Еще одним аргументом Идена в пользу насильственной репатриации было то, что «значительная часть пленных по различным причинам согласна и даже хочет вернуться в Россию». В качестве довода это утверждение могло бы показаться неосновательным, поскольку в обращении лорда Селборна речь шла только о тех, кто не желает возвращаться. Однако поучительно было бы разобраться, что скрывается за словами «по различным причинам».
Иден основывался на отчете от 1 июля, составленном по результатам допросов русских пленных. В отчете отмечается, что буквально все они были вынуждены присоединиться к немецким войскам и в немецкой армии подвергались самому жестокому обращению. Хотя большинство русских боится наказания, говорится далее в отчете, они все же хотят вернуться в СССР. Кристофер Уорнер написал: «Большинство русских хочет вернуться назад, если им дадут шанс отличиться». Однако через два дня он получил письмо от неугомонного майора Мандерстама, который тоже допрашивал русских пленных в Кемптон-Парке и тоже написал в отчете, что пленные выразили желание вернуться в СССР, сказав ему, что перед возвращением в ряды Красной армии получат недельный либо двухнедельный отпуск. Мандерстаму, однако, казалось сомнительным, чтобы такое удивительное единодушие и уверенность могли возникнуть сами собой, и другой английский офицер, работавший с пленными, подтвердил его подозрения: как писал Мандерстам, «поведение русских, опрошенных мной, было в высшей степени необычным, и офицер объяснил это присутствием среди них сотрудника НКВД» *94.
Хотя Уорнер категорически отверг утверждение Мандерстама, что пленные высказывались под давлением, он, однако, косвенно признал его правоту. Похоже, он и не возражал против оказания на пленных такого нажима. Когда на совещании 16 августа было внесено предложение о том, чтобы американцы отсылали назад только добровольцев, Уорнер, как говорится в отчете, «высказал сомнение по поводу этой возможности и сказал, что после встречи с советскими представителями почти все пленные выразят желание вернуться в Советский Союз» *95.
Вот что стояло за фразой Идена о том, что значительная часть пленных желает вернуться на родину. Разумеется, некоторые действительно хотели вернуться, надеясь, быть может, что участие в антифашистском Сопротивлении облегчит их участь. Но ведь лорд Селборн возражал не против отправки таких людей.
Касаясь предположения, будто репрессии советских властей по отношению к репатриированным могут отразиться на обращении немцев с английскими военнопленными, Иден заметил, что русских вот уже несколько месяцев вывозят из Египта безо всяких условий и пока это не имело никаких дурных последствий. Это заявление было попросту ложью, так как русских начали отправлять из Египта только после 15 сентября, то есть через полтора месяца после письма Идена премьер-министру *96. А на предложение Селборна предоставить убежище русским, отказывающимся возвращаться на родину, Иден возразил следующее:
Мы, несомненно, не желаем, чтобы эти люди повисли на нас вечным бременем. Если мы их не отправим на родину, нам придется решать, что с ними делать, и не только здесь, но и на Ближнем Востоке.
Разумеется, такая задача действительно могла оказаться сложной, но похоже, что Идену она представлялась просто неразрешимой. Он уже столкнулся с аналогичной дилеммой в прошлом году, когда государственный секретарь США Корделл Хэлл.
…поднял вопрос о 60–70 тысячах евреев в Болгарии, которым грозит уничтожение, если мы не сумеем их оттуда извлечь. Хэлл настаивал на немедленном ответе. Иден ответил, что проблема евреев в Европе вообще очень сложна и к предложению вывезти всех евреев из такой страны, как Болгария, следует отнестись с крайней осторожностью. Если мы это сделаем, тогда евреи всего мира захотят, чтобы то же самое было предпринято в отношении польских и немецких евреев. Гитлер вполне может поймать нас на слове, а потом во всем мире не хватит кораблей и транспортных средств, чтобы их вывезти *97.
Не удивительно, что с еще меньшим энтузиазмом отнесся Иден к идее тратить и без того довольно истощенные ресурсы союзников на помощь людям, которые к тому же были в его глазах предателями. Однако возражения, выдвинутые Черчиллем и Селборном, опирались в общем на соображения этического порядка; поэтому МИД считал необходимым устранить все моральные претензии, которые русские пленные могли бы предъявить к англичанам. Причины такой необходимости сжато изложены Иденом в заключительных абзацах письма:
Отказ выполнить требование советского правительства вернуть советских граждан может вызвать серьезные проблемы. В любом случае у нас нет на это права, а наши гуманные мотивы советское правительство не поймет. Ему станет ясно лишь то, что в этом вопросе мы обращаемся с ним не так, как с другими союзными правительствами, и это породит у него самые серьезные подозрения.
Наконец, в этом вопросе существенно также положение наших собственных пленных в Германии и Польше, которые, вероятно, будут освобождены русскими войсками. Самое главное, чтобы с ними хорошо обращались и как можно скорее вернули домой. В этом вопросе нам приходится в значительной степени полагаться на добрую волю советских властей; и если мы будем чинить какие-либо препятствия в деле возвращения их граждан… это отрицательно повлияет на их готовность помочь нам в скорейшем возвращении наших пленных, которых они освободят…
По этим причинам я убежден, что, если советское правительство хочет получить этих людей, чтобы использовать их в своих войсках или на работе для фронта, нам следует согласиться отослать их из Европы и с Ближнего Востока, обусловив сроки и возможности возвращения наличием транспорта и гарантией советских властей, что их действия не спровоцируют немецких репрессий по отношению к нашим гражданам, находящимся в немецком плену *98.
Эти два соображения, разумеется, были чрезвычайно важны. Конечно, английское правительство не могло рисковать тем, что советские власти в ответ задержат возвращение английских пленных, а любая акция, которая могла бы серьезно угрожать союзу между Англией и СССР, естественно, считалась опасной в этот решающий период войны. МИД был убежден, что не пойти навстречу советским пожеланиям — опасно; и потому, как это часто бывает, он постарался убедить себя и всех прочих в том, что британская политика не только разумна, но и морально оправдана.
3. Иден в Москве: Конференция «Толстой» (11–16 октября 1944)
Все эти горячие дебаты о судьбе русских пленных велись в английском кабинете министров еще до того, как стала известна позиция советского правительства. До сих пор англичане располагали только высказыванием Молотова от 31 мая 1944 года, что «число таких лиц в немецких войсках очень незначительно». 20 июля МИД отправил советскому послу письмо с сообщением о том, что сейчас в Англии находится 1114 русских военнопленных и число их в скором времени должно возрасти. МИД интересовался советскими пожеланиями на этот счет.
Несколько недель МИД ждал, пока Кремль обсудит эту крайне неприятную ситуацию. Такая задержка была вполне в духе Сталина, который предпочитал тянуть время, когда от него требовалось решение по щекотливым вопросам. В таких случаях он имел обыкновение писать на сообщениях «в архив» или «подшить в дело» и забывал об этом *99. Но на сей раз советским руководителям не удалось уйти от решения: посол Англии в Москве постоянно интересовался этим делом, а МИД через месяц, 20 августа, повторил запрос, в котором сообщалось, что число русских пленных в Англии уже превысило 3 тысячи. В письме также содержался намек на возможность транспортировки пленных в Канаду и США — советские власти вполне могли счесть его скрытой угрозой *100.
