– Ужин скоро подадут. – Мали улыбнулась Каеске, с видимым удовлетворением располагаясь под тенистым деревом.
– Поздравляю, дорогая, у тебя все так хорошо организовано, – медоточиво произнесла Каеска. – А ведь ты понятия не имела, когда я прибуду.
– К чему скромничать? – Мали с притворным упреком покачала головой. – Я многому научилась, наблюдая за тобой все эти годы. Мой дозорный на севере острова готов был послать сигнал по цепочке флагов, как только покажется твой вымпел.
– На всех флаг-постах и маяках расставлены люди. – Шек Кул тепло пожал руку Мали. – Все ждут вестей о нашем ребенке.
– У меня есть прелестные вещицы для малыша, – оживилась Каеска, садясь между Ляо и Гар. – Я объехала все наветренные владения.
Затем последовала скороговорка, и я не успевал за их речью, когда они впятером стали говорить о людях и местах, которые ничего для меня не значили. Единственное, что я заметил: Каеска ни разу не упомянула Релшаз. Любопытно, как Ляо воспримет мое утверждение, что Каеска была там в одно время с ними?
Я прекратил вслушиваться и, пустив мысли в свободное плавание, лениво оглядывал сады. Вездесущие садовники подстригали буйно разросшиеся кусты, удаляли засохшие цветы, убирали дорожки. Наконец раздался гонг. По кивку Гривала мы сопроводили наших дам и воеводу в длинную просторную столовую, где по мраморным каналам, проложенным вдоль стен, струилась вода, низвергаясь в центральный декоративный бассейн, в котором обитали странного вида ящерицы. Маленькие курильницы испускали ароматный дым – желанное зрелище, ибо я уже думал, что обязан служить еще и приманкой для насекомых. Не знаю почему, но алдабрешцам эти твари не досаждали с таким усердием, как мне.
Я вдруг сообразил, что вечер будет столь же долгим и скучным, как те вечера, когда Ляо принимала гостей из владения Каазика Рея. Единственное, что меня обрадовало, это отсутствие эльетимма. Я хотел держаться от него как можно дальше, пока не пойму, что ему тут нужно. Конечно, было бы неплохо узнать, чем он занимается, пока все ужинают, но мои обязанности не позволяли отлучаться. Одно блюдо сменялось другим, и меня все больше терзал голод, ибо Ляо забыла поесть в полдень, слишком поглощенная жалобами своих ткачей. Итак, я приносил, подавал, голодал и слушал.
Когда разговор наконец повернулся к неожиданному гостю Каески, я навострил уши, как хороший охотничий пес, которому так часто подражал в последнее время.
– Откуда он? – невинно спросила Гар, не сумев завладеть вниманием Шек Кула.
Каеска дожевала кусочек кислой маринованной рыбы.
– Откуда-то с севера.
Ляо посмотрела на нее задумчиво, но ничего не сказала. Недавно она расспрашивала меня о точной географии Старой Империи, но все прочие воспринимали материк как сплошную неразличимую глыбу, и это при том, что могли описать каждый риф и островок Архипелага и назвать к тому же его владельца.
– Житель материка… – На лице Шек Кула отразилось нечто среднее между жалостью и презрением. – Все они одинаковы.
Каеска немного по-кошачьи наклонила голову.
– Его народ живет на островах. Он не такой неотесанный, как большинство жителей материка.
– Что он может предложить для торговли? – Мали подняла глаза. – Его народ интересуется настоящим обменом или они все сводят к кусочкам металла и пустяковым драгоценным камням, как и остальные?
Каеска пожала плечами.
– Север всегда был источником металлов, леса, кожи, разве не так?
Я не мог понять, говорит она так по причине откровенного неведения или нарочно подпускает туману? Придется рассказать Ляо, что Ледяные острова не располагают ни одним из этих ресурсов, как мне, конечно же, известно.
– Дай мне знать, когда выяснишь, на что он желает обмениваться. – Ласково улыбаясь Каеске, Мали небрежно положила руку на свой живот. – Гар и Ляо составляют для меня свои отчеты, и я оцениваю казну.
– Дорогая, а ты посмотрела те сапфиры, что я получил от Рат Тека? – поинтересовался Шек Кул, жуя заостренные зеленые стебли. – Думаю, ты сможешь выгодно продать их, когда мы в следующий раз будем в Релшазе.
Лицо Каески застыло, и даже Ляо моргнула, внезапно поняв, сколько обязанностей Каески берет на себя Мали еще до рождения ребенка.
– Если этот человек из северной страны, возможно, он взял бы ту твою ткань, Ляо. – Гар поспешила заполнить неловкую тишину, ее глаза выдавали непривычное смущение. – Она слишком толстая для наших островов, не говоря уж о плохом качестве.
