Обсудив план операции, все отправились выполнять задание. Отправились и мы: Аванесов, я и три бойца.

Москва уже укладывалась спать, когда мы ехали на Малую Дмитровку. Тихо стало на центральных улицах. Машину мы остановили в ближайшем переулке, а сами пошли к серому дому, где жил один из главарей заговора — Алферов. Квартира его была одновременно и местом явки заговорщиков.

Войдя во двор, мы осторожно поднялись по черному ходу в бельэтаж. В ночной тишине гулко раздался наш стук в дверь. Старческий голос испуганно спросил:

— Кто там?

— Милиция, — ответил Аванесов.

— Что вам нужно?

— Ищем дезертиров.

— Дезертиров у нас нет.

— Откройте!

Дверь чуть приотворилась. Я рванул ее на себя, и мы вошли в тускло освещенную кухню. Перед нами стояла женщина в накинутом на плечи пальто, по-видимому прислуга.

— Где Алферов?

— Они спят…

Мы прошли в спальню. На кровати лежал пожилой мужчина. Это и был полковник царской армии Алферов. Предъявив ордер на арест, мы предложили ему одеться и отвели в отдельную комнату, поставив рядом охрану. Сами же приступили к обыску в его квартире. Обыск длился всю ночь. Измучились мы, надо сказать, порядком. Перелистали все книги, отбили в комнатах плинтуса, подняли весь паркет, но ничего не нашли. И уже только под самое утро взгляд Аванесова остановился на мраморном пресс-папье, украшавшем письменный стол. Аванесов осторожно развинтил его, снял верхнюю мраморную плитку, и мы увидели под ней сложенный вдвое небольшой листочек тонкой бумаги, сплошь исписанный бисерным почерком, — длинный перечень фамилий.

В старых брюках Алферова я нашел записную книжку. На первый взгляд в ней не было ничего подозрительного. Что-то вроде счетов, словно хозяин записывал за своими знакомыми одолженные суммы. Например: «Виктор Иванович — 452 руб. 73 коп.», «Владимир Павлович — 435 руб. 23 коп.», «Дмитрий Николаевич — 406 руб. 53 коп.» и т. д. Эти цифры показались мне подозрительными: а не шифр ли это? Может быть, номера телефонов? А что, если попробовать позвонить? Отбрасываю все «руб.» и «коп.» и прошу телефонистку соединить меня с номером 4-52-73. Слышу в трубке мужской голос. Спрашиваю:

— Виктор Иванович?

— Я у телефона.

— Очень хорошо. Алексей Данилович срочно просит приехать вас к нему, как можно быстрее!

Моя догадка подтвердилась. В записной книжке были зашифрованы телефоны многих участников заговора.

Прошло с тех пор 45 лет, но я, как сейчас, помню это хмурое осеннее утро 1919 года, когда мы привезли к Дзержинскому Алферова и положили на стол наши «трофеи». Измученное бессонницей и нечеловечески напряженным трудом лицо Феликса Эдмундовича мгновенно просветлело, он пробежал глазами список и уверенно сказал: «Теперь все в наших руках!»

В тот же день были арестованы многие участники заговора.

А на другой день я увидел из окна особого отдела ВЧК, как по Лубянской площади чекисты провели несколько сот белогвардейцев — главные силы штаба «добровольческой» армии Московского района. Этот отряд должен был начать наступление на Москву в самое ближайшее время. Ожидали только сигнала. Но солдаты революции — славные чекисты обезвредили врага. В этой операции выдающуюся роль сыграл начальник особого отдела Московской чрезвычайной комиссии Ефим Георгиевич Евдокимов[3].

Феликс Эдмундович, как и всегда после окончания какой-либо крупной операции, собрал нас, чекистов, и подробно рассказал о характере, целях и задачах ликвидированной контрреволюционной организации.

— Это наше собрание проходит в тот момент, когда Деникин занял Курск и продвигается на Орел — Тулу, — говорил Ф. Э. Дзержинский. — Положение очень напряженное, не стану скрывать. Успехи Деникина окрыляют внутреннюю контрреволюцию. Некоторые из вас, присутствующих здесь, принимали активное участие в раскрытии и ликвидации заговора. Захваченные документы и признания арестованных показали, как действует агентура Деникина и Колчака, как готовятся восстания против Советской власти.

