Накануне Витенькиного трехлетия отец зашел за ним. Он принес денег в конверте, дорогую игрушку – железную дорогу с рельсами, поездами и семафорами, а еще билеты в цирк. Сеанс через час, одевайте сыночка!

Тамара была против – рановато для таких походов, мальчик ничего не поймет, устанет, начнет капризничать… Но она никогда не могла возразить мужу, тем более что он отлично мог управиться с сынишкой. Да и мальчонка был не по годам развит, небось не заревет, увидев клоуна!

Итак, отец и сын ушли вместе, а через четыре часа, когда Тамара уже с ума сходила от беспокойства, ей позвонили из милиции. Виктор уже был там. Произошло самое страшное, то, чего боятся все без исключения родители. Потерялся ребенок.

Виктор Иванович, по его словам, оставил Витюшку на месте, сам отошел на минутку, чтобы купить бутылку морса. Было душновато, мальчик просил пить.

Но на самом деле Орлов отвлекся вовсе не на покупку морса. Увы, дама его сердца, разлучница Валентина, характером была не подарок, да и ревнива к тому же. У нее, в отличие от Тамары, не хватало ума и такта, чтобы скрывать неприглядные стороны своей натуры. Она мучительно ревновала Виктора к жене и сыну. Каждый раз, когда он уходил проведать мальчика, Валентина была уверена, что возлюбленный больше не вернется. Она устанавливала за ним слежку, ходила по пятам, устраивала обыски, дикие скандалы и театральные попытки самоубийства. И у нее были причины для ревности, не так ли? Женщина, увлекшая мужа из семьи, не может быть совершенно за него спокойна. Если он ушел от жены к ней, то что помешает ему рано или поздно уйти уже от нее с другой, более привлекательной особой? Валентина была оскорблена тем, что Виктор никогда не приводил сынишку к ним в гости. Не очень-то ей нужен этот мальчишка, но что же получается, люди добрые? Выходит, она никто, дрянь, порочная женщина, если ее общество нежелательно для ребенка?

Отыскав в жилетном кармане любовника билеты в цирк, Валентина быстро разработала план действий. Цирковая касса продала еще один билет. Все первое отделение женщина сидела как на иголках, а в антракте купила эскимо и отправилась к ярусу, где сидели счастливые отец и сын. Заметив любовницу, Виктор Иванович пришел в ужас. Если малец проболтается матери, что в цирке они были не одни, а пришла еще какая-то тетя с мороженым, не видать ему больше сына как своих ушей! Тамара гордая, она его не простит, не даст больше видеть Витю! Нужно было действовать быстро, и Виктор решился. Строго наказав малышу сидеть на месте и никуда не уходить, он выскочил в проход, подхватил Валентину под локоть и повлек к выходу, не вникая в ее мольбы и угрозы.

Когда он вернулся, спровадив любовницу до дому до хаты, сына в кресле не было. Мгновенно вспотев от ужаса, горе-папаша обегал весь цирк, прорывался за кулисы, пугал переодевавшихся гимнасток и сам пугался осклабленной львиной физиономии за решеткой, но Витеньки не нашел. Скорее всего, тот сполз с кресла да и пошел исследовать большой, зовущий, интересный мир. Трехлетний бутуз привлек внимание каких-нибудь доброхотов, скоро его приведут. Вероятно, в цирке уже объявляли по радио о найденном ребенке, но взмыленный Виктор на это внимания не обратил.

Румяные милиционеры подбадривали родителей. Да найдем мы вашего пацана, куда он денется? Но их прогнозы не подтвердились. Никто не привел Витюшку, никто не спросил: «Извините, вы мальчика не теряли?» – ни сегодня, ни на следующий день, ни через неделю. Влиятельный свекор подключил свои связи, но это не помогло. Единственное выясненное обстоятельство никого не утешило. Капельдинерша в цирке припомнила, что какая-то женщина вроде бы уводила из цирка в антракте симпатичного круглощекого бутуза. Она запомнила это, потому что на мальчике был очень приметный комбинезончик, расписанный скачущими на лошадях ковбоями. Вещь, очевидно, заграничная. А вот в женщине ничего особенного не было. Да, молодая. Вроде бы брюнетка. Скорее, высокого роста. Вот и все.

