Привскочивъ въ креслѣ, онъ протянулъ руку и машинально пожалъ кнопку пріемнаго механизма.

— Слушайте: если депутатъ Арсенъ Мареттъ теперь на вечерѣ у г-на Филоксена Лорриса, то его просятъ подойти къ аппарату, — отчетливо сказалъ голосъ телефонистки съ главной станціи.

Оказалось, что вызываютъ какъ разъ самого великаго историка. Сонъ г. Маретта мгновенно разсѣялся. Онъ немедленно-же отвѣтилъ:

— Я здѣсь! Кто говоритъ?

Пластинка телефононоскопа мгновенно освѣтилась и послѣ нѣсколькихъ секундъ неопредѣленнаго мерцанія на ней отразился совершенно явственно образъ дамы; сидѣвшей въ рабочемъ кабинетѣ г-на Маретта, въ холостомъ убѣжищѣ, которымъ онъ обзавелся на холмахъ квартала Монморанси (въ XXXII парижскомъ округѣ). Это была уже пожилая, довольно полная дама, съ характерными чертами лица и очень густыми бровями, раскидывавшимися черной дугой надъ изогнутымъ римскимъ или, лучше сказать, орлинымъ носомъ.

Арсенъ Мареттъ упалъ, словно окаменѣлый, въ кресло. Несмотря на годы и произведенныя ими въ этой женщинѣ перемѣны, онъ тотчасъ-же узналъ ее. Это была она, — вѣчный непримиримый его врагъ, недававшій ему покоя даже во снѣ,— она — г-жа Мареттъ!

Когда-то она была стройной, весело улыбавшейся блондинкой, но тѣмъ не менѣе Арсенъ инстинктивно узнавалъ ее теперь послѣ тридцатидвухлѣтней разлуки въ величественной дородной дамѣ, стоявшей передъ нимъ съ нѣсколько обрюзглымъ, но все еще повелительнымъ видомъ.

— Да-съ, милѣйшій супругъ! Это я, — собственной моей персоной, — заявила она. — Надѣюсь, вы оцѣните мое добродушіе!.. Вы видите, что я, забывая законные поводы къ неудовольствію, которые вы мнѣ подавали, дѣлаю первая шагъ къ примиренію. Я нахожу, что намъ съ вами пора, наконецъ, забыть прежнія мелочныя разногласія!..

«Прежнее» — въ данномъ случаѣ обозначало происходившее тридцать два года тому назадъ. Мысль эта мелькнула у Арсена Маретта, но у него не хватило духу ее высказать.

— Волненіе, въ какое вы пришли, мой другъ, при свиданіи со мной, меня радуетъ. Оно говоритъ въ вашу пользу, — продолжала дама. — Вижу, что вы не совсѣмъ еще меня позабыли!.. Вѣдь я не ошибаюсь?…

— He ошибаетесь, — едва слышно пролепеталъ Арсенъ.

— Подумаешь, какое долгое недоразумѣніе существовало съ вашей стороны и какъ присворбно вы заблуждались!.. Надѣюсь, впрочемъ, что одиночество васъ исправило?..

Арсенъ тяжело вздохнулъ.

— Очевидно, что вы теперь сознаете сами свою вину, a потому — не будемъ болѣе говорить о прошломъ. Я готова простить вамъ все, — великодушно забываю ваши прегрѣшенія и возвращаюсь на прежнее мѣсто у домашняго очага!.. Ахъ, я вполнѣ понимаю сердечное ваше волненіе, но прошу васъ, Арсенъ, старайтесь его побѣдить! Помните, что вы въ гостяхъ на вечерѣ! Кланяйтесь отъ меня Филоксену Лоррису и его супругѣ! До свиданія, мы успѣемъ еще переговорить. Теперь я должна вѣдь кое-какъ устроиться въ вашемъ логовищѣ!..

Телефоноскопическое сообщеніе оказалось прерваннымъ, и г-жа Мареттъ исчезла. Арсенъ Мареттъ лежалъ съ минутку въ креслахъ безъ голоса и почти бездыханный, словно человѣкъ, пораженный громовымъ ударомъ. Оправившись, наконецъ, онъ вздохнулъ, поднялъ голову и сказалъ съ покорностью судьбѣ:

— Принесла-же, вѣдь, ее нелегкая! Тутъ, разумѣется, ни-чего не подѣлаешь!.. Можетъ быть, впрочемъ, это и къ лучшему. Мой историческій трудъ закончивался немного вяло. Его заключенія выходили какъ будто блѣдными и слабоватыми. Присутствіе жены не преминетъ меня вдохновить… Она, разумѣется, станетъ меня мучить такъ, что и не приведи Господи. Справедливо говорятъ, однако, что нѣтъ худа безъ добра! Въ «Исторіи непріятностей, причиненныхъ мужчинѣ женщиной съ каменнаго вѣва и по сіе время» важнѣе всего именно конецъ послѣдней части. Теперь я увѣренъ, что при содѣйствіи г-жи Мареттъ онъ окажется у меня блестящимъ фейерверкомъ громовъ и молній.

