В: Подпись проставлена?

О: Только инициалы.

В: Не имели вы подозрений, что такое может случиться? Не было ли каких предвестий?

О: Не думано не гадано, сэр. Хотя, будь я посмекалистее, впору было бы насторожиться — после одного происшествия в Тонтоне. Джонс приступил ко мне с рассказом о том, что большая часть его задатка ещё в Лондоне ушла на уплату какого-то долга, пожаловался на нужду и просил выделить некую толику в счёт причитавшейся ему награды. Я уважил его просьбу, сделав о том запись в книжице, которую ношу для подобных оказий.

В: Сколько?

О: Одну гинею.

В: Вас не удивило, что ему понадобилось в дороге столько денег?

О: Я его обычай хорошо знаю. Где не удаётся пустить пыль в глаза бахвальством — там добивается своего угощением.

В: А что, мистер Лейси, дали вы веру его письму?

О: Признаться, я на него осерчал: шутка ли, так меня подвести. Однако тогда почёл им написанное за правду. Я знал, что родом он из Суонси или по крайности из тех мест, слышал я и его рассказы о матери, всё ещё там проживающей.

В: Та, что содержит кабачок?

О: Да, так он мне как-то сказывал.

В: Тогда вы ему поверили, отчего же нынче изверились?

О: Оттого, что за деньгами он ко мне не обращался.

В: Может статься, нашёл работу в Суонси?

О: Тогда бы он мне написал. Уж я его знаю.

В: Не справлялись вы на постоялом дворе о следующем: верно ли, что в тот день уходило судно в Суонси? Верно ли, что Джонс про него спрашивал?

О: Нет, сэр, таких справок я не наводил: мистер Бартоломью не велел. Было так: едва я дочитал письмо, как явился слуга Дик и пригласил меня к мистеру Б., который уже знал про отъезд Джонса, будучи уведомлен Диком. Он было решил, что это я отослал Джонса. Мне пришлось его разуверить и изъяснить суть дела.

В: Вы показали письмо?

О: Незамедлительно.

В: Оно его встревожило?

О: Слава Богу, меньше, чем я предполагал. Он говорил со мною так приветливо, что я не знал, куда глаза девать: Джонс как-никак был нанят по моему ходатайству. Мистер Бартоломью сделал несколько вопросов, желая понять, в какой мере можно доверять искренности этого письма. Я отвечал примерно как и вам и прибавил, что, по глубокому моему убеждению, успеху дела это происшествие не угрожает — ведь Джонс знал о его подоплёке ещё меньше моего. И если бы он строил козни, ему не было бы никакого расчёта писать это письмо либо медлить с исполнением своего замысла.

В: Джонс, вы сказывали, знал, что вам велено возвращаться через Эксетер?

О: Да, я ему передавал.

В: Какие распоряжения сделал мистер Бартоломью касательно нового поворота событий?

О: Что нам надлежит и виду не показывать, что Джонс уехал без нашего ведома, а напротив, держаться так, будто на то была наша воля. С этой целью должно нам отбыть из города вместе и лишь потом разъехаться и действовать, как было условлено. Не скажу, чтобы меня очень прельщало путешествие в одиночку по этой почти безлюдной глуши, но я о своих страхах и не заикался: сам виноват, что остался без спутника, пусть даже такого ненадёжного, как Джонс.

В: Не задумывались вы, какая бы причина помешала этому молодцу востребовать свою долю?

О: Задумывался, но ответа не находил. Такое не в его правилах.

В: Может, он засовестился из-за того, что бросил вас на произвол судьбы?

О: Что вы! Откуда бы взяться такой чувствительности при его безденежье. Нужда бы заставила.

В: Он женат?

О: Про жену я никогда от него не слышал. Да и знакомство наше было не так чтобы очень близким. Пару раз он наведывался ко мне домой, но дальше порога я его не пускал: миссис Лейси такому гостю бы не обрадовалась. Сколько он ни тщился щегольнуть изящными манерами, а всё-таки от джентльмена, хотя бы и невысокого полёта, разнился как небо от земли. Как есть шапочное знакомство — у меня таких приятелей не меньше дюжины наберётся, я мог бы привести к мистеру Бартоломью любого. А только вот угадало меня за два дня до нашего разговора встретить на улице Джонса и узнать, что он остался без места.

