Не обходилось и без курьезов. Из этого же батальона группа молодых бойцов пошла на разведку «противника». Один из солдат, имитировавший «фрица», нашел немецкую каску, напялил на себя и сел за деревьями. Новички, увидев «гитлеровца» и услышав «хенде хох», кинулись врассыпную, а рядовой Слепцов даже бросил винтовку. В то время в лесу под Котовском еще попадались гитлеровцы, отставшие от своих частей при бегстве.

Над Слепцовым долго подтрунивали. Забегая вперед, скажу: этот боец в боях под Будапештом бил немцев просто на выбор. Во время отражения контратаки, лежа в окопчике или за бугорком, деловито передергивал затвор винтовки и бесстрастно спрашивал товарища: «Которого?» Тот указывал, и обреченный фашист валился с ног. «Которого следующего?» — опять спрашивал. «Вот того, толстого. По виду — офицер». И толстый падал. До ранения Слепцов под Будапештом уничтожил тридцать два фашиста.

...С утра мы уже в поле. Люди построены, готовы к занятиям. Замечаю: кое-кто рассматривает окружающее отвлеченным взглядом. Начинаю «урок» следующими словами:

— У каждой местности свои тайны, и только тот, кто способен прочесть их, скорее и проще решит поставленную задачу. Итак, начнем с переползания по-пластунски. Лег, подтянул правую ногу под живот, одновременно левую руку выставил вперед. Теперь передвинуть тело вперед до полного выпрямления правой ноги и, одновременно подбирая под себя другую согнутую ногу, продолжать в том же порядке...

Показал, как это делается, и стал пропускать по одному. И пошло: пыхтят, елозят коленками и локтями... Даю передохнуть и снова:

— Продолжать движение в том же порядке! Раз... два... четыре!

Кто-то зачерпнул землю ртом, плюется. Алешин подбадривает «пахаря»:

— Ничего, коллега, разведчик, что дите малое: больше ползает, чем ходит.

Потом учились ориентироваться на местности, определять расстояние до различных предметов и элементов рельефа.

Занятия подошли к концу. Пятиминутный перекур. Алешин садится на первый попавшийся бугор, трусит на бумагу табачок.

— Из всего увиденного и услышанного,— обращается он к новичкам,— нужно усвоить следующее: ориентир — точка не-под-виж-на-я! Как-то один лейтенант проводит занятия и говорит: «Рядовой Копейка, сориентируйтесь на местности». Солдат посмотрел вдаль и говорит: «Ориентир один — сидит человек, ориентир два — рядом пасется лошадь». А «ориентир один» сел на «ориентир два» и — галопом. Вот такая, братцы, география бывает...

В лагерь вовзращаемся бегом. Кто-то первым заметил комбрига полковника Каневского. Перешли на шаг, дали «ножку».

— Запевай! — скомандовал взводу, и «старики» рванули с залихватским посвистом:

Со-ло-вей, со-ло-вей — пташечка,

Канаре-е-чка жалобно поет...

Василий Антонович стал впереди строя и тоже подхватил песню. И даже самые уставшие приободрились, подтянулись.

Вот такой у нас был командир — имел особый дар привязывать к себе людей, вникать во все тонкости их сурового бытия.

Особое отношение, как я заметил, строил комбриг с младшими командирами. Умел тонко и тактично, отдавая должное уважение офицерскому званию, исподволь поправить молодого командира, вскользь напомнить о том, что по неопытности мог забыть взводный, а в затруднительном случае — подсказать правильное решение так незаметно, что офицеру казалось, будто он сам нашел его.

В этот же день, после обеда, к разведчикам заскочил Володя Иванов. Поговорили о будничных делах, потом он пригласил нас в гости.

— Танкисты там такой спектакль подготовили, Станиславскому не снилось...

Вечером всей ротой отправились в танковый полк.

Удивлению нашему не было предела. «Броня» не просто поставила пьесу, а разучила оперу «Наталка Полтавка». Заместитель командира роты по технической части Василий Масан знал это произведение Н. Лысенко наизусть — и слова, и партитуру. Музыкальное сопровождение — баян, гитара. Партию Наталки пела Ольга Приходько. Петра — автоматчик Василий Огурцов, Мыколы — командир танка Анатолий Волошин. Вот только на роль Терпылыхи — матери Наталки — певицу не подобрали. А приглашать со стороны не хотелось. Выручил сержант, заряжающий танк (жаль, фамилию не помню).

