Но был еще один человек, сыгравший важную роль в судьбе казаков. Гарольд Макмиллан, в то время английский министр-резидент на Средиземноморском театре военных действий, находился в постоянном прямом контакте с премьер-министром. Главной обязанностью Макмиллана были доклады о политической ситуации *658. 13 мая он прилетел в Клагенфурт для встречи с генералом Китли и оценки положения на месте. Именно он, как мы уже показали, потребовал от Китли скорейшей выдачи казаков советским властям. В мемуарах Гарольда Макмиллана есть краткое упоминание о проблеме казаков, которой ему пришлось заниматься во время этого визита:

Так что Макмиллан наверняка отличал старых эмигрантов от «новых» *660. Первых он справедливо называл «белоэмигрантами».

(Через десять с лишним лет горстка старых эмигрантов вышла из лагерей ГУЛага, и Хрущев разрешил им вернуться на Запад. 4 сентября 1958 года 15 бывших зэков, нищих больных людей, обратились к английскому премьер-министру с просьбой о небольшой денежной компенсации за все те страдания, что были им незаконно причинены. 27 октября они получили категорический отказ. Кстати, премьер-министром тогда был Гарольд Макмиллан, сыгравший 13 лет назад свою роль в деле отправки этих несчастных в лагеря.) *661.

В своих мемуарах Макмиллан упоминает о выдаче казаков чрезвычайно кратко. В дальнейшем он неизменно отказывался более подробно рассказать об этом. Другой свидетель, Тоби Лоу, ныне лорд Олдингтон, бывший бригадиром генштаба 5-го корпуса, присутствовал на конференции 21 мая и отдал в тот же день роковой приказ. Но на мой вопрос он ответил, что не может ничего припомнить о выдаче казаков.

Через два года после выдачи в Лиенце член парламента Таф-тон Бимиш отправился в Австрию для поиска данных. Один русский, участник и очевидец событий, «передал ему подробное и точное описание трагедии, особо подчеркнув, что на смерть было послано большое число белоэмигрантов. 17 июля 1947 года Бимиш обратился в парламент с просьбой расследовать это крайне неприятное дело. И сотрудник МИДа Томас Браймлоу затребовал в военном министерстве полный отчет, добавив, однако, что по возможности нужно «предоставить майору Тафтону Бимишу наименее мрачную версию событий». Через несколько месяцев военные власти в Вене представили краткий отчет, не вдаваясь в обсуждение инцидентов, описанных майором Бимишем, и утверждая, что «в тот период делалось все возможное для отделения несоветских граждан от тех, кто подлежал репатриации». На основании этого отчета Томас Браймлоу подготовил ответ, в котором подчеркивалось, что при репатриации проводилась тщательная проверка. Из этого ответа создается впечатление, что само упоминание о возможности выдачи «старых» эмигрантов считалось опасным. Браймлоу старательно убрал упоминание о «несоветских гражданах», заменив их на «люди, которые не воевали за немцев». Очевидно, он решил, что такое определение дает меньше оснований для неприятного расследования *662.

28 января 1945 года в Берлине было официально объявлено, что русская армия под командованием генерала Власова более не является частью вермахта, но представляет собой независимое формирование, подчиняющееся правительству Комитета освобождения народов России (КОНР) *663. До сих пор, как уже упоминалось в первой главе, власовская армия существовала только на бумаге, а её «генерал» был, по сути, узником. Хотя в немецкой армии служило предположительно 800 тысяч русских, украинцев, прибалтийцев, кавказцев, татар и другие национальные «легионы», все это были раздробленные формирования, которыми командовали исключительно немцы, а генерал Власов не имел права отдать приказ даже взводу своих соотечественников. Ни Власов, ни его армия не пользовались популярностью у заправил рейха. Гитлера и Гиммлера не убедили доводы Власова о том, что «русского может побить только русский», они считали генерала и его «армию» всего лишь пропагандистской фикцией, полезной для усиления дезертирства из Красной армии. Розенбергу претила твердая решимость Власова восстановить единую национальную Россию, очищенную от большевизма (это противоречило его собственной политике дробления России на составные части). Из всех нацистских руководителей у одного лишь Геббельса хватило ума понять то, что он сформулировал 29 апреля 1943 года: «Если бы наша восточная политика была разумнее, мы наверняка бы достигли гораздо большего» *664.

Самым ярым врагом Власова был, вероятно, рейхсфюрер СС Гиммлер. Его приводила в ярость одна лишь мысль о том, что Германия будет чем-то обязана «недочеловеку»-славянину. Свои чувства Гиммлер выразил в речи 14 октября 1943 года в Бад-Шахене:

Так думал Гиммлер в 1943 году. Но не прошло и года — и он был вынужден согласиться на встречу с «господином генералом» Власовым и вежливо выслушивать в разговоре язвительные вопросы собеседника насчет нынешней военной ситуации «недочеловеков» и намеки на то, что он, Власов, до плена командовал армией, которая в 1941 году нанесла немцам серьезный урон. А в заключение беседы Гиммлер пообещал помочь Власову стать командиром действительно независимой русской армии. Впрочем, причину такой перемены в поведении рейхсфюрера СС понять нетрудно. За 11 месяцев, прошедших между его речью и встречей с Власовым, положение на фронтах существенно изменилось — на западе союзники продвинулись в восточную Францию и северную Италию, на востоке советские войска полностью освободили советскую территорию и неудержимо продвигались в Польшу и Румынию. Тут уж даже фанатичному приверженцу Иден германского расового превосходства приходилось признать, что дела обстоят не совсем так, как раньше, что полное военное поражение союзных стран становится все более отдаленной или даже — если только он смел себе в том признаться — недостижимой целью. Правда, оставалась еще на все лады рекламировавшаяся идея, что западные и восточные союзники вцепятся друг другу в горло и тем спасут Германию, но пока что никаких признаков такого поворота событий не наблюдалось. И одни лишь «остполитикер» (восточные политики), чьи взгляды деятели рейха высмеивали в 1943, предлагали внешне вполне реальную надежду на нарушение баланса сил одним ударом. Если Власов и его помощники выйдут на поле боя как независимая русская армия, действующая в союзе с Германией, война на Востоке может превратиться в русскую гражданскую войну, и это станет повторением 1917 года, причем Власов сыграет роль орудия немецкого генерального штаба, как в свое время — Ленин. Тогда переворот, осуществленный при поддержке Германии, заставил Россию выйти из войны — то же самое может удаться и теперь. Конечно, та Россия, которую намеревается восстановить Власов, могла бы обернуться для немецких амбиций ничуть не меньшей угрозой, чем сталинская. Но гений фюрера найдет выход из положения: например, поставит раздираемой междоусобной борьбой России такие условия, по сравнению с которыми Брестский мир покажется образцом великодушия.