входили внутрь.
Яркими огнями по углам горели видеоавтоматы, а молодая продавщица пополняла прилавок сигаретами. Ей было не более восемнадцати. Пряди белокурых волос обрамляли ее личико, а тоненькая фигурка была затянула жакетом в оранжево-белую клетку и черными джинсами. У нее были длинные ярко-красные ногти, а когда она обернулась к нам, я поразилась строгим, почти суровым чертам ее лица. Она была похожа на мотоциклиста, который без всяких тренировок сразу же пересел на «Харлей-Дэвидсон».
– Вы Элен Джордан? – спросила Эбби. Продавщица сначала удивилась, а затем настороженно спросила:
– Да, а зачем вам мое имя?
– Эбби Торнбулл, – протягивая руку, по-деловому представилась Эбби. Элен Джордан ответила ей слабым рукопожатием. – Я из Вашингтона, – добавила Эбби. – Газета «Пост».
– А какая «Пост»?
– Вашингтонская газета «Пост», – уточнила Эбби.
– Понятно. – Со скучающим видом она ответила: – У нас есть в продаже эта газета. Она перед вами. – Сказав это, она указала на тощую стопку газет, лежавшую на прилавке рядом с дверью.
Воцарилась неловкая пауза.
– Я репортер газеты «Пост», – объяснила Эбби. Глаза Элен зажглись огоньком любопытства.
– Вы не шутите?
– Никаких шуток. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов.
– Для какой-нибудь статьи?
– Да. Я делаю репортаж, Элен, и мне действительно нужна твоя помощь.
– А что вы хотите знать? – спросила она, облокотившись на прилавок. В этот момент, как бы осознавая свою значимость, Элен вдруг стала очень серьезной.
– Я хочу задать тебе вопрос относительно той парочки, которая останавливалась здесь в прошлую пятницу, вечером. Молодой человек с девушкой, приблизительно твоего возраста. Они приехали в это место вскоре после девяти часов вечера, купив в вашем магазине упаковку с шестью банками пепси и какие-то другие вещи.
– А, это та пропавшая парочка, – сказала Элен, на этот раз оживившись. – Знаете, я бы никому не посоветовала останавливаться в этом месте. Когда нас принимают на работу в магазин, первое, о чем нас предупреждают, это то, что никто не имеет права пользоваться душем. Что касается лично меня, то я бы не возражала предоставить душевые таким посетителям, как девушка с парнем. Мне самой было ее жалко. Я хочу сказать, что мне было понятно ее состояние.