Обычно Джеймс не спускался для ленча в столовую, где всем заправляла его мать, – ему приносили еду в его кабинет, так что он мог поесть спокойно, не ощущая неловкости от обычно устанавливавшегося в столовой напряженного молчания. Однако сегодня, находясь в полном одиночестве, герцог испытывал неловкость из-за того, что поступил весьма неразумно, недостаточно обдумав свое поведение заранее. Он начал ухаживать за девушкой, которая находилась в Лондоне именно для того, чтобы выйти замуж за титулованного аристократа. Его видели гуляющим с ней в Гайд-парке, и теперь весь Лондон наверняка обсуждает его намерения. Английские мамаши, безусловно, злятся на него за то, что он пренебрег местными невестами, но он злился и сам на себя за то, что оказался в положении охотника за богатством, – положении, которое раньше всегда презирал. Чем он в таком случае лучше Уитби и самой этой американки?

Впрочем, попытался он оправдаться перед собой, ему не стоит слишком упрекать ни себя, ни Софи. В аристократических семьях браки обычно заключаются таким образом, чтобы это было выгодно обеим сторонам. В брак вступают, руководствуясь больше соображениями разума, чем страстями, и это правильно – основанные на страсти отношения могут приводить к опасным последствиям, особенно для людей его положения. Ему следует искать другой повод для женитьбы, и большие деньги в качестве такого весьма уместны. К тому же он собирался использовать деньги для семьи, для Лили, Мартина и будущих наследников герцогства.

Так в чем же была проблема? Почему он нервничал? Неужели из-за того, что Софи – американка, и, женившись на ней, он в какой-то мере становился предателем? Впрочем, свое решение он не намерен был менять.

Внезапно герцог понял, что его беспокойство совершенно не связано с происхождением Софи. Он нервничал потому, что никак не мог избавиться от мыслей о ней, хотя усиленно старался это сделать. Более того, она занимала не только мысли – все его тело стремилось к ней. Джеймсу безумно захотелось немедленно увидеть ее и вместе с ней выполнить все необходимые досадные формальности, чтобы затем испытать невероятное наслаждение свадебной ночи.

Вот только как же ему быть с проклятой наследственностью? Отец его терял всякую способность рассуждать, когда страсти овладевали им, и Джеймс очень опасался повторить его судьбу. Когда раздался стук в дверь, Джеймс от неожиданности вздрогнул. Он всегда был недоволен, если его отвлекали от размышлений.

В комнате появился дворецкий.

– Приехал граф Мэндерлин, он хочет поговорить с вами, ваша светлость.

Джеймс почувствовал, как напряглись мышцы у него на спине. Неужели до графа дошли слухи о том, что вчера он был на прогулке с Софи? Не хватало еще, чтобы у него появился соперник.

– Пригласите его войти, Уэлдон.

Поднявшись со стула, Джеймс подошел к окну, чуть отодвинул штору и посмотрел на улицу, туда, где стояла карета графа. Ему было слышно, как граф поднимается по лестнице, и через несколько мгновений гость уже входил в его кабинет.

– Граф Мэндерлин, – объявил дворецкий.

– Благодарю, что уделили мне время. – Граф наклонил голову. – У меня есть важное дело, о котором я хотел бы посоветоваться с вами.

– Пожалуйста, садитесь, – предложил герцог, и небольшая хрупкая фигура графа почти утонула в глубоком, обтянутом темным зеленым бархатом кресле.

Джеймс понятия не имел, как он будет себя вести, если граф заговорит о Софи. Он прекрасно знал, что мисс Уилсон совсем не мечтает о возможном браке с графом Мэндерлином, и не только из-за его внешности, ведь он понятия не имел о том, как заинтересовать молодую женщину. Софи нужен совсем другой муж, который...

– Я пришел, чтобы попросить вашего разрешения, – снова заговорил граф, – поговорить с леди Лили насчет... – он запнулся, кашлянул в кулак и уже спокойнее закончил: – моего желания жениться на ней.

Вскоре после того, как граф покинул кабинет Джеймса, в дверь опять постучали. По характеру стука Джеймс сразу понял, что это не дворецкий.

– Входите. – Он даже не поднялся со стула.

