— Готово! — крикнул Скляров.
Шлюпка уходила все дальше. Буй горел красными проблесковыми огнями, словно приветливо мигал своим спасителям. Неожиданно в сизой дымке показался пассажирский пароход. Это был «Державин», курсирующий на линии Архангельск — Мурманск. Он гордо прошел мимо буя, и никто из пассажиров не знал, как предотвратили катастрофу.
...«Бодрый» неотступно преследовал лодку. Акустики держали с ней надежный контакт. Скляров мучительно ждал, когда же она изменит свой курс. Его начали одолевать сомнения, но старпом убежденно сказал:
— Надо подождать. Она что-то хитрит, но замысел у нее один — фарватер.
Прошло еще с полчаса. И вот лодка свернула на фарватер.
— Кажется, мы перехитрили «противника», — сказал Скляров, потирая руки. — Теперь резко менять курс и — в район постановки мин.
«Бодрый» уходил к мысу.
Кесарев запросил командира, когда наконец начнется постановка мин, — погода становится хуже. Скляров коротко ответил: ждать!
Наконец «Бодрый» лег курсом вдоль скал, и начали ставить мины. Тележки с круглыми черными шарами одна за другой падали в воду и исчезали в пучине. Каждая мина вставала на заданной глубине. Скляров, однако, настороженно ходил по мостику. Казалось, все учел, сделал точный расчет, упредил «противника», но беспокойство не покидало его. А тут еще штурман сказал, что, мол, лодка, обнаружив «Бодрый», могла укрыться где-нибудь на глубине и выжидать, как это нередко делали североморские подводники в годы минувшей войны.
— Мы похожи сейчас на волка, который гоняется за лисой, — засмеялся Лысенков.
Скляров, стоявший в двух шагах от него, едва не крикнул: «Куда ты, штурман свой нос суешь? Твое дело — держать курс, а уж с «противником» я сам разберусь». Но он ничего не сказал, а лишь косо взглянул на Лысенкова. Но когда тот вновь заговорил, он резко прервал его:
— Курс?
Лысенков понял, что командиру не до шуток.
— Сто сорок пять!
— Так держать!..
Теперь Скляров подумал о том, сообщать ли в штаб флота о своем решении. Пожалуй, надо еще подождать. Если допустил ошибку, то теперь ее не исправишь — выставлены все мины. «Пройдем мыс, и тогда дам знать», — решил он.
Была ночь. Небо очистилось, на нем заискрились звезды. Ветер поутих, но море по-прежнему бушевало. Мыс остался за кормой. Скляров составил донесение и, вызвав на мостик Грачева, велел его отправить. Не успел выпить чаю, как из штаба поступил ответ: «Действуйте по плану».
— Значит, в базу? — спросил его Леденев.
— В базу, комиссар. Что, тоже затосковал по берегу?
— А на берегу будем думать о море, — усмехнулся замполит.
— Да уж как водится...
Скляров тяжело поднялся из-за стола и, посоветовав замполиту «прикорнуть часок», направился на ходовой мостик.
«Бодрый» подходил к узкому деревянному причалу. Еще издали Скляров увидел на берегу матроса Гончара. Он стоял у черно-бурого валуна и, казалось, с грустью смотрел на приближающийся корабль.
«Достанется мне сейчас от комбрига», — подумал Скляров. Он подозвал к себе Грачева, кивнул в сторону берега:
— Вот он, ваш отличник...
Петр промолчал. Тяжело было у него на душе. Он знал, что о ЧП на «Бодром» будут говорить в штабе и, наверное, вызовут в политотдел, а там, глядишь, и выговор по партийной линии объявят. Но не это волновало Грачева — он готов по всей строгости отвечать за своего подчиненного. Волновало другое: как там у матроса дома?
— Берите его — и ко мне, — сказал Скляров.
На пирсе моряки с «Бодрого» ловко подхватили концы, поданные с корабля, и стали дружно заводить за кнехты. «Бодрый» покачался, покачался на зыбкой волне и затих.
Поставили сходни, и Гончар поднялся на корабль. Грачев ждал его у трапа.
— Товарищ старший лейтенант, матрос Гончар... — Он осекся, не зная, что говорить дальше. — Прибыл, так сказать... Прибежал на причал, а корабля уже нет...
Грачев повел Гончара к себе. Когда вошли в каюту, он хмуро бросил:
— Садитесь.
Однако матрос не сел.
— Стыдно, да? — с укоризной заговорил Грачев, — Мне тоже стыдно. За вас стыдно. И за себя. Выходит, не научил порядку... А я вам верил. В военно-морское училище рекомендовал...
