— Они ничего не оставили, когда удирали? спросил я работников фирмы.

— О, нет, ничего. Они очистили всю контору.

Абсолютно ничего.

Я знал, что так не бывает; всегда остаются какие нибудь следы.

— Вы уверены, что они не оставили никаких бумаг? — спросил я снова.

— Действительно ничего. Только несколько каталогов. Но мы можем еще раз проверить все вокруг, чтобы удостовериться в этом.

Они принесли нам каталоги немецкой фирмы и несколько бумаг, среди которых были письма, представлявшие определенный интерес. В этих письмах Упоминались имена химика из концерна «Ауэр Ге-

зельшафт», Петерсена и фрейлен Вессель. В них сообщалось о междугородных телефонных переговорах на большие расстояния, а так как такие разговоры в военное время предоставлялись только лицам, имевшим соответствующие полномочия, можно было заключить, что Вессель представляла собой нечто большее, чем обычная секретарша.

Кроме того, мы нашли книгу регистрации входящей и исходящей почты. За небольшими исключениями, зарегистрированные письма адресовались в немецкие или французские конторы этой компании. Но в одной из последних записей значилось, что Петерсен направил письмо фрейлен Вессель в маленький городок Ойпен на германо — бельгийской границе. Возможно, что она еще была там.

Между тем к нам сыпались депеши из Вашингтона, требовавшие больше информации о немецкой компании и обо всем, что касалось тория. Петерсен уехал обратно в Германию. Единственное, что нам оставалось, это «cherchez la femme» («ищите женщину»), как говорят французы. Ойпен как раз только что перешел в руки союзных войск. Нам следовало поискать фрейлен Вессель там.

Для контрразведчика было недостойным связываться с канцелярской волокитой хотя бы потому, что это слишком затянуло бы дело. Как обычно в таких случаях, полковник Паш решил разыскать эту фрейлен сам.

— Я привезу ее сюда, — сказал он, садясь в машину вместе с двумя своими людьми. Они уехали.

Через несколько дней раздался звонок полковника по междугородному телефону.

Мы схватили его, — сказал он. Но связь, как всегда, была плохой, и я не был уверен в том, что я правильно его понял.

— Схватили кто? — спросил я не очень грамотно.

— Его, — сказал полковник. — Вы знаете кто.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я. Но внезапно мне сразу стало ясно, что имел в виду полковник. Он разыскал не только фрейлен Вессель- он нашел также и Петерсена!

Петерсен и его секретарша были доставлены в Париж — сначала герр доктор, а немного позже и фрейлен. Когда Петерсена захватили, при нем был чемодан, полный различных документов. Это было очень счастливым обстоятельством для нас! Впервые к нам в руки попал настоящий пленник миссии Алсос. Мы очень надеялись, что наконец захватили человека, располагающего полной информацией о немецком урановом проекте. Ведь до сих пор наши сведения носили очень отрывочный характер и сводились к тому, что немцы усиленно работали над производством тяжелой воды в Норвегии. Кроме того, нам было известно из нейтральных источников о работе нескольких ведущих немецких физиков в небольшой деревушке, расположенной в южной Германии возле фамильного замка бывшего кайзера. В некоторых сообщениях утверждалось, что в замке Гогенцоллернов находятся секретные лаборатории. Однако подобные мысли могли быть внушены лишь детективными фильмами. Я знал этот замок. Он совершенно не подходил для проведения научных экспериментов. Скорее всего немецкие ученые находились в ближайшем городке, Эхингене.

Наш номер в отеле был превращен в «трибунал» для допроса наших пленников. Мы оделись в парадную форму, а полковник Паш нацепил столько ленточек и медалей, сколько смог разыскать. Ввели Петерсена. Мы посадили его лицом к окну с таким расчетом, чтобы видеть выражение его лица при наших вопросах. Но ответы Петерсена совершенно разочаровывали нас. Или он что‑то скрывал, или действительно не знал, что к чему.

Страшно разочарованный, я начал изучать многочисленные документы, найденные в его чемодане. Было довольно холодно, и поэтому я забрался после обеда в постель, чтобы с удобствами и без помех заняться документами. Но только я начал читать, как чуть не вывалился из постели от возбуждения.

