Затем наступил томительный период ожидания. Зембш как туда, так и обратно проделал свой путь на японских судах, потратив только на дорогу около четырех недель. Японцы сообщали нам о ходе путешествия и информировали о прибытии его на остров, но после этого сообщения о Зембше поступать перестали. И вот в один прекрасный день, после семинедельного отсутствия Зембша, из кайгунсё нам сообщили, что он должен прибыть в Иокогаму на следующее утро. Несколько наших офицеров отправились на пирс, чтобы встретить его. Мы прибыли на санитарной машине, которая оказалась как раз кстати.
Японское судно пришвартовалось к пирсу, но Зембш не появлялся. Подождав несколько минут, мы поднялись на борт судна, желая найти главного фармацевта и узнать, почему он задерживается. Нас вежливо встретил капитан судна, который наблюдал за нами с капитанского мостика. Он препроводил нас к каюте, которую занимал Зембш. Открыв дверь, мы увидели главного фармацевта сидящим на койке и устремившим взор куда-то вдаль. Он был небрит и непричесан, весь его вид говорил о психическом расстройстве. Он не обратил никакого внимания на наше появление и не поднялся, чтобы приветствовать нас. Он, судя по всему, даже не узнал нас и продолжал произносить какие-то неразборчивые слова, из которых мы не могли понять, что с ним произошло. В своих руках он крепко держал белый ящик, как будто этот ящик заключал в себе бесценное сокровище. В таких ящиках японцы перевозили простые урны с прахом кремированных трупов.
Шофер нашей санитарной машины первый оправился от состояния полного изумления, охватившего всех. Произнося нежные слова, он наклонился над Зембшом, погладил его плечи, затем осторожно заставил встать на ноги, чтобы мы могли отвести его в машину. Мы доставили Зембша в военно-морской госпиталь. Нам стало ясно, что человек, только что возвратившийся из поездки на остров Джалуит, вряд ли более полезен, чем ящик с прахом, который он все еще крепко держал в своих руках.
Сразу же вызвали Уэба, но и он ничего не мог сделать. Кататоническое оцепенение[120], удерживающее Зембша в бесчувственном состоянии, продолжалось в течение нескольких дней, и, несмотря на самое действенное психиатрическое лечение, мы не смогли пробить непроницаемую стену, которую воздвигло странное происшествие между Зембшом и внешним миром.
В течение четырех дней Уэб находился возле больного, применяя все известные методы психиатрической терапии. Наконец на пятый день несчастный человек, кажется, обрел разум. Его речь стала более членораздельной, можно было наблюдать некоторую координацию между его мышлением и действиями. Но у Зембша обнаружилась сильная амнезия[121], лишившая его возможности вспомнить что-либо из недавнего прошлого. Мы продолжали изо дня в день сидеть возле больного, привлекаемые скорее его странным состоянием, чем надеждой получить объяснение такого сильного психического расстройства. Ежедневно Уэб встречал нас неутешительными словами:
— Ничего не получается. Он все еще в тяжелом состоянии.
— Что, по вашему мнению,, привело его к такому резкому психическому расстройству? — спросил я. — Был ли он неуравновешен до поездки на остров?
— Нет, — ответил Уэб, — это прекрасный, энергичный человек, и я ничего подобного в нем не наблюдал. В промежуток времени между его отъездом и возвращением, видимо, произошел шок, который вывел его из умственного равновесия. Вы знаете, — проговорил он задумчиво, — я думаю, наши японские друзья являются единственными людьми, которые бы могли дать необходимые объяснения о причинах такого душевного состояния Зембша.
— Вы считаете, что они что-то с ним сделали? — спросил я.
— У меня нет другого решения загадки, — ответил он. — Они, как мне кажется, чтобы притупить его сознание, подсыпали ему в пищу сильно действующий наркотик — морфий или большую дозу опиума, и, очевидно, человек, который делал это, перестарался. Мы ничем не можем помочь. Зембш находится в тяжелом состоянии, и пройдет много времени, пока он выздоровеет.
