— Могу только сказать, что у нас был очень небольшой штат. Но в аппарате я проработал немного: вскоре меня направляют под прикрытие Министерства высшего и среднего образования.

— Что это значит?

— Это значит, что в министерстве я получил ответственную должность. Там, на Крещатике, 34, был у меня свой кабинет. И одновременно у меня была должность в Комитете, был объем работы, который я должен был выполнять.

— Как нетрудно догадаться, должность в министерстве была прикрытием для работы на КГБ.

— Н у, конечно.

— Как же вы успевали по времени, ведь, должность-прикрытие, наверное, предполагала определенный объем чисто «министерской» работы?

— Конечно. Объем «министерской» работы никто вместо меня не делал. Большую часть времени я проводил в министерстве. Но у нас же тогда никто не считался со временем. Закончился рабочий день в министерстве, отправляюсь в Комитет и уже там работаю часов до девяти вечера.

— Чем была вызвана такая необходимость — работать «под крышей» внутри страны?

— Это было связано с предстоящей загранкомандировкой.

— Потом, насколько я знаю, вас откомандировали в Канаду?

— Да. И вот здесь и кроется ответ на заданный вами вопрос: в Канаде я был как сотрудник Министерства высшего и среднего образования.

— Чем вы занимались в Канаде?

— Добывал для своей страны информацию, в основном техническую, — ту, в которой страна нуждалась.

— И все же… Может быть, сможете рассказать хоть что-то конкретное?

— Нет, не смогу. Давайте напишем так: там были обычные будни, работал с агентурой.

— Один ваш коллега сказал мне, что в Канаде вы, в основном, работали с нелегалами.

— Имел дело с разными людьми. Потом вернулся домой, в Киев. Но надолго задержаться здесь не пришлось. Меня вызывают в Москву и там оформляют на работу в Министерство внешней торговли, на должность старшего инженера объединения «Электротехника».

— Опять «крыша»?

— Да. Но, опять же, здесь надо было выполнять конкретную работу — официально, по контрактам, завозить в Союз разную технику. Потом меня направили в торговое представительство Союза в Хельсинки, как представителя этой организации. Там наряду с реальными контрактами мы занимались и такими, которые интересовали сугубо КГБ и Военно-промышленную комиссию.

— Но, ведь, Финляндия не является самым передовым центром, как тогда говорили, «научно-технического прогресса».

— А кто сказал, что нас интересовала только Финляндия?..

— То есть, пребывая в Хельсинки, вы работали по другим странам?

— Это даже удобно. Очень неплохо.

— Приходилось слышать, что, работая через третьи страны, КГБ нередко использовало людей «втемную»: человек, например, думает, что он работает на Германию, а на самом деле — трудится на КГБ.

— Очень часто он не обременяет себя подобными вопросами. Он думает только о том, как заработать деньги. Бывало, встречаемся с таким человеком, играем в кегли, и к нему появляются просьбы: «Ты сказал, что в Лондоне живет твой лучший друг, который может то-то и то-то, так давай сделаем то-то и то-то, — и ты на этом деле что-то заработаешь, и он будет что-то иметь». Человек соглашается, и дело пошло-поехало.

В Хельсинки я проработал четыре года. Все нормально. Вернулся в Союз и опять пошел на работу в Министерство внешней торговли Союза. Там проработал несколько лет — делал то, что положено в министерстве и одновременно трудился в разведке. Потом меня «забрали» уже непосредственно в аппарат КГБ Украины. Рабочее место было на Владимирской. Там я уже рос как начальник — начальник отделения, потом — отдела, потом — зам. начальника управления, организуя работу по выполнению заданий Военно-промышленной комиссии. Мы работали неплохо и числились в Москве на хорошем уровне. К нам с большим уважением относились.

— Вы занимались только технической разведкой или еще и политической?

— Только технической. Мы дошли тогда до того, что по сотне позиций выполняли задания Военно-промышленной комиссии.

— Все полученные материалы передавались в Москву или частично оставались в Киеве?

— Часть материалов мы передавали в украинские научно-исследовательские институты. Например, в Институт Патона, где был сосредоточен мощнейший интеллектуальный потенциал.

Вскоре я пришел к выводу, что техническая разведка Украины может быть более эффективной, если будет создана организация, реально существующая, но «крышная» по сути. Убедил в этом руководство, я занялся созданием фирмы «Прогресс», предшественницы «Укрспецэкспорта». В 1990-м году фирма была создана, и мы начали разворачивать ее деятельность.

— Вы были ее руководителем?

— Да. Генеральным директором.

Итак, фирма была создана, начала работать. За год ее деятельности появился пакистанский танковый проект. Тогда Украина поставила в Пакистан боевые машины на сумму более шестьсот миллионов долларов. Вот чем занималась эта организация.

Но в 1992-м году вышел мой возрастной срок, и я ушел на пенсию.

— Это так конспективно выглядит ваша биография. Но в этом рассказе не просматриваются те страсти, которые, вне сомнений, постоянно переполняли вашу жизнь. Чтобы хоть как-то приблизиться к разговору о том, какими небезопасными делами приходилось вам заниматься, расскажите о тех людях, с которыми вы работали.

— Мы работали со множеством источников, которые решали те или иные задачи.

Рассказать попробую, пожалуй, только об одном, на мой взгляд, совершенно удивительном человеке. Этот парень — англичанин. Голова — дом Советов. Компьютерщик божьей милостью. Он все знал, все умел. Будучи еще совсем молодым и малоизвестным специалистом, он открыл в одной европейской стране компьютерный институт. Он втаскивал туда оборудование, то, которое было нужно нам. Он копировал, делал чертежи, закупал дубликаты — и все это перебрасывал нам. На его материалах в Москве в то время работало целое конструкторское бюро, которое было полностью оснащено новейшей зарубежной техникой.

Второе. Он привез гору оборудования, которым до сих пор пользуются в одном из московских институтов ядерных исследований.

Третье. Он притащил в один из московских исследовательских институтов столько компьютерной техники, столько новейших технологических разработок, что, если бы там, на заводе, сидели нормальные люди, то мы бы имели блестящие отечественные автомобили, ни в чем не уступающие западным.

Чертежи, разработки — все это потоком шло к нам. И, конечно же, своей активностью он попал в поле зрения контрразведки.

— Что было потом?

— Его арестовали.

— А помочь ему не было никакой возможности?

— Мы активно включились. Но дело осложнилось тем, что этот наш друг — разведчик-нелегал. Он работал без какого-либо официального прикрытия. Тем не менее, мы довольно эффективно вышли из той ситуации. Он просидел совсем недолго, и через несколько лет привез мне свое уголовное дело.

— Как вам это удалось?

— Там существует такой порядок судопроизводства: после тюрьмы человек может получить свое уголовное дело.

— Я имею в виду — как удалось выкрутиться и отделаться, по большому счету, легким испугом?

— Думаю, мы избрали тогда единственно верную тактику. Было так. Судья открывает заседание и говорит подсудимому: мол, вы обвиняетесь в том-то и том-то, вы признаете себя виновным? Есть два варианта, сказать, что, да, признаю, и сказать: «Не признаю». Если человек не признает себя виновным, открывается следственная процедура, и тогда разматываются и доказываются все эпизоды. Что нам было совершенно ни к чему. Если же человек признает себя виновным, судья доволен: прекрасно! Человек получает свой срок. Маленький. В нашем случае — два года тюрьмы.

— Да, там это называется — сговор со следствием. Кстати, это очень хорошо описано в романе американского писателя Тома Вулфа «Костры амбиций».