Этот Петерсен, подобно всем немцам, был чрезвычайно методичен, и из его бумаг оыло совершенно ясно видно, где он находился и что делал в последнее время. Трамвайный билет говорил о том, что всего две недели назад он находился в Берлине. Счет из отеля удостоверял, что его секретарша, фрейлен Вессель, также была там. Но больше всего меня взволновал счет из отеля, подтверждавший, что совсем незадолго до поездки в Берлин Петерсен посетил этот небольшой городок, Эхинген, возле замка кайзера. Для меня не оставалось сомнений — Петерсен по пути из Парижа на завод в окрестностях Берлина останавливался в месте, имевшем отношение к немецкому урановому проекту. В этом наблюдалась прямая связь между похищением тория из Франции и секретной проектной организацией в Эхингене, а также с концерном «Ауэр».

На следующее утро я с нетерпением ожидал новой встречи с Петерсеном. На этот раз мы буквально извели его расспросами об Эхингене. Он уверял, что ездил туда только для того, чтобы навестить свою мать. Последующее изучение документов подтвердило, что его мать действительно живет там, но в своем письме она упоминает об этом городке как о «запретной зоне». Мы снова расспрашивали его, почему городок был запретной зоной и много ли новых зданий появилось в нем. И почему так много солдат, ученых, лабораторий и так много автомобилей? Петерсен, по — видимому, не понимал, почему мы проявляем к этому городу такой интерес. Выражение «запретная зона» означало попросту то, что туда не разрешался въезд беженцам из разбитых бомбежками городов. И действительно, его матери было приказано выехать в другой город. Сам же Петерсен находился там всего пять дней и, как можно было судить по железнодорожному билету, приезжал в этот город еще раз, год назад, но не заметил никаких изменений во внешнем облике городка, за исключением увеличения числа беженцев.

Еще раз наши надежды оказались разбитыми вдребезги. Мы ни на шаг не продвинулись вперед!! Создавалось такое впечатление, что в Эхингене не было ничего похожего на наш Ок — Ридж. Однако все это могло быть в соседнем городке. Кроме того, было довольно странно, что этот человек из концерна «Ауэр» совсем ничего не знал об урановом проекте.

Мы изучили более тщательно документы, допросили его секретаршу, но нового ничего не добились. Петерсен покинул Париж перед самым освобождением города, получив приказ возвратиться в берлинскую контору, но у него было специальное разрешение на поездку в Эхинген для того, чтобы навестить мать.

Мы все же не были полностью удовлетворены. Снова и снова изучая документы, мы обнаружили несколько подозрительных писем, но при дальнейшем расследовании оказалось, что они не представляют для нас никакого интереса. Это была переписка с французскими врачами относительно торговли радием на черном рынке. Мы передали эти письма французским властям. Среди документов находился пропуск, которым Петерсен пользовался, когда однажды перевозил радий и платину стоимостью в миллион марок в Берлин. Согласно этому документу, его сопровождал чиновник немецкой секретной службы по имени Гарун Аль Рашид Бей, уроженец Сенвтенберга, провинции Лаузиц. Я был убежден, что Гарун Аль Рашид — вымышленное условное имя, но более опытные офицеры разведки сказали мне, что оно все‑таки настоящее. Если бы немцы решили воспользоваться условным именем, то они назвали бы этого человека, например, Шмидтом. Опрос нашего пленника также подтвердил это.

Кроме того, в одной из бумаг сообщались приметы девушки Кармен фон Рензер, ее возраст, адрес и некоторые другие сведения. Документ походил на копию паспорта или удостоверения личности. Это полуиспанское, полунемецкое имя наводило на мысль, что теперь мы действительно натолкнулись на след «Маты Хари». Когда мы спросили нашего пленника о ней, он сначала даже не понял, о ком мы говорим. Однако, когда мы показали ему часть этой бумаги, он сразу же вспомнил и рассказал, что с этой девушкой он однажды имел дело в Париже. Она обошлась ему в три тысячи франков — факт, по его мнению, возмутительный.