— Голова! — поцокал языком прапорщик. — Приятно работать при таком… уважении.

— Я просто увожу след, — сказал Акопов. — Иначе загремишь на большой срок. Расклеишься и меня заложишь. Поэтому я не тебя берегу, дорогой, а исключительно себя.

— Тут у нас такой бардак, такая пьянка цельными днями, — засмеялся прапорщик, — что прокуратура сроду не разберется. Но — голова! Ладно. Пошел я. К двадцати двум подъезжайте.

Акопов закрыл за прапорщиком дверцу машины, внимательно рассмотрел бумажку с планом и сжег ее. Береженого Бог бережет.

…Часть противовоздушной обороны, прикрывающая от неведомых агрессоров Дивногорскую ГЭС и южную часть Красноярского края, располагалась в мелкорослом лесу. Солдаты жили тут же, в казармах, а офицеры — в двухэтажках на окраине села, в десяти минутах ходьбы от части. В тот день давали получку, поэтому одни защитники российского неба уже с обеда заседали по своим кухням, а другие, поменьше чином, с наступлением сумерек почти открыто потянулись к знакомым старушкам, производителям самогона. Те солдатиков привечали, не драли три шкуры, лишь просили возвращать дефицитное стекло.

Караульный на КПП успел хватить полкружки до заступления на пост, ему было почти хорошо, но недостаточно, и он с легкой завистью прислушивался к задушевному шуму, который долетал из распахнутых окон караулки. К начкару пришел прапор, заведующий оружейным складом. И карманы у него оттопыривались — наше почтение!

Размечтавшись о том, как он будет добирать свое после смены, караульный не заметил дежурного по части, вечно хмурого капитана.

— Спишь, срань, твою мать? — поздоровался дежурный по части.

— Что вы, товарищ капитан! — вскочил караульный. — Задумался, товарищ капитан.

— Открой ворота, ублюдок, — сказал капитан, зевая, — я ужинать поехал.

Разгонный уазик, мигнув красными огнями, скрылся в сопках. Из кустов выбрались два воина, проводили взглядом машину.

— Хенде хох! — сказал караульный. — Пропуск!

И постучал пальцем по кадыку.

— Редькину несем! — сказали воины. — Он тебе покажет пропуск, взяточник…

Редькин был сержантом, разводящим, и караульному пришлось смириться с горькой мыслью, что пропускные сто граммчиков пролетели мимо. Он стал считать в уме, сколько дней ему осталось до дембеля, до возвращения в большой город на Волге. Скучно было служить тут, в большом сибирском селе. За полтора года один раз возили в Красноярск, на концерт…

У ворот замигала фарами машина. Караульный подумал, что вернулся дежурный по части, удивился, но ворота открыл. Из затормозившей санитарной волги высунулся врач в халате и спросил:

— Дежурный по части на месте? Ужинает… А начкар?

В убогой, с голыми стенами караулке, провонявшей смазкой и портянками, веселье было в самом разгаре. На столе с селектором бугрилась газета, и сержант, разводящий, на ней дробил жареную рыбу. Лейтенант, начальник караула, уже форменную куртку до пупа рассупонил, прапорщик едва успевал подливать приятелю. В этот самый момент и появился в дверях чернявый военврач в белом халате.

— Привет, служивые! Где заболевший воин?

— У н-нас больных н-нет, — сказал лейтенант.

Подумал, застегнулся и водрузил на голову фуражку.

— Н-не болеют. Климат здоровый.

— Ошибочка, наверное, вышла, — сказал прапорщик, осторожно подмигивая Акопову. — От нас насчет больных не звонили. Или не в ту часть попали.

— Вот именно, не в ту, — кивнул начкар, роняя фуражку.

— Думаю, летуны вызывали, — встрял сержант. — Только у них сверток с дороги направо, а у нас налево, И чуток дальше. Да, летуны… А тут, извините, противовоздушная оборона.

— Чертова работа, — пригорюнился военврач. — У летчиков я тоже был. Нет у них больных. Ну, где искать прикажете?

— А что с больным? — спросил прапорщик.

— Судя по всему — пищевое отравление. Сказали, сильно рвет парня. Найду — клизму закачу мерзавцу!

— Да плюньте вы, — сказал прапорщик. — Ну, рвет… Эка невидаль! Перепил, должно быть, пацан. И вот из-за таких обормотов людей гоняют по ночам, бензин жгут. Садитесь лучше с нами!