Свекру намекнули в прокуратуре, что возможно похищение. Бывают оказии, хоть у нас тут и не Америка, и в газетах про это не пишут. Если так, то скоро злоумышленники дадут о себе знать. Потребуют выкуп за ребеночка, а тут мы их цап-царап! Ну, или выкуп платите, вам видней, в деньгах вы не стеснены, небось не на милицейскую зарплату живете…

Но кто бы ни похитил ребенка, он не собирался его возвращать ни за деньги, ни просто так. Прошло три месяца – три месяца горя, беспросветного ужаса, взаимных упреков, оскорблений и примирений. Свекор попал в больницу с инфарктом. Бабушка лежала с повышенным давлением. Одно было хорошо: Виктор не вернулся к своей любовнице, остался в семье. Он так и не смог простить Валентине участия в пропаже сына, пусть и косвенного. Если бы она тогда не приперлась в цирк, он бы ни за что не отлучился, не оставил бы мальчика одного! Но Тамаре он ничего не рассказал, боялся сцен. Их и так было более чем достаточно.

Бурные супружеские скандалы с обязательным сладким примирением в финале имели неожиданные последствия.

– Вы удивлены, милочка? – снисходительно усмехнулась врач-гинеколог, к которой женщина пришла на предмет обязательного обследования. – Вроде бы не девочка уже, да и не первая у вас беременность…

– Я не хочу! Мне не надо! – повторяла Тамара.

Родить второго ребенка, пока не нашелся Витюшка?

Это казалось женщине предательством.

Но медики не разобрались в семейной драме пациентки, отказались делать поздний аборт. «Все сроки прошли» – вот и весь разговор. В порыве отчаяния Тамара решилась на страшное, о чем слышала давным-давно, еще от девчонок в училище. Она приняла горячую ванну с горчичным порошком, выпила три таблетки аспирина и сымпровизировала танец смерти под новую пластинку Пугачевой. Она добилась только усиленного сердцебиения. Увы, могучий организм не собирался расставаться с нежеланным эмбрионом.

В последующий год произошло очень много событий. Родилась дочь Лиля, которая никому особенно не была нужна. Заполучив второй инфаркт, умер свекор и перед смертью слезно просил отыскать мальчика, потому что его исполосованное рубцами сердце чуяло – внук жив. Виктор Иванович начал объезжать детские дома – по концентрическим кругам, все расширяя и расширяя зону поисков. Он искал мальчика, как ищут воду в пустыне. Потерянный сын стал смыслом его жизни – скорбным обжигающим, доводящим до безумия, но все же смыслом. Поиски сына стали для него убежищем, в которое скрывался он от чувства вины перед женой, которую не любил; перед дочерью, которую не успел полюбить; перед родителями, в чьей горькой старости он был повинен… И перед сыном, которого, как ни крути, променял на ничтожную, вертлявую, нечистую бабенку.

Он сам не верил, что найдет его.

Но он его нашел. На это понадобилось несколько лет, но он его нашел.

– Ты что-то раскраснелась. И глаза блестят. Может, давление померим?

Лиля слабо улыбнулась. Как в детстве бабушка при малейшем недомогании ставила ей градусник, так теперь тетя Соня предлагает измерить давление. Словно нехитрые приборы, выдающие на-гора те или иные значения, – панацея от всех бед, болей и огорчений.

– И ставит, и ставит им градусники…

– Что?

– Ничего, теть Сонь. Я просто… Встретилась с призраками прошлого.

– А-а…

Егор уже спал, раненько угомонился. Лиля бы тоже сейчас прилегла, но Софья Марковна не собиралась уходить. Она выглядела так, словно собирается нечто важное сказать или сделать.

– Чем занимались?

– Сначала мультфильм смотрели, потом рисовали. Так перемазался фломастерами, ужас! По-моему, мне так и не удалось его до конца оттереть. Карандаши все же лучше.

– Карандаши опаснее. Он может сломать их и пораниться. Разгрызть и поперхнуться…

– Ну, ежели так…

– Давайте-ка чаю попьем, – предложила Лиля.

– Тебе мама звонила, – выдала соседка, едва уместив крупное тело на табурет между плитой и столом.

Лиля кивнула. Ничего сверхъестественного в этом событии не было. Мать звонила с удручающей регулярностью, раз в неделю. И как правило, именно в субботу. У Лили создавалось впечатление, что разговор с дочерью вписан в мамин ежедневник. Где-нибудь между вызовом сантехника и необходимостью расплатиться с поставщиками. Мама жила в другом городе, за четыреста километров от Лили, и все свободное время посвящала делу своей жизни, своему ресторанчику. Это было ее единственное настоящее дитя, о котором она заботилась, которое бескорыстно обожала всеми силами души, не требуя ни взаимности, ни прибыли.