— Натолкнулись на гражданских фрицев. Сейчас поедем…
Немцев было сотни три. В основном старики, женщины и дети. Правда, попадались и мужчины вполне призывного возраста. При виде наших солдат в толпе началась паника. Все, даже совсем маленькие дети, подняли вверх руки с белыми платками. Вероятно, они ждали, что их сейчас будут расстреливать. Наши солдаты показывали знаками, что все свободны и могут возвращаться домой. Однако немцы не верили и растерянно толпились на обочине, ожидая расправы. Подозвал одного из мужчин и, с трудом подбирая немецкие слова, объяснил, что Красная Армия с мирным населением не воюет.
На обочине, рядом с ручной тележкой, доверху наполненной различным скарбом, стояли две старухи и девочка лет двенадцати в грязном лыжном костюме. Порывшись под сиденьем, Володя Козлов вытащил кусок хлеба и протянул ребенку. Одна из немок испуганно прижала девочку к себе и что-то быстро заговорила. Козлов вначале силился что-нибудь понять, потом махнул рукой и дал газ…
Когда мы в конце января вошли на территорию Германии, населенные пункты, занятые Красной Армией, вначале казались совершенно вымершими. «Цивильные» немцы, наслушавшиеся геббельсовских пропагандистов, бежали на запад или прятались в различных укрытиях и ближайших лесах. Однако уже через несколько дней, убедившись, что советские солдаты никого не убивают, не грабят и не насилуют, местные жители стали понемногу появляться на улицах. Они были крайне любезны, предупредительны, готовы помочь нам в любом деле. Все ругали фашистов и твердили: «Гитлер капут!»
Немцы очень быстро поняли, что Красная Армия пришла не уничтожать германский народ, как истошно вопил имперский министр пропаганды доктор Геббельс, а искоренить нацизм и милитаризм.
…Лесная дорога привела нас в Ландсберг (Гажув Великопольский), маленький чистенