Софи подошла ближе к свекрови.

– Вы можете довериться мне. Что бы вы мне ни сказали, это не выйдет из этих четырех стен.

– Мне нечего вам сказать.

– Но я же ясно вижу, что это неправда.

Марион не отходила от окна.

– Откуда у вас такая самоуверенность, Софи? Герцогиня не должна быть такой бестактной.

– В душе я ощущаю себя сначала вашей дочерью, а уже потом герцогиней, – Софи постаралась улыбнуться, – и, как ваша дочь, я очень хочу помочь вам.

Несколько секунд Марион молчала, глядя в окно, а когда повернулась к Софи, лицо ее было до крайности напряженным; казалось, она вот-вот расплачется.

– В чем дело, Марион? Неужели все так плохо? Пожалуйста, скажите мне, и я обещаю, что это останется между нами. Вам станет легче, если вы поделитесь со мной, – продолжала уговаривать её Софи.

И тут произошло немыслимое. Закрыв лицо руками, Марион неверными шагами подошла к Софи и оказалась в ее объятиях. Чувствуя, как рыдания сотрясают тело старой женщины, Софи погладила ее по спине, шепотом произнося успокаивающие слова.

Через несколько секунд Марион немного успокоилась и, отодвинувшись от невестки, как будто стыдясь своей несдержанности, извинилась:

– Простите меня, я сама не знаю, как это случилось.

– Вам не за что извиняться, Марион, но скажите же, наконец, в чем дело?

Не поднимая глаз, старая герцогиня покачала головой, словно отказываясь говорить. Тогда, взяв за руку, Софи подвела ее к кровати и села рядом с ней.

– Очевидно, здесь нет никого, кому бы вы могли открыть душу. Пожалуйста, доверьтесь мне. Я могу помочь и непременно помогу вам.

– Ну, как вы сможете мне помочь, – Марион слабо усмехнулась, – если у меня есть секрет, который я не могу открыть никому?

– Но вы должны, ради собственного спокойствия. Вам надо иметь хотя бы одного настоящего друга в жизни, человека, которому вы станете доверять, даже если он ничего не сможет сделать, а только с сочувствием выслушает вас.

Марион упрямо покачала головой, словно не желая верить ни одному слову, произнесенному невесткой.

– Неужели вы никогда никому не доверяли? – допытывалась Софи.

Марион встала, и Софи подумала, что эта привычка уклоняться от ответа выработалась в течение всей ее жизни, так что теперь от нее было нелегко избавиться.

Все это время Софи терпеливо ожидала ответа. Вдовствующая герцогиня сделала несколько кругов по комнате, потом вдруг, резко вернувшись, села на край кровати, и Софи вздрогнула от неожиданности.

– Это тайна, которую не знает никто, даже Джеймс. Мой сын не настоящий наследник герцогского титула.

Услышав эти слова, Софи почувствовала тошноту. Она ожидала чего-то понятного, как, например, укора в нарушении установленных ритуалов во время праздника или маленького скандала по поводу того, что кто-то из гостей вел себя неприлично по отношению к леди, – все, что угодно, только не это...

– Вы уверены?

– Абсолютно. В нашем прошлом есть ужасные секреты, и всю свою жизнь я старалась скрыть их от окружающих.

– А в чем состоят эти секреты?

– Они связаны с моим мужем Генри, – Марион говорила тихо, как бы про себя, – и это он виноват в том, что случилось, только он один. – Она подняла голову и встретилась взглядом с Софи. – Дело в том, что я была не первой его женой.

Софи тщетно пыталась понять, в чем же суть проблемы.

– Вы хотите сказать, что существует ребенок от первого брака?

– Да, сын. Но Генри не знал об этом, когда разводился. Еще молодым человеком он уехал во Францию и женился там на Женевьеве, женщине, которую никто не мог одобрить, – она была актрисой, играла в каком-то вульгарном кафе. Зная Генри, можно предположить, что он женился на ней только для того, чтобы досадить своему отцу. Как видите, этот человек был далеко не святой.

Софи сочувственно сжала руку свекрови.

