Он должен был разыграть роль плохого солдата, бежавшего из дисциплинарного батальона и находившегося под следствием военного суда. Эту роль он играл с несравненным мастерством.

Форма в лохмотьях, вещевой мешок привязан на веревочке, каска на затылке — в таком виде С25 в один прекрасный вечер отправился на вокзал Аустерлица, чтобы сесть на поезд, направлявшийся к границе. Но этот поезд пришлось пропустить. Прапорщик, наблюдавший за порядком, сделал ему вполне справедливое замечание за его неряшливый вид. Агент, вошедший в свою роль, допустил такие неподобающие выражения по адресу офицера, что дело кончилось в военном комиссариате.

Там решили без лишних формальностей немедленно отослать виновного солдата под конвоем в крепость. Тогда офицер из второго бюро, издали наблюдавший за отправкой агента С25 и последовавший за ним в комиссариат, поспешил вмешаться и объяснить, в чем дело.

Чтобы избежать новых неприятных инцидентов, которые могли в последнюю минуту помешать выполнению плана, так терпеливо и тщательно подготовленного генеральным штабом, было решено проводить мнимого дезертира до самого вагона.

С25 уселся в свое отделение, не преминув, однако, отпустить на потеху собравшейся толпе целую кучу шуток по адресу своего начальства. Наконец, поезд умчал его по направлению к Испании.

В вагоне С25 уснул. Он проснулся на другой день утром в Бордо и завел знакомство со своими соседями. Это были главным образом солдаты-отпускники или гражданские лица, ездившие навестить в госпиталях своих раненых родственников.

Неожиданно поезд, приближающийся к концу своего пути, замедлил ход перед вокзалом Хэндая.

В вагон вошел военный патруль и приступил к тщательному осмотру.

В военный комиссариат прифронтового вокзала поступило сообщение из Парижа о том, что в поезде находился опасный дезертир. Его следовало во что бы то ни стало задержать, прежде чем он успеет добраться до Испании.

Описание примет совпадало с наружностью агента С25.

Несмотря на горячие протесты последнего и разыгранное им негодование, его немедленно арестовали.

После короткого допроса и проверки воинского билета не осталось никаких сомнений в подозрительности этой личности. Он был отведен под строгим конвоем в помещение, превращенное во время войны в тюрьму. С25 пробыл под стражей два дня, ожидая распоряжений, которые должны были решить его судьбу.

Тем временем один из секретных агентов, служивший на пограничном вокзале, получил сообщение из второго бюро о предполагаемой операции и о способах ее проведения. Ему же поручалось организовать побег своего товарища.

На третью ночь этот агент был назначен дежурным в тюрьму. Во время обхода ему удалось оставить открытой дверь камеры агента С25. Выждав подходящий момент, он назвал себя пленнику и подал ему сигнал для бегства.

Он поднял тревогу только тогда, когда С25 оказался вне пределов досягаемости.

Таким образом, беглец, спешивший скрыться, смог приблизиться к границе.

Все же внезапно поднявшаяся стрельба заставила нашего беглеца броситься в реку Бидассоа, чтобы укрыться от преследования.

Наш мнимый дезертир переплыл эту извилистую реку, отделяющую Францию от Пиренейского полуострова. Французский патруль видел, как он вылез из воды около Фонтараби и начал переговоры с испанским таможенником.

Это было только начало порученного С25 дела.

Слух об этом смелом бегстве распространился по Хэндае и его окрестностям.

Эта новость со всеми подробностями передавалась из уст в уста. Она стала известна и на Интернациональном мосту, где французские и испанские часовые стояли на посту в нескольких метрах друг от друга. На этом мосту французы и испанцы встречались несколько раз в день, чтобы обменяться новостями, монетами, табаком и съестными припасами. Здесь испанская стража и узнала, каким образом удалось бежать нашему заключенному. Передаваясь от одного поста к другому, эта новость разнеслась вдоль границы и достигла Сан-Себастъяна, где ею заинтересовались агенты «Штаба пяти».