В: Хорошо. Перейдём к вашему расставанию с мистером Бартоломью.

О: Как называлось место, где мы распрощались, я не ведаю. Проехавши две мили, а может, чуть больше, мы оказались на распутье, где стояла виселица. Мистер Бартоломью придержал коня и объявил, что тут мы должны разъехаться и что моя дорога через несколько миль приведёт меня к большаку, связующему Барнстапл с Эксетером, по нему я и доберусь до места, а если посчастливится, то и попутчиков себе найду. Заночевать ли в Тонтоне или скакать прямо в Эксетер, он предоставил решать мне самому.

В: Он что-нибудь ещё говорил?

О: Говорил. Но сперва нам пришлось подождать минуту-другую, пока Дик перевьючит мою поклажу на моего коня. Да, вот ещё что: мистер Бартоломью уломал меня прихватить Джонсов карабин. Едва ли у меня достало бы духу из него выпалить, разве что при самых отчаянных обстоятельствах, да Бог миловал. При самом же расставании мы с мистером Б. спешились и отошли к сторонке. Он вновь поблагодарил меня, извинился за то, что поверг меня в смятение, и пожелал мне продолжать путь и ни о чём не крушиться, ибо, если бы он был в силах открыть мне всю правду до конца, я бы и сам уверился, что крушиться нет причины.

В: Он ничего не добавил касательно того, куда же всё-таки направляется и с кем ищет встретиться?

О: Нет, сэр.

В: Было ли похоже, что он воспрял духом?

О: Скорее смирился, как если бы понял, что жребий брошен. Я заметил ему, что по крайности солнце смотрит на его предприятие с приветливой улыбкой: день задался подлинно майский, на небе ни тучки, и он ответил: «Правда, Лейси, я вижу в этом добрый знак». Когда же я высказал надежду, что он непременно сподобится желанного свидания, он лишь наклонил голову и произнёс: «А это, Лейси, я скоро узнаю». И больше не сказал ни слова.

В: А что горничная и слуга — не удивились они, что вы их покидаете?

О: Они без сомнения были извещены, что на этом моя роль приходит к концу. Мы с мистером Бартоломью пожали друг другу руки, вскочили на коней и отправились — он в одну сторону, я в другую. Вот и всё, что мне известно, сэр. Не взыщите, если я не сумел прояснить для вас все предметы, о которых вам бы хотелось узнать обстоятельнее — я ведь предупреждал, что так оно и будет.

В: Теперь поразмыслите вот о чём. Предположим, Джонс не сомневался в справедливости своего подозрения, что горничная не горничная, но шлюха. Предположим, он налёг на неё крепче, нежели чем описывал потом вам, потребовал плату за своё молчание и девица либо сам мистер Б. сочли за лучшее от него откупиться. Иными словами, ему было заплачено с тем, чтобы он от вас отступился и убирался с глаз долой, а то как бы паче чаяния не проболтался, когда вы, как было назначено, расстанетесь с мистером Б. Разве такое объяснение не заслуживает большего вероятия? И не потому ли он до сих пор не востребовал свою долю? Может статься, он получил плату ещё в Девоншире, и плату куда большую против условленной?

О: Не верится, чтобы он сшутил со мной такую шутку.

В: Могу сообщить вам, что Джонс угадал правильно: стыдливая горничная ваша была далеко не стыдливой и вовсе не горничной, но продажной девкой, взятой прямиком из притона Клейборнихи.

О: У меня ум мешается.

В: Беда ваша — избыток мягкосердия, друг мой. Людишки такого пошиба, как Джонс, мне хорошо знакомы. Для них что выгодно, то и честно. Что им стоит поступиться стародавней дружбой ради нескольких гиней?

О: Но зачем же было брать с собой эту девку?

В: Этого я ещё не постигаю. Первое, что приходит на ум, — для услаждения мистера Б. Но вы уверяете, что никаких подтверждений тому не имелось.