– Во всяком случае, Генри никогда не говорил ей, что он герцог, как никому не говорил в Англии, что женился. Они с Женевьевой поженились в Париже и жили там в жутких условиях, в самой ужасной части города. Когда же Генри узнал, что он унаследовал титул герцога, то сразу развелся с ней, вернулся в Лондон и вскоре женился на мне. Не думаю, что Женевьева расстраивалась из-за его отъезда, потому что она никогда не говорила ему о сыне. Когда через много лет Женевьева все же узнала, кем является ее бывший муж, она уже владела борделем, и Генри, конечно, хотел любыми путями избежать скандала. У него в респектабельной Англии рос сын, который должен был унаследовать титул, и это его вполне устраивало. Тогда он начал договариваться с Женевьевой, и в результате наши деньги ушли на то, чтобы она молчала. – Неожиданно Марион опять начала плакать, но вскоре все же взяла себя в руки. – После смерти Генри я ничего не слышала о Женевьеве, но не так давно она написала мне, настаивая на том, чтобы я продолжала выплаты, если не хочу, чтобы она объявила о своем сыне, а сейчас я получила телеграмму, в которой она требует прислать ей деньги до конца недели.

– Но это же откровенный шантаж! – возмутилась Софи и, взяв протянутую ей Марион телеграмму, стала читать.

– Называйте это как хотите, но только заплатив ей, я смогу спасти Джеймса от потери всего. О, я так хотела бы, чтобы она просто исчезла.

Софи осторожно погладила Марион по плечу.

– Вы уверены, что не должны рассказать обо всем Джеймсу? Возможно, он смог бы что-нибудь придумать... Наверняка есть какой-нибудь способ. Может быть, их брак был незаконным. Вот вы говорите, Женевьева не знала, что Генри был герцогом; может быть, тогда он использовал другую фамилию? Это сделало бы женитьбу недействительной.

– Нет, он использовал свое настоящее имя. Я видела свидетельство о браке – оно оформлено в соответствии с законом.

– Но почему эта женщина до сих пор не приехала сюда, чтобы предъявить права – свои и своего сына, почему она настаивает, чтобы вы ей платили? Мне это кажется подозрительным.

– Женевьева всегда знала, что имение не приносит много доходов, и к тому же ее совсем не прельщает жизнь в глуши. Ей нужны только деньги и драгоценности, чтобы жить шикарно и успешно заниматься своим бизнесом.

Софи укоризненно покачала головой:

– Вам все-таки следовало бы рассказать об этом Джеймсу.

– Нет. Я всю свою жизнь старалась защитить его от этого кошмара и не вынесу, если он потеряет все. У него есть определенное чувство справедливости, и я боюсь, что он может... – Она не закончила фразу.

– Вы боитесь, что он может отдать титул своему сводному брату?

– Да, это так. – Голова Марион печально поникла. Софи встала и начала ходить по комнате.

– Что ж, это по крайней мере, будет его собственный выбор.

У Марион перехватило дыхание.

– Помните, вы обещали, что все останется между нами.

– Я знаю, но...

Марион поднялась и решительно подошла к Софи.

– Вы обещали. Я бы никогда не сказала вам ни слова об этом, если бы вы не убедили меня, что вам можно доверять.

Что было делать Софи? Хранить секрет от мужа, чтобы завоевать доверие свекрови, от которой она до сих пор не видела ничего, кроме злости и насмешек? А что, если Джеймс сам узнает обо всем?

Но возможно, Марион именно потому и вела себя так, что возле нее не было никого, с кем бы она могла говорить откровенно, никого, кому бы она доверяла... Софи просто не знала, что ей теперь делать.

Все это время Марион молящими глазами смотрела на нее и ждала.

Подойдя к свекрови, Софи взяла ее за руку.

– Обещаю, я сохраню ваш секрет и попытаюсь как-нибудь помочь вам. – Может быть, если Марион убедится, что доверять людям лучше и надежнее, чем отвергать их помощь, она, в конце концов, решится сама все рассказать Джеймсу. – Вы были правы, что доверились мне, – твердо произнесла Софи.

Неожиданно отчаяние исчезло из глаз старой герцогини, она стиснула плечи Софи, и та с трудом сдержала возглас удивления при таком неожиданном поведении этой прежде холодной, бесчувственной женщины.