Дверь распахнулась, и в комнату впорхнула его сестричка Лили. Иногда она напоминала брату листик, который движется в непредсказуемом направлении под влиянием легкого ветерка.

– О, Джеймс, как я смогу отблагодарить тебя? – Она кинулась к брату, даже не дав ему возможности поздороваться, а когда он поднялся со стула, порывисто обняла его своими тонкими изящными ручками.

– О чем это ты? – невинным тоном спросил Джеймс.

– Ты прекрасно знаешь о чем. Ты самый чудесный брат на всем белом свете.

– Честно говоря, я не совсем понимаю, в чем дело.

– Лорд Мэндерлин. Ты отослал его?

Джеймс почувствовал себя немного неловко.

– А, так ты о графе? Откуда тебе известно, что он приезжал?

– Я как раз была в холле, когда граф вышел из кареты. Потом я спряталась в коридоре. Мама устроила бы истерику, если бы узнала...

– Впредь можешь никуда не прятаться, Лили. Тебе только восемнадцать, а я не сторонник ранних браков.

– Но мама будет настаивать, и я не смогу возражать ей, ссылаясь только на твои слова. Это ее еще больше разозлит.

– Это не имеет никакого значения. Если мать будет недовольна, пусть обратится ко мне.

– Она не захочет говорить с тобой.

– Вполне возможно, – согласился герцог, – но если она все же спросит меня, я объясню, что ты еще слишком молода.

Лили подняла взгляд на потолок.

– Я совсем не такая уж молодая, дорогой братец, просто мне не хочется выходить замуж за такого скучного человека, как лорд Мэндерлин.

– Тебе сперва надо повзрослеть, Лили. Когда-нибудь ты убедишься, что скучный человек – это далеко не самый плохой выбор.

Лили с удивлением посмотрела на брата.

– Не говори так, Джеймс. Вот уж никогда не думала, что ты будешь рассуждать, как мама.

Герцог подошел к окну и задумчиво произнес:

– Поверь, я совсем не такой, но мне небезразлична твоя судьба, в этом ты можешь не сомневаться.

Лили вздохнула:

– Что может быть ужаснее скуки! Я хочу жить, хочу испытать страсть...

Герцог внимательно посмотрел на сестру, как будто предостерегая ее. Ему очень хотелось сказать ей, что мир совсем не всегда оказывается добрым к людям, поглощенным страстями.

– Нет, ты этого не хочешь, – спокойно сказал он.

– Хочу и надеюсь, что так оно и будет.

Не успела Лили договорить, как опять раздался стук, после чего дверь отворилась и в дверном проеме появилась герцогиня. Холодные черты ее лица были неподвижны. Что еще предстоит сегодня? Джеймс вдруг почувствовал себя невероятно усталым, а Лили мгновенно отскочила от него.

– Привет, мама!

Герцогиня ничего не ответила, она лишь неподвижно стояла в дверях, и по выражению ее лица Джеймс без труда догадался, что она намерена высказать ему все накопившееся у нее на душе.

Он повернулся к сестре:

– Лили, скажи, пожалуйста, повару, что я не буду сегодня обедать дома, у меня встреча с моим адвокатом.

Сразу став серьезной, Лили кивнула и, проскользнув мимо матери, вышла из комнаты.

Джеймс опять подошел к окну и, стараясь говорить спокойно, спросил:

– В чем дело, мама?

Шагнув вперед, герцогиня закрыла за собой дверь и оглядела комнату, как будто не находя ничего знакомого. Джеймс подумал, что она, вероятно, вспоминает, сколько времени прошло с того момента, когда ей в последний раз довелось быть в этом кабинете.

– Я пришла, – ответила герцогиня, – чтобы сообщить тебе кое-что. Я не согласна с тем, что произошло сегодня.

– Не согласна? – Герцог поморщился. Тем не менее, он считал большим достижением то, что мать сама пришла высказать свою точку зрения, хотя прежде она презирала всякие выяснения отношений. Обычно она добивалась своего путем запугивания, причем самым пугающим бывало ее многозначительное молчание. Всем казалось, что она водила невидимой рукой, которая могла сжаться вокруг любой шеи и заставить человека принять нужное ей решение. При этом ее влияние выглядело совершенно незаметным.