Филоксенъ Лоррисъ излагаетъ свои проекты. — Общеобязательное здоровье, доставляемое употребленіемъ національнаго и патріотическаго лекарства. — Новая разсѣянность Сюльфатена. — Резервуарх съ міазмами.

Сюльфатену удалось, наконецъ, розыскать бывшаго своего больного, Адріена Ла-Героньера, съ увлеченіемъ игравшаго въ билліардной залѣ оживленную партію съ прежней своей сидѣлкой, аппетитной толстуткой Гретли. Заставивъ своего паціепта прервать эту партію, инженеръ-медикъ вернулся вмѣстѣ съ нимъ къ Филоксену Лоррису, вокругъ котораго успѣлъ уже сгруппироваться кружокъ серьезныхъ людей, неспособныхъ увлекаться такими пустяками, какъ инструментальная и вокальная музыка, хотя-бы даже въ произведеніяхъ наиболѣе выдающихся композиторовъ. Этотъ истинно-философскій кружокъ украшали своимъ присутствіемъ, между прочимъ, дѣвица Бардо, докторъ по всѣмъ отраслямъ человѣческаго знанія и дѣвица Купаръ, сенаторъ Сартскаго департамепта. Обѣ онѣ обсуждали съ Филоксеномъ Лоррисомъ какой-то спорный, не вполнѣ еще выясненный, отвлеченный научный вопросъ.

— Оставляю тебя съ этими барышнями, — сказалъ потихонько Филоксенъ Лоррисъ сыну. — Поговори съ ними. Ты убѣдишься, что это образцовыя женщины, умы которыхъ не имѣютъ ничего общаго съ вѣтренными мельницами… Помни, что ты можешь одуматься. Время пока еще не ушло!.. Ничто не мѣшаетъ тебѣ сдѣлать предложеніе той или другой изъ нихъ. Выбирай любую!

— Благодарю покорно!

Адріенъ Ла-Героньеръ за послѣдніе нѣсколько мѣсяцевъ очень измѣнился. Благодаря знаменитому національному и патріотическому лекарству, дѣйствіе котораго, по распоряженію Филоксена Лорриса, испробовалъ надъ нимъ инженеръ-медикъ Сюльфатенъ, процесъ возстановленія надорваннаго его организма подвинулся замѣчательно быстро. Адріенъ, дошедшій было до послѣдней степени физической немощи и умственнаго отупѣнія, вернулъ уже себѣ, по крайней мѣрѣ, судя по наружности, прежнее здоровье и энерню. Жизненная сила, почти совершенно изсякшая передъ тѣмъ, опять била могучей струею въ обновленномъ его организмѣ.

Пролежавъ нѣсколько времени, словно недоносокъ, въ изобрѣтенномъ Сюльфатеномъ согрѣвающемъ аппаратѣ и перенесенный оттуда въ кресло на колесахъ, гдѣ пробылъ еще съ мѣсяцъ, изображая изъ себя нѣчто вродѣ сломанной куклы или несчастливца, разбитаго параличемъ, Адріенъ Ла-Героньеръ превратился опять въ настоящаго человѣка. Онъ ходилъ, думалъ и дѣйствовалъ, какъ подобаетъ гражданину, находящемуся въ здравомъ умѣ и полной памяти и въ тоже время пользующемуся вожделѣннымъ тѣлеснымъ здоровьемъ.

Филоксену Лоррнсу хотѣлось, чтобъ г-нъ Мареттъ и прочіе гости полюбовались этимъ дѣйствительно необыкновеннымъ результатомъ. Великій ученый намѣревался показать имъ образчикъ дивнаго исправленія человѣческой развалины, которую всѣ считали пришедшей въ полнѣйшую негодность. Однако-же Адріенъ Ла-Героньеръ, у котораго вмѣстѣ съ тѣмъ съ пробужденіемъ умственныхъ силъ воскресли также и прежнія замѣчательныя коммерческія способности, вступилъ въ горячее препирательство съ Сюльфатеномъ.

— Я совершенно вылечился, любезнѣйшій, — это рѣшено и подписано, а потому соглашаюсь немедленно уничтожить наше условіе, уплативъ громадныя суммы, вытребованныя у меня въ то время, когда я не пользовался всѣми способностями и былъ не въ состояніи оспаривать предложенныхъ мнѣ условій. Взамѣнъ этого, однако, я считаю себя вправѣ требовать, въ качествѣ вознагражденія, извѣстной доли въ барышахъ съ вашего національнаго патріотическаго лекарства!..

— Это не входитъ въ мои разсчеты, — возразилъ Сюльфатенъ. — Договоръ нашъ остается въ силѣ. Я не соглашаюсь его уничтожить, и вы будете мнѣ уплачивать ежегодныя преміи въ условленные сроки!.. Къ тому-же, любезнѣйшій, вы ошибаетесь, думая, что совершенно выздоровѣли. Починка у васъ произведена лишь поверхностно и только на время, такъ что васъ придется еще лечить…