Двойная тайна с «полковником X» и главным фармацевтом Зембшем никогда не была полностью разгадана. До своего полного выздоровления Зембш и его жена погибли в том же самом госпитале во время сильного землетрясения 1 сентября 1923 года, и бо́льшая часть секретов, связанных со смертью полковника, осталась закупоренной в маленькой урне с его прахом. Мы, однако, продолжали попытки получить какие-нибудь сведения об обстоятельствах смерти полковника. Нам удалось найти миссионера, который находился у постели несчастного человека, когда тот испускал свой последний вздох. Как ему удалось узнать, японцы сами помогли полковнику добраться до острова Джалуит, так как считали, что лучше избавиться от него там, чем в Токио или Иокогаме. Пропуск он получил удивительно легко, и его путешествие было обставлено как нельзя лучше. В каюте капитана нашлись крепкие спиртные напитки, а на острове Джалуит его встретили «закадычные друзья». Его краткое пребывание в этом стратегически важном пункте сопровождалось беспробудным пьянством, и, несомненно, смертельный яд был в каждом стакане, который полковник подносил к своим губам. В течение этого периода его посещал миссионер, который находился на острове еще со времени немецкой оккупации, но он уже ничего не мог изменить. Один японец все время интересовался состоянием здоровья полковника и находился в госпитале, когда тот умер. Тело полковника увез другой японец, и его предали кремации прежде, чем миссионер мог выразить протест против такого произвольного поступка.
Так закончилось странное происшествие с «полковником X» и наша первая попытка получить сведения о японских подмандатных островах. По всей вероятности, японцы устроили этот инцидент, чтобы предупредить нас. Они хотели показать, что не потерпят вмешательства в свои планы в отношении островов, и были полны решимости принять любые меры, чтобы умерить наше любопытство. За исключением нескольких иностранцев, которых они, несомненно, считали безвредными и которым разрешалось посещать определенные «открытые порты», ни одному иностранцу не удалось побывать на подмандатных островах и узнать что-либо о строящихся сооружениях и об их назначении.
Японская тайна, окутавшая острова, была раскрыта только много лет спустя, когда мы наконец решили проинспектировать их — на этот раз с применением силы. Захватив в ходе второй мировой войны Трук, Джалуит и другие так называемые опорные пункты на Тихом океане, мы обнаружили, что японцы скрывали не мощь, а свою слабость. Адмирал Муррей, войска которого заняли Трук, считавшийся до этого неприступным бастионом, Гибралтаром Тихого океана, увидел, что эта основная японская база, если судить по принятым стандартам, напоминает не более, чем пустую скорлупу. Остров Джалуит, умело разрекламированный японской пропагандой как «непотопляемый авианосец», на самом деле представлял собой просто сторожевой пост с устаревшими пушками и примитивными взлетно-посадочными площадками — факты, которые японцы не хотели открыть нам через «полковника X» и главного фармацевта Зембша. Захват этих островов оказался трудным для нас ввиду сложности проведения морских десантных операций, а не потому, что острова были сильно укреплены.
Адмирал Нимиц и другие военные руководители, учитывая разрекламированную японской пропагандой мощь этих опорных пунктов и отсутствие заблаговременных разведывательных данных о действительном положении на них, приняли решение обойти острова Трук и Джалуит. Война на Тихом океане протекала бы по-иному и победа была бы достигнута скорее, если бы мы смогли в мирное время узнать о той роли, которую эти острова сыграют во время войны. Но руки американской разведки были связаны даже тогда, когда ей приходилось выполнять самые обычные задачи.
Двенадцать лет спустя, то есть в 1935 году, когда обстановка на Тихом океане накалилась до такого предела, что война между Соединенными Штатами и Японией должна была вот-вот вспыхнуть, мы безуспешно пытались узнать, что же происходит на островах. В то время я возглавлял дальневосточный отдел управления военно-морской разведки в Вашингтоне. Я пытался возродить идею нанесения визитов вежливости кораблями американского флота, что предлагалось более десяти лет тому назад нашим военно-морским атташе в Токио. Мое предложение было направлено в государственный департамент и обсуждалось в управлении дальневосточных стран. Оно было встречно недоброжелательно, как и первоначальные предложения капитана 1 ранга Коттена. Юджин Думэн, бывший в то время начальником японского отдела, наотрез отказался от какой-либо попытки получить разрешение у японцев на такой визит.
