- Вы уверены?.. - мягко переспросил Виллем, склоняясь к девочке с высоты своих шести футов роста, - ...что это ваше?
- Разумеется, мое, сэр капитан, - Молира гордо вздернула носик. - Я вам могу подробнейшим образом доказать свои права на все, начиная этой побрякушкой и заканчивая троном, в очереди на наследование которого я стою, между прочим, пока аж четвертой... Только прекратите, прошу вас, этот цирк! За что вы вывозили по полу моего доктора, он ведь ни в чем не виноват!
- Истинно так, - кивнул в палубу Ларри, уже промолчав о том, что как бы присутствующие дамы не любили вешать на него ярлыки, он все еще оставался ничьим доктором, своим собственным.
- Я расскажу все, что было на самом деле, и доктор Траинен тоже. Только мы согласны на приличный разговор, а не допрос для преступников. Если вы сами сказали правду, и сюда действительно прибудет герцог, не хотите же вы, чтобы он узнал, что бы обращались с его дочерью и ее друзьями нелюбезно?..
Волшебные слова сработали - юноша опасался гнева вышестоящих инстанций и не желал поставить ни малейшего пятна на свою безукоризненную, как свеженакрахмаленная сорочка, репутацию, поэтому в его случае принцип "Лучше поверить врагу, чем не поверить другу" оказался действенным.
- Можете подняться, - сухо проговорил Виллем, при этом возвращая цепочку Олли, которую та не замедлила сунуть обратно врачу. - И я приглашаю вас в свою каюту побеседовать, но только, в знак уважения ко мне, прошу остаться безоружным.
Трое прошли в капитанскую каюту, оказавшуюся намного более просторной, чем на "Сколопендре", и в которой царил казарменный аскетизм. Галантно наполнив для девочки стакан из хрустального графина с водой, в котором плавали золотисто-желтые лимонные дольки, Вейдвальдс усадил ее напротив своего письменного стола, а судового врача оставил сидеть где-то возле двери. Якобы, чтоб тот не забывал, что это было не дружелюбное приглашение на глоток лимонада, а капитану его просто навязали. И оба приготовились выслушать занимательную историю о жизни маленькой девочки, которая на своем недолгом веку уже успела пережить несколько приключений...
Молира родилась в семье среднего королевского сына, Освальдра, герцога Дриорского, и девицы Адамины из рода Хартцов. Будучи поздним ребенком у любящих родителей и единственной наследницей женского пола, появившейся на свет за последние три поколения в королевской семье, девочка была взлелеяна с утроенной заботой. Учитывая то, что в первые годы жизни Молира была болезненной, впрочем, не более, чем другие слабые и бледные "цветы жизни" аристократических семей, она с младенчества была окружена штатом врачей и знахарей, отборных кормилиц и профессиональных нянек, к которым затем еще прибавились гувернантки, воспитательницы и многочисленные учителя, призванные сделать из малышки идеальную девушку, которую и замуж выдать будет приятно, и на трон (в случае чего) посадить не стыдно. До шести лет не видя ничего, кроме стен замка в герцогстве Дриор (далеко не самую живописной и веселой части Королевства), подлеченная и подученная, слегка окрепшая телом и умом наследница впервые была вывезена в столицу, ко двору своего венценосного деда... Где на королевском балу практически провалила первое, предложенное ей испытание взрослой жизни. Тогда родители решили, что девочке еще рано так тесно знакомиться с высшим светом (свет не еще не готов к таким нервным потрясениям), и Молира продолжила свое вынужденное затворничество. Подобный образ жизни, в котором ребенка с одной стороны держали в строгих рамках, а с другой умудрялись чрезмерно баловать и потакать ненужным прихотям, сформировал личность капризную и эгоцентричную, хоть при этом и не лишенную многих положительных качеств, почерпнутых от волевого, решительного отца и доброй, справедливой матери. Герцог и герцогиня при дворе считались идеальной четой и прекрасно дополняли друг друга, но идиллия их совместной жизни, к сожалению, продлилась недолго. Спустя семь лет после рождения дочери, Адамина, будучи еще молодой женщиной, слегла, сломленная неожиданной болезнью, и вскоре, несмотря на все усилия медиков, герцогини не стало.