Феликс Эдмундович рассказал, что во главе раскрытой контрреволюционной организации стояли Н. Н. Щепкин, бывший домовладелец, член Государственной думы III и IV созыва, кадет, председатель заговорщического «Московского центра». При обыске у него обнаружили точные сведения о расположении наших войск и все данные о плане действии реввоенсовета республики.

Вторым после Щепкина среди заговорщиков был Алферов — начальник штаба «добровольческой» армии Московского района. Видный агент Деникина и Колчака, содержатель шпионской конспиративной квартиры, тоже кадет, Алферов был в последнее время директором 7б-й московской школы. Школьное помещение было превращено в явочную квартиру для агентов Колчака и Деникина, приезжавших с инструкциями для «центра». Деятельным пособником Алферова была его жена, тоже принадлежавшая к кадетской партии.

На этом совещании мы узнали имена 67 руководителей и активистов контрреволюционной организации. Ф. Э. Дзержинский обратил наше внимание на то, что в ликвидации вражеской организации принимали участие не только чекисты и красноармейцы, но и сотни московских большевиков.

Вскоре Дзержинскому сообщили, что в Петрограде обнаружены следы крупной шпионской организации, связанной с генералом Юденичем через начальника штаба обороны Петрограда Люндеквиста. Эта организация готовила сдачу Петрограда Юденичу. Феликс Эдмундович срочно выехал в Петроград. Он не только руководил, но и сам принимал непосредственное участие в разоблачении и ликвидации шпионской организации.

Когда Ф. Э. Дзержинский вернулся в Москву, он опять собрал актив работников ВЧК. Феликс Эдмундович рассказал, как была раскрыта новая шпионская организация. Один красноармеец увидел, что идущая впереди него женщина нечаянно обронила сверток. Красноармеец поднял его, развернул и обнаружил военные чертежи. Они показались ему подозрительными. Он задержал женщину и доставил ее вместе с чертежами в ЧК. В свертке помимо секретных чертежей петроградских военных укреплений были шпионские донесения, а задержанная женщина оказалась дочерью матерого шпиона.

Во время допроса арестованный шпион держал себя нагло, вызывающе. Он даже заявил Феликсу Эдмундовичу:

— Вы поймали меня совершенно случайно, благодаря оплошности моей дочери. Не обрати на это внимание ваш красноармеец, все было бы иначе. Дочь случайно обронила сверток, солдат случайно обратил на это внимание. Как видите, все дело случая, да, только случая!

— Нет, вы глубоко ошибаетесь! — сказал Феликс Эдмундович. — Если бы массы нас не поддерживали, если бы каждый трудящийся, каждый красноармеец или матрос не сознавал, что борьба с контрреволюцией — это дело не только ЧК, но всего народа, — тогда могло быть, действительно, все иначе: ваша дочь уронила сверток, и на это никто не обратил бы внимания. Равнодушные люди прошли бы спокойно мимо чертежей, которые сами по себе уже вызывают подозрение. Дочь ваша случайно уронила сверток, это верно. Но красноармеец — наш советский человек, отнюдь не случайно обеспокоился. Именно в том, что это не случайно — сила ЧК…

Вскоре этот шпион получил возможность убедиться в том, что ЧК умеет распутывать нити контрреволюционных заговоров. Рядом с ним оказались все его сообщники и на очных ставках раскрыли весь план заговора.

Ф. Э. Дзержинский придавал очень большое значение воспитанию чекистов. Одной из форм идейно-воспитательной работы и были такие совещания, постоянно проводимые Феликсом Эдмундовичем. Для нас, тогда молодых работников, это была отличная школа. Еще бы! Сам Дзержинский занимался с нами, учил нас. А лучшего учителя и желать нельзя было. Феликс Эдмундович воспитывал чекистов в духе верности партии и беззаветной преданности делу рабочего класса. Он воспитывал в нас бесстрашие и мужество, учил крепить связи с трудящимися, соблюдать революционную законность. О чем бы ни шла речь, он постоянно возвращался к одной мысли: беспощадная борьба с контрреволюцией должна сочетаться с внимательным, чутким отношением к интересам и правам трудящихся. Это была священная заповедь чекистов.