Большинство казаков знало о планах верхушки только в общих чертах, без важнейших подробностей, на чем изначально настаивал Аркадий. Но и не зная подробностей предстоящих боевых действий, казаки изнывали от нетерпения: «Когда же закончится эта проклятая, голодная и холодная зима?! Когда же можно будет выйти в поход?»

Была для беспокойства Аркадия и атаманов еще одна причина. Финансовая. В связи с предельной простотой казачьего законодательства им уже начали сниться кошмары. С собой в главной роли на торжественном повешении или, что еще более вероятно, утоплении. Смерть утоплением, странное дело, считалась наиболее позорной казнью среди пиратов Черноморья, так казнили только очень разозливших казаков людей. Странно потому, что все они постоянно ходили под угрозой смерти в воде. Чайки и струги не слишком подходили для плаванья по бурному морю, застававшие в походах казаков бури часто собирали среди них обильную жатву душ для Князя Тьмы. Что не мешало им отправляться в морские набеги вновь и вновь.

Тревожиться же приходилось всерьез, так как за необоснованную растрату общественных средств другого, кроме казни, наказания не предусматривалось. А потратиться на организацию диверсионно-террористической операции пришлось капитально. Не удалось уложиться и в десять тысяч золотых. У Аркадия и атаманов, даже если они сложились бы, таких свободных средств не было, пришлось залезать в общаки, запорожский и донской. В связи с переизбранием отчитываться перед кругом не пришлось атаманам ни Запорожья, ни Всевеликого Войска Донского. Но время шло, известия из Малой Азии не приходили, и перед растратчиками замаячили очень неприятные перспективы. Одно дело – рассказать потом о великом успехе – уничтожении самого султана, стамбульского повелителя, под такое и весь общак списать могут. Его, в конце концов, можно восстановить, пошарив по тем же прибрежным малоазитским городам. И совсем по-другому, фатально неубедительно, будет выглядеть доклад, если покушение не удастся. Казаки вряд ли прислушаются к оправданиям наподобие: мы задумали, но нам не повезло. Общак у бандитов – святое.

Подписавшиеся под градом аргументов и уговоров на оплату операции «Весло» атаманы деньги спонсировали, а теперь мучались в ожидании. Был при этом и юмористический эпизод.

На естественный вопрос Татаринова: «А при чем тут весло?» Аркадий, вспомнив киноклассику, уверенно ответил: «А чтоб не догадались!» И, в отличие от скептического ХХ века, слушатели прониклись. Вертеть пальцем у виска никто не стал. Впрочем, в этом обществе, при самых грубых и незатейливых шутках, всерьез о глупости оппонента заявлять принято не было. Вероятно, из-за специфики деятельности.

«Нет, без нормальной экономики здесь ничего не построишь, а нормальную экономику должны строить нормальные люди, а не бандиты-живорезы. Дьявол, надо не ждать исхода татар, а разослать приглашения в Европу уже сейчас. Пока эти приглашения дойдут, пока кто-то им поверит и зачешется на переезд, пока сюда доберется… Прав был Джек Лондон: «Время не ждет!»

От нетерпения изнывал в Кафе Хмельницкий. К ожиданию таких желанных вестей из Малой Азии примешивалась тревога. Его запорожцы помогли Инайет-Гирею одолеть своих врагов, клан Мансуров, призвавший на помощь Османов. Зиновию удалось тихой сапой захватить Кафу, Балаклаву и еще несколько крымских портов. Тогда, осенью, здесь всерьез опасались большого османского десанта, а в умении защищать или брать крепости преимущество казаков над местными воинами не вызывало сомнения даже у самых заядлых крымских патриотов. Казаки укрепились в прибрежных крепостях при помощи самих татар и уходить из них, передавая хану контроль над ними, не собирались. Так что крымские татары на данный момент владели, как и прежде, только Гезлевом (Евпаторией).

Кошевой атаман не ленился почаще проверять лично, как несут службу часовые, торопил нанятых работников, чинивших укрепления, кляня про себя турок, допустивших такое их ветшание. Какие бы реформы ни проводил султан в Стамбуле, на окраинах турки оставались турками.