— Не хотел я, да уж так вышло...
— «Так вышло». — Грачев намеренно растянул эти слова. — Вышло так, что вы бросили корабль, товарищей. Вы понимаете, что заслуживаете строгого наказания?
— Наказывайте, ваша воля. — Голос матроса сорвался. — Но я уже и так наказан. Может, за ту ночь я душой постарел...
— Слова, красивые слова. У вас они здорово получаются. Помните, что писали в Ильмень своей учительнице? — продолжал Грачев. — «Жизнь человека не должна тлеть, как свеча, погибшие герои завещали нам, живым, святость своего сердца, чистоту души...» Выходит, эти слова не от сердца шли? Вот и верь вам, Анна Андреевна Смирнова небось героем вас считает. А этот герой раскис и о доверенном ему деле, святом деле, позабыл.
— Но я не мог... — глухо сказал Гончар... — Она плакала... И он был там, и я не мог...
— Кто — он?
— Капитан «Горбуши». — Голос матроса дребезжал, как лопнувшее стекло. — Я бы не опоздал на корабль, но я ходил на траулер. К Серову ходил. Моя совесть чиста, — добавил Гончар с какой-то мрачной убежденностью. — Она не хочет брать сюда сына, она хочет плавать на судне. Она — романтичная натура, а в жизни ни черта не смыслит. Ей дорог траулер, а не я. Ну и пусть. Пусть морячит...
— Ну вот что, пойдемте к командиру. — Петр встал, одернул тужурку. — Только не вздумайте оправдываться...
Скляров за столом что-то писал. Когда они вошли, он отложил бумаги в сторону.
— Ну-ну, герой... — с усмешкой сказал он, глядя на матроса. — Где были, почему опоздали на корабль?
Гончар доложил все, как было. Наступила напряженная тишина. Скляров провел ладонью по лицу, как бы раздумывая.
— С женой поссорился? — переспросил он. — Ну, а при чем тут корабль, служба? Этак у всех причин полный трюм наберется. Тот поссорился, тот влюбился, тот еще что...
Матрос молчал. Скляров несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь.
— Рыцарь моря... — с насмешкой произнес он. — Я-то помню, как на комсомольском собрании вы призывали всех быть рыцарями. А теперь?..
В каюту без стука вошел старпом.
— Товарищ командир, вас срочно вызывают в штаб флота, — запыхавшись, сказал он. — Машина на причале.
— Вечером продолжим разговор, — сказал Скляров Грачеву.
Он надел фуражку и вышел: «Вот оно, началось...» Командующий сидел за широким дубовым столом и о чем-то оживленно беседовал с контр-адмиралом, подводником. Увидев Склярова, поднялся из-за стола.
— Илья Васильевич, — сказал командующий, обращаясь к контр-адмиралу, — вот это и есть командир «Бодрого» товарищ Скляров.
Капитан 2 ранга смутился.
— Слушаю вас, товарищ командующий.
— А что меня слушать, — улыбнулся командующий. — Послушайте комдива подводных лодок. Жалуется, что мины закрыли им доступ к кораблям и базе. Хитро! Молодцом, Павел Сергеевич. Хвалю за инициативу. Это и есть командирское мышление. Ну садитесь, рассказывайте, как и что...
«Неужели ему не доложили о ЧП?» — недоумевал Скляров.
— Что покраснели? — спросил командующий. — Небось за случай с матросом переживаете? Мы еще к этому вернемся. А сейчас прошу к столу. Вот карта...
Скляров подробно все доложил. Выслушав его, контр-адмирал сказал не без огорчения:
— Да, не сумел командир лодки перехитрить вас. Не сумел. Я бы, к примеру, рискнул пройти между островом и скалами, хотя мыс Звездный весьма скверное место для плавания лодок. Там рифы, мелководные банки. К тому же сложная гидрология моря. Мне тоже памятно это место, — продолжал контр-адмирал. — В мае сорок второго года, во время патрулирования, мы обнаружили вражеский конвой, и я решил прорваться внутрь конвоя и атаковать его. Замысел удался — торпеда угодила в головной транспорт, и он тут же затонул. Нас атаковали корабли охранения. В кормовой отсек хлынула вода, вышел из строя гидрокомпас. Мне ничего не оставалось делать, как взять курс на минное поле, которое выставили гитлеровцы. Вот так и спас корабль. Позже в одном из походов мы потеряли одну свою лодку. Командовал его капитан-лейтенант Василий Грачев. Я лично его знал — очень смелый был командир. Жаль мне его было до слез.