— Вот именно! — поднял мокрое лицо лейтенант. — Пошла она в задницу, ваша работа…

— Не знаю… — замялся Акопов. — Неудобно на халяву. Однако, спирт найду. А насчет закуски…

— Организуем! — сказал сержант.

Он выскочил из караулки и резво помчался к оружейному складу. Через минуту от склада столь же резво в направлении столовой побежал часовой.

Волга сдала назад и приткнулась к самым дверям склада. Акопов отсутствовал минуты две, не больше. Вернулся с флаконом спирта, незаметно опустил прапорщику в карман связку ключей. Едва волга успела встать на прежнюю позицию у крыльца караулки, из столовой вернулся доблестный часовой, бережно прижимая к груди промасленный газетный кулек.

— За здоровье всех служащих и путешествующих! — поднял кружку Акопов.

— Под-держиваю! — сказал начкар. — Дай я тебя поцелую, медицина! Редькин, а ты налей пареньку… Ему небось ску-учно на посту. Скучно, брат?

— Скучно, товарищ лейтенант! — преданно сказал часовой, с хрустом дробя молодыми зубами рыбий хвост.

— А службу все р-равно… исполнять надо! — покачал пальцем лейтенант. — Иди, брат… И служи чес-стно!

Через несколько минут Акопов поднялся.

— Спасибо, мужики, но, как ни приятно, пора и честь знать. Мне еще больного искать…

— В село не подбросишь? — спросил прапорщик.

— С удовольствием, — сказал Акопов.

Выходя из караулки, он оглянулся. Лейтенант уже спал, уткнувшись козырьком фуражки в объедки. Сержант торопливо прибирался — вскоре должен был вернуться с ужина дежурный по части.

Перед выездом из села на тракт Акопов перебрался в салон, отдал прапорщику «дипломат» с деньгами, хлопнул по плечу:

— Вот ты и миллионер! Не боялся, что обманем?

— А чего бояться, — с превосходством засмеялся прапорщик. — Я гражданских в таких делах не боюсь. Потому что один не затеваюсь… Если бы вы денежки мимо пронесли… Или, к примеру, со мной что случится — далеко не уедете. В крайнем случае — до Дивногорска. А там Енисей глыбокий!

— Добро. Вот и проводишь до Енисея.

Акопов упер в живот прапорщику ствол, толкнул на мешки, сваленные между сидениями.

— Поехали!

— Вы чего, мужики? — завопил прапорщик «санитарам». — Мы как договорились?

— Не знаю, — жестко сказал Акопов. — Но уверен, что насчет подлянки уговору не было. Где дожидается военная автоинспекция? Говори, или зубы раскрошу!

Прапорщик молчал, нервно сглатывая.

— Не молчи, — посоветовал Акопов. — А то — ни денег, ни головы. Еще неизвестно, кому в Енисее нырять. Повторяю вопрос: где ждут дружки боевые?

Прапорщик прильнул к окошку, позыркал по сторонам и буркнул:

— Километров пять осталось. Там угор будет.

— Ага, — вздохнул Акопов. — На угор не разбежишься. А потом, с угора толкнул — и нет Васи. Умный ты, воин, спасу нет.

И сказал водителю:

— Увидишь хороший съезд — останови.

Вскоре машина стала на крутом повороте, у купы небольших кустов. Рядом затормозила другая волга. Акопов приказал переклеить на нее белый круг с крестом. Резервная машина ушла по молчащему шоссе в сторону Дивногорска, а группа Акопова закатила свою тачку за кусты.

— Закуривай, — сказал Акопов прапорщику. — Сейчас гандикап посмотрим. Ты любишь гандикап, дружок?

— Пошел ты…

В ночи по вершинам сопок запрыгали полосы света. Белая волга, подвывая покрышками на поворотах, промчалась мимо. Вслед за ней целеустремленно проскакал зеленый уазик ВАИ.

— Бензину твоим дружкам хватит? — спросил Акопов прапорщика. — До утра гонять придется. А надоест, мои ребята на дорогу ежиков насыпят. Где-нибудь в сельской местности. Медведи тут водятся?

— Не знаю, — угрюмо сказал прапорщик. — Вроде, встречаются…

— Значит, помогут твоим дружкам — подтолкнут!

…Вблизи Овсянки, неподалеку от Красноярска, Акопов приказал остановиться. Открыл «дипломат», вынул пачку тысячерублевок, разломил — а там резаная бумага.