Однако с каждым днем Хмельницкий чувствовал себя в Крыму все неуверенней и неуверенней. На улице вступила в свои права весна, а его душу сковывал холод страха. Богдан не показывал тревоги посторонним, но они и сами имели головы и глаза. Не надо было иметь ум и хитрость великого политика, чтобы почувствовать приближение большой опасности. При регулярных встречах с мурзами, даже из Ширинов, всегда поддерживавших Инайет-Гирея, он ловил на себе все чаще совсем не дружественные взгляды. Было ясно, что больше месяца такая неопределенность не продлится. Либо в Анатолии случится то, что задумано в Азове, либо… ему с запорожцами придется убегать отсюда на кораблях, бросив большую часть награбленного. Возможен еще вариант прорыва с боем из Крыма таборами сквозь атакующие тумены врага. И врагами ему будут все крымские татары, вне зависимости от родовой принадлежности. В двадцать восьмом году Трясиле после гибели Дорошенки под Кафой такое удалось, но получится ли повторить второй раз… еще вопрос.

Шпионская сеть, которую он успел создать, приносила очень плохие новости. Запретом набегов на Русь были недовольны все мало-мальски значимые мурзы и их воины. Пока шла гражданская война, они грабили друг друга, но вот наступил мир, казалось, желанный и угодный Аллаху, а крымская элита ополчилась против своих недавних союзников. Вопреки просьбам хана, Зиновий приказал никого, кроме запорожцев, в цитадели занятых крепостей не пускать и быть всем казакам в боевой готовности. Долго терпеть это положение мурзы не смогли бы по чисто экономическим причинам. Влияние мурзы в немалой степени определялось количеством подчиняющихся ему воинов. А воинам надо платить, причем много больше, чем пастухам. Где взять на это деньги, как не в набеге? Следовательно, они или должны были резко сократить свои отряды, или сместить мешающего добывать денежку хана. Нетрудно было догадаться, какой вариант из этих двух они предпочтут.

Горел в нетерпении и, чего уж там, страхе и сомнениях хан Инайет-Гирей. В собственном Бахчисарайском дворце начал чувствовать себя как волк в ловушке. За два последних месяца на него было уже три покушения. Последнее не удалось только чудом, милостью Аллаха, в момент удара кинжалом он поскользнулся – и лезвие лишь чиркнуло по уху. Второго удара телохранители убийце нанести не дали, зарубили его. Конечно, хорошо, что они спасли ему жизнь, второго удара ему бы не пережить. Однако покушавшийся был близким родственником одного из самых влиятельных Ширинов, до этого числившегося его горячим сторонником, и у хана появилось сильное сомнение, что он был перекуплен врагами. Скорее всего, два из трех покушений были организованы не Мансурами, а Ширинами. Он знал о том, что растет недовольство среди знати, в том числе поддержавшей его в войне с излишне усилившимися Мансурами и опять хотевшими загнать крымскую армию в несусветную даль Османами. Тогда он был нужен, сейчас стал мешать. Всем нужна была добыча, а он запретил под страхом смерти набеги на Русь. На Черкессию же теперь не пройти. И донцы невероятно усилились, к тому же за их спиной калмыцкие орды появились.

Аллах милосердный, как ему хотелось поделиться с отдалявшимися от него приближенными известием о грядущих событиях в Анатолии, о перспективах, открывающихся перед ними, но… увы, этого нельзя было делать ни под каким видом. Уж очень хрупки и легко нарушаемы были эти планы, хоть и невероятно привлекательны. Ему оставалось крепиться, терпеть и молиться Аллаху об удаче задуманного неверными плана. Наверное, он бы не выжил, если бы не объявил о готовящемся весной большом набеге на Молдавию и Силистрию. Мурзы знали о возможности взять там большую добычу, и их давление на хана заметно снизилось. Но вряд ли такой поворот дела устроит султана, оставалось надеяться, что казаки успеют раньше.

Росло ли нетерпение на землях Малой Руси? Да, но… это слишком неточное определение. Малая Русь горела. Горели сельские хаты, дома мещан в городках, православные храмы. Дым от них поднимался к небу, но Господь молчал. Зато зверства панских карательных отрядов вызвали взрыв ненависти и возмущения у селян, мещан и православных монахов. Пользуясь обещанной им панами безнаказанностью, каратели не стеснялись в удовлетворении своих желаний. Грабили, убивали, насиловали в свое удовольствие.