В очередном письме в ГПУ я писал: "Ввиду дальности расстояния и редкой курьерской связи мне приходится по всем мало-мальски важным срочным вопросам посылать вам телеграммы. Между тем недавно полпред предложил мне знакомить его с текста и шифров, отказываясь в противном случае их визирь. В случае исполнения его требования мы фактически поставили бы всю нашу работу под контроль полпреда. Впредь до получения указаний, чтобы не испортить и без того неважные отношения с полпредом, я для видимости согласился с его условиями и показываю ему идеально составленные тексты, не соответствующие высылаемым вам. Жду ваших срочных указаний по этому вопросу".

На это письмо я мог получить ответ не раньше 2- месяцев, а за это время я был вынужден каждый день представлять фальшивые тексты телеграмм для Старка, чтобы удовлетворить его самолюбие. Наконец, спустя два месяца пришел ответ из Москвы. Трилиссер пишет мне:

"Конечно, полпред не имеет права предъявлять вам таких требований. Взятую вами линию не давать повода к столкновениям считаем правильной, тем более, что конфликт у вас несомненно создаст конфликт между вами и НКИД здесь. Продолжайте вашу линию, насколько это возможно".

Таким образом, Москва определенно указала права резидента ГПУ и готова была пойти на конфликт с НКИД. Я почувствовал под ногами почву, решил при удобном случае дать бой Старку.

Случай представился скоро. Я получил от известного басмача предложение "ликвидировать" эмира бухарского. В ту же ночь я заготовил по этому поводу шифрованную телеграмму и на утро понес ее на визу Старку.

– А где же текст телеграммы?- спросил Старк.

– Товарищ Старк, с сегодняшнего дня я больше не могу давать вам текстов моих телеграмм,- ответил я.

– Интересно, что вы до сих пор могли, а теперь не можете,- иронически спросил меня Старк.

– А потому, что мне надоело составлять для вас фальшивые тексты,- выпалил я.

Наступило гробовое молчание. И без того красное лицо полпреда побагровело окончательно. Пальцы его сжимались в кулаки. У него был вид, точно он хотел броситься на меня с кулаками. Но я спокойно стоял, держа руки в карманах. Старк знал, что я всегда хочу с оружием.

– Как, значит, четыре месяца вы обманывали меня самым наглым образом,- наконец, заорал он.

– Да, признаюсь, обманывал. Но вы сами заставили меня прибегнуть к этому. Вы отлично знаете, что я не имел права показывать доверенный мне шифр. Я лишь выполнил свой долг. А теперь прошу подписать эту телеграмму,- закончил я, протягивая ему бумагу.

– Я не хочу иметь с вами никаких дел,- закричал Старк и, повернувшись, ушел.

– В таком случае я буду вынужден посылать телеграммы по индо-европейскому телеграфу за счет Наркоминдела,- сказал я ему вдогонку и вышел.

Часа через два ко мне пришел личный секретарь полпреда Фридгут и передал мне, что отныне Старк предложил все бумаги на подпись передавать через Фридгута, ибо он не желает лично встречаться со мной.

– Какой скандал!- рассказывал мне Фридгут – Старк влетел в столовую красный, как рак, и ругал тебя, на чем свет стоит. "Жены" бросились его успокаивать и все твердили: "Мы же говорили, что Агабеков пишет какую-нибудь гадость про нас в Москву, поэтому и не хотели показать тебе". И тут не обошлось без участия "жен" Старка.

Старк откомандировал в Москву Мархова. За ним уехал и Ринк. Теперь пришел ко мне прощаться и личный секретарь Старка Фридгут. Лицо у него возбужденное и вместе с тем печальное. Он должен завтра выехать в Москву. Его командировка для всех неожиданна.

– Слушайте, Агабеков, я не люблю быть откровенным, в особенности с чекистами, которые всегда любят на любом деле заработать, но с вами другое дело. Я хочу вам сказать все. Я хочу отомстить Старку за его подлое отношение ко мне. Я работал с ним в течение четырех лет. Я исполнял все его приказания. Участвовал во всех его подлых интригах. И за это все он мне предложил немедленно убраться из Кабула. За что, спрашивается? А за то, что я посмел влюбиться в Буланову. За то, что я сказал Старку, что мы любим друг друга и хотим жениться. За это он меня отправляет в СССР. Ладно, я уеду,- продолжал Фридгут,- но перед отъездом я расскажу вам о всех его гнусностях. Для Вас, конечно, не секрет, что Старк живет одновременно ,двумя женами. Это они нашпиговали Старка против вас, и хотят во что бы то ни стало выжить вас отсюда, ибо думают, что вы знаете о всех их любовных интригах и сообщаете об этом в Москву. Мархова Старк тоже командировал по просьбе Аси, которая обиделась, что Мархов пренебрег ею. Она доказала Старку, что он ваш агент. Признаться, и я во многом им помогал. Военный атташе Ринк также уехал из-за Булановой. Старк, заметил его ухаживания за нею, бомбардировал письмами Москву, чтобы сняли Ринка. И так на все и на всех Старк смотрит через призму личных отношений. И из-за личных ношений к Булановой он теперь высылает меня. Хотите я изложу для вас все это в письменном виде,- предложил Фридгут.