Представление прошло на славу. Не помешал даже хохот, от которого не удержался бы никто,— это когда «мать» Наталки возникла на импровизированной сцене в огромных кирзовых сапогах.

В жизни есть особые моменты, которые волнуют, заставляют учащенно биться сердце, рождают высокие помыслы. Таким событием стало вручение 2-му гвардейскому механизированному корпусу Боевого Знамени.

Стоял удивительно ясный майский день. Среди рощ, вобравших в себя все весенние краски, на большом поле севернее села Александровки выстроились гвардейцы — танкисты, артиллеристы, мотострелки, разведчики, саперы, связисты...

Знамя перед строем. Командир корпуса генерал-майор Свиридов, приняв святыню соединения, опустился на колено и поцеловал край алого шелка. Затем обратился к солдатам и офицерам с краткой речью, заключительные слова которой потонули в троекратном «ура».

— Смирно! Равнение на Знамя!

Над ровным строем, над головами ветеранов и новичков заколыхалось факелом величественное, шелестящее щелком, с тяжелыми кистями и золотым шитьем полотнище. Нес Знамя наш бывший комбриг, ныне заместитель командира корпуса полковник Артеменко.

Удивительное это было мгновение, каждый еще отчетливей понял, сколько нужно усилий, чтобы окончательно наступить каблуком на горло фашистской гадюке.

Мы по-прежнему поддерживали тесную связь с николаевцами, получали от них посылки, письма. Но этот подарок никого не оставил равнодушным. Весть сразу облетела корпус: к нам приезжают представители судостроительного завода, колхозов и совхозов, чтобы передать соединению танковую колонну, построенную на средства трудящихся Николаевской области. Несмотря на тяжелейшие прифронтовые условия, было собрано 15 миллионов рублей.

И вот под Котовск прибыли «тридцатьчетверки» с надписью на броне — «Колгоспник Миколаiвщини».

От имени гвардейцев корпуса трудящимся области было послано благодарственное письмо, в котором говорилось: «Пусть знают фашистские мерзавцы, что у нас фронт и тыл — одно целое и весь советский народ борется против захватчиков... Ваш самоотверженный труд сливается в одно с задачей фронта».

В том, что рядом с танками «Латышский стрелок» и «Донской казак» стояли новенькие машины, пахнущие краской и олифой, было что-то символическое...

А в корпус, как это было предусмотрено оргпланом, прибыла и прибывала новая техника: танки Т-34, «зверобои» — тяжелые самоходки, гвардейские минометы БМ-13 — «катюши», бронеавтомобили, средства связи...

Мускулы корпуса наливались стальной силой.

Короток век весны — глядишь, и лето развернуло пеструю скатерть. Вылепило пряные конусы копен сена, позолотило пшеничные поля, в красную киноварь обмакнуло рябиновые гроздья, сгустило малахитовую зелень дубрав.

Как-то забрался я в орешник, растянулся под кустом, решил почитать. Извлек из сумки книжку стихов Эдуарда Багрицкого. Была она сильно потрепана — видать, немало походила по рукам, немало километров проделала в вещевом мешке. Начал «Думу про Опанаса» но до конца дочитать не пришлось. Неожиданно затрещали ветки, и на полянку высыпала ватага разведчиков. Впереди — лейтенант Срибный.

— Смотрите, братцы! — воскликнул парторг.— Он здесь в поэзию ударился, а мы его по всему фронту разыскиваем. Качать!.

Я не понял, в чем дело. А в глазах уже завертелись земля и небо...

— Так вот, Саша, ты — герой!

— Вы что... Ш-ш-утите?..— у меня почему-то дрогнул голос, слова застряли в горле.

— Какие тут шутки? — Срибный вынул из планшетки еще влажный оттиск газеты «В бой за Родину!» — Из-под носа у редактора Полторакова унес. Читай!

Я впился в строчки указа: «Гвардии капитан Бабанин Николай Андреевич, гвардии старший лейтенант Гридин Вениамин Захарович, гвардии младший лейтенант Каневский Александр Денисович...»