Немцы решили немедленно связаться с вновь прибывшим дезертиром, чтобы узнать последние новости из Франции; они действовали подобным образом по отношению ко всем перебежчикам из союзных армий, проникавшим в Испанию.

Конечно, перебежчики направлялись испанцами в концентрационные лагери. Но наши соседи были мало заинтересованы в содержании на свой счет всех укрывшихся у них солдат союзных армий, и поэтому ворота в лагерь оставались всегда полуоткрытыми, чтобы побудить заключенных бежать и тем самым избавить испанцев от расходов по их содержанию.

Немцы широко использовали дезертиров. Всякий перешедший границу быстро и тщательно обрабатывался в их бюро шпионажа в Барселоне или в Сан-Себастьяне.

После опроса, в зависимости от сообщенных сведений, выдавалось вознаграждение. Большинство солдат не имело денег и, будучи заинтересовано в получении вознаграждения, старалось сообщить как можно больше сведений.

Когда германские агенты узнавали у вновь прибывших все, что они могли сообщить, последние переставали их интересовать. В случае, когда попадались дезертиры, являвшиеся с немецкой точки зрения «интересными типами», им предлагали щедро оплачиваемую работу. Их принимали в организацию или для расширения пропаганды в пользу Германии, или для сбора сведений. В последнем случае вновь завербованные возвращались во Францию, снабженные фальшивыми документами. Так постоянно пополнялась армия шпионов.

Дезертиры являлись ценными сотрудниками, германской разведки. Боязнь быть выданными французским властям гарантировала их молчание и усердие в работе. Завербованные в немецкую разведку сообщали все, что они знали или могли узнать. Затем их расторопность несколько уменьшалась, в то время как просьбы о субсидиях становились все более частыми.

Немцы обычно не церемонились: они просто выдавали агента, от которого решали отделаться, французской полиции, открывая место его убежища и характер работы. Французам оставалось только забрать изменника и после короткого суда (в исходе которого не могло быть сомнения) расстрелять.

Союзники также прибегали к подобным приемам по отношению к используемым ими дезертирам неприятельских армий.

В самый разгар войны французская контрразведка регулярно сносилась с германской при посредничестве официальных доносчиков. Таким образом, оказывались взаимные услуги.

Ясно, что «Штаб пяти» легко нашел агента С25, который после краткого опроса был направлен испанскими таможенниками в ближайший концентрационный лагерь. С помощью сообщника капитан Крафенберг переслал дезертиру штатское платье, чтобы он мог явиться в Сан-Себастьян, не возбуждая излишнего любопытства. Этот дезертир привлек его особое внимание.

Разве своим бегством он не показал гораздо большую смелость, чем те, которые при переходе через границу довольствовались обходом патрулей по крутым горным тропинкам?

Обстоятельства, при которых пришлось бежать этому человеку, свидетельствовали о том, что он обладал неукротимой энергией. Нет ничего удивительного, что «Штаб пяти» проявил к нему особый интерес.

Когда капитан Крафенберг вышел из лагеря с С25, он с места в карьер приступил к разговору о близком конце войны.

— Французы и их союзники, — заявил он, — скоро будут совершенно разбиты нашим доблестным кайзером; помогая нам, вы, несомненно, окажете услугу делу мира. Для чего напрасно продолжать эту ужасную войну, которую мы решили довести всеми имеющимися средствами до нашей окончательной победы?

Чтобы сразу же установить хорошие отношения с немцам и С25 пустился на «полную откровенность».

— Если бы вы знали, как я ненавижу войну! Я ведь пацифист! А меня заставляли драться, да сверх того со мной еще плохо обращались! Если бы я не удрал, меня, безусловно, приговорили бы к смерти и расстреляли. Я, действительно, отказался идти в траншеи после того, как меня несправедливо и грубо наказал офицер.