Я ему ответил, что в Кабуле все это ни к чему, и пусть лучше сообщит о всех безобразиях в Наркоминдел.

– Что вы смеетесь надо мной! Ведь замнаркома Литвинов48 – большой приятель Старка и одного поля

ягода. Он после такого заявления выгонит меня со службы и из партии,- ответил Фридгут.- Я лучше подам заявление в ГПУ.

Я ему дал адреса в ГПУ, и Фридгут на следующий день уехал. По приезде в Москву он побывал в ГПУ и подал жалобу на незаконные действия Старка в ЦКК, где после короткого расследования дело замяли. Рука руку моет. Ведь Старк тоже был членом коммунистической партии с 1905 года. Старк продолжал царствовать в Кабуле вместе со своими "женами".

Всего, что наделали эти две женщины,- не рассказать. Из-за них и по их желанию из Кабула были высланы 32 сотрудника. Отправив многих, они сами также кончили плохо. Девица Буланова вдруг оказалась беременной от неизвестного отца и, чтобы не скомпрометировать посла (хотя тут то он как раз был ни при чем), вынуждена была выехать в Москву, где и родила ребенка.

Относительно же жены полпреда Аси я в 1928 году, уже будучи начальником восточного сектора ГПУ в Москве, получил от резидента ГПУ в Кабуле Шмидта следующее донесение:

"Вчера второй секретарь посольства Великовский, зайдя в спальню полпреда, нашел жену полпреда, Асю Никитичну Старк, лежащей мертвой на полу. Она покончила самоубийством выстрелом в висок. Револьвер браунинг лежал тут же рядом. По сведениям, утром в день смерти Ася имела бурное объяснение с летчиком… с которым она находилась в интимной связи, так как последний стал интересоваться женой шифровальщика посольства Матвеева. Чтобы не создавать дипломатического скандала, было решено срочно убрать труп и официально объявить, что жена посла умерла от разрыва сердца. Несмотря на принятые меры при уборке трупа, по сведениям нашей агентуры, Афганское правительство и местные дипломатические круги осведомлены о действительной причине смерти".

Так кончили свою карьеру две "жены-советницы" советского посла Старка.

Сам же Старк, как старый большевик, считал недостойным для себя, как коммуниста, горевать по застрелившейся жене. В то время, как труп ее везли в Москву, он уже нашел новую подругу, жену своего шифровальщика, с которой поселился в летней резиденции посольства в Пагмане49 и проводил новый "медовый месяц".

Осенью 1926 года я был назначен резидентом ГПУ в Персии. Не успел я приехать в Тегеран и принять дела своего предшественника Казаса, как получил из Москвы следующую телеграмму: "Николаю. Немедленно приезжайте Мешед50, где неблагополучно нашим резидентом. Урегулировав положение, телеграфируйте. Трилиссер".

Мы сидели с Казасом и обсуждали полученную телеграмму.

– Черт знает, что там происходит. С первого же дня приезда наш резидент Браун начал склоку с генконсулом Кржеминским,- рассказывал Казас, забравшись с ногами на кожанный диван.- Кржеминского я знаю по Турции, это – тип старого интеллигента. Он вечно волочится за женщинами, несмотря на свои 50 лет, но особой любви к склокам не проявлял,- продолжал Казас. Я лично не знал ни Брауна, ни Кржеминского. Правда Брауна я как-то видел при следующих обстоятельствах: будучи в Асхабаде, я сидел за столиком ресторана в городском саду и заметил проходившего мужчину с черной бородкой, в круглых роговых очках, одетого в белый полотняный костюм и с колониальным шлемом на голове. Он медленно прогуливался по аллее, пристально оглядывая гуляющих. Помню, что я тогда же подумал, это шпик, но не мог определить наш он или чужой, решил на всякий случай справиться в местном отделе ГПУ. Когда я, встретившись с председателем ГПУ Руцким, описал ему встреченного мною типа, он посмеялся и сказал, что это Браун, едущий новым резидентом в Мешед.