– О Ляо, дорогая, – мгновенно прониклась сестринской заботой Каеска, – у тебя неприятности с ткачами?
Ляо поспешно отвергла подобное предположение и начала объяснять, что только стремилась помочь глупой Тани Каазик. Каеска сочувственно кивала, поддакивала, но всякий раз, когда Ляо пыталась сменить столь досадную тему, Гар невинно отпускала еще одно колкое замечание. Меня удивило, что Мали держится в стороне от их пикировки, но она погрузилась в обсуждение домашних дел с Шек Кулом, что, казалось, заставляло Каеску все решительнее развивать тему ошибок Ляо.
За окнами сгустилась ночь. Большая луна уже начала убывать и висела над зубчатой стеной, а краешек Малой показался над деревьями. Я пытался вспомнить, когда последний раз видел альманах и сколько дней Императорский летописец отвел для поствесны в этом году. По моим прикидкам выходило, что сейчас уже первые дни предлета, пятый или шестой.
Послышалось строгое приказание Шек Кула, и домашние рабы бесшумно внесли маленькие лампы. Радуясь, что этот бесконечный вечер наконец-то закончился, я увидел мое собственное облегчение в глазах Ляо. Развеселившиеся Гар и Каеска взялись за руки и первыми направились к широкой центральной лестнице. Однако стоило Каеске оглянуться и узреть, что Шек Кул собственной рукой поддерживает Мали, как удовлетворение на ее лице исчезло. Когда воевода оставил своих жен на площадке этажом ниже их покоев, чтобы уйти к себе, Каеска рывком отпустила руку Гар и театрально зевнула.
– Прости, я так устала. – Она тут же обернулась к собственной свите. – Ирит!
Бедняга помчался по оставшимся ступеням как побитая собака, и Каеска, ни на кого не глядя, стремительно вошла в распахнутую дверь.
Шек Кул что-то пробормотал. Я не расслышал слов, ибо он в это время обнимал Мали. Женщина громко засмеялась и, опираясь на руку Гривала, пошла по коридору. Ее смех наверняка отчетливо доносился сквозь щели в двери Каески, когда Мали проходила мимо.
– В постель!
Шек Кул торопливо поцеловал Гар, затем схватил Ляо за талию столь молниеносно, что все только диву дались. Он поднял ее на руки и запечатлел звонкий поцелуй на ее открытой груди. От удовольствия Ляо захихикала. По ее кивку я тотчас открыл дверь в ее спальню. А когда пропускал воеводу с его извивающейся ношей, то увидел лицо Гар – пунцовое, с блестящими слезинками в глазах. Она круто развернулась и побежала дальше по коридору к своим покоям.
Я понадеялся, что она не выместит свою досаду на Сезарре с помощью палки, но беспокоиться о чувствах Гар было уже некогда. Шек Кул спустил платье с плеч Ляо до талии и обхватил руками ее спелые груди. Между тем я выволок в коридор свой тюфяк и сходил за парусиновым мешком, в котором хранились пожитки, какие мне были позволены.
В подобных случаях было невозможно притворяться перед самим собой, что я слуга, а не раб. Я устал, проголодался как волк, спина и плечи немилосердно болели, но для других я был все равно что дверной косяк. С соколами Шек Кула и то обращались лучше, чем с персональными рабами. Расстегивая ремни на кольчуге, я тихо выругался и наклонился с вытянутыми руками, чтобы снять ее через голову. Грохот ее при падении на полированные половицы эхом прокатился по безмолвным коридорам, и я застыл в ожидании нагоняя от Ляо. Но зря волновался: едва ли имелась пауза в звуках нарастающей страсти, слышимых через тонкую дверь.
Сбросив тяжесть с плеч, я почувствовал себя лучше, но натруженные мышцы по-прежнему кричали от боли. Если б я мог пойти и отыскать Сезарра или Гривала, мы бы помогли друг другу с растираниями, у алдабрешцев есть для этого на редкость эффективные масла. Но теперь я знал, что, когда жена воеводы удаляется на ночь в свои покои, ее рабу положено оставаться с ней. Если, конечно, он не сидит на своей подстилке в коридоре как пес, которому нельзя доверить мебель. Я не мог даже рассчитывать на горячую ванну утром. Ляо как-то недвусмысленно заявила мне: только жители материка барахтаются в собственной грязи, а порядочные люди моются свежей водой. Растирая плечи, я пытался не обращать внимания на шумные требования желудка. Я еще не голодал так с тех пор, как Ляо деспотично оставила меня без еды на полтора дня в качестве наказания за некую провинность во время трапезы, которой я доселе не понял.