С тех пор герцог, скорбевший об усопшей супруге, сильно изменился. Злые языки поговаривали, что он даже потерял рассудок от горя, и доля правды в этом, к сожалению, была. Вдовец настолько был верен своей любви, что не только отвергал все мысли о повторной женитьбе, в его сердце даже для дочери места осталось не так много, как для покойницы. Суровый, местами даже жестокий нрав Освальдра больше ничего не смягчало и не уравновешивало, так что он пустился реализовывать себя в государственной службе так, как умел это лучше всего, прослыв черствым законником и неумолимым поборником преступности на суше и на море. На вежливые замечания о том, что он еще видный мужчина, и ежели ему не угодно заключить любовный союз, то брак из политических соображений был бы очень даже кстати, и что маленькой Молире, как ни крути, нужна мать, герцог безмолвно злился, пугая людей внешним хладнокровием. В итоге он довел все до такого абсурда, что, продолжая тихо ненавидеть официальную медицину и начав тяготеть к различным оккультным практикам, пригласил ко своему двору из Фьонуарана, далекой и недружелюбной страны, в которой люди поклоняются странным богам, так называемого "медиума", который позволил бы ему выходить на контакт с духом супруги... На этой части рассказал Лауритц не выдержал, воскликнув: "Да из такой семейки я бы тоже сбежал!" - а потом великодушно добавив. - "Продолжайте-продолжайте - я не буду больше перебивать".
В такой вот атмосфере Молира жила (кто-нибудь даже мог бы сказать - героически выживала) до тех пор, пока ей не исполнилось без малого десять лет. На первый серьезный юбилей маленькая девица выклянчила себе невероятный подарок - поездку в летнее именье, туда, где тепло и привольно, где вместо однообразных крыш в окно видишь горы, а главное туда, где практически за воротами плещется Море... Так как отец ее с молодых лет официально служил в Королевском Флоте, Олли втайне мечтала о море, хоть никогда не видела его вживую. Недостаток реальных знаний у нее компенсировался почерпнутым из книг и многочисленных маринистических полотен, которыми был украшен их дом, так что девочка, воспитание которой потихоньку начинало идти наперекосяк, любовно лелеяла свою навязчивую идею. Навязчивые идеи, кажется, были на роду у них написаны... Герцог, например, непременно решил обручить постепенно взрослеющую дочь с кем-нибудь "достойным", и оказался настолько великодушен, чтобы предоставить девочке самой выбрать из десятка кандидатов, которые должны будут прибыть на именинное торжество. Причем всех "принцев, лордов чего-то там и сыновей владык забугорных" бедняжке нужно было выучить со всеми родословными и биографиями, как таблицу умножения. "Придворный звездочет" тоже ненавязчиво советовал герцогу в кандидаты на зятья одного князька из своих земляков. "Такого уродливого, - ежилась Олли, рассказывая свою историю, - ему должно быть всего-то двадцать лет, а борода у него белая, будто вся уже седая".
Неудивительно, что замуж девочке совершенно не хотелось, и пусть под венец ее никто еще тащить не собирался, все эти тонкости ребенку объяснять никто не взялся. Поэтому назревающая помолвка стала одной из решающих причин побега. В летнем имении, располагавшемся в Порт-Каллат, заботы о маленькой, но многообещающей наследнице поручили вдовствующей графине, одной из дальних родственниц, и ее компаньонке - старой деве, успешно разменявшей четвертый десяток лет своей скучной жизни. Им, пожалуй, больше всего должно было влететь за пропажу девочки, и ради них Молира готова была бы вернуться...но не потому, что ей было жаль бедных женщин, а из интереса посмотреть на расправу. Просто ее отец за подобную провинность грозился разжаловать их в служанки и повыдавать за свинопасов, а из уст герцога это звучало вовсе не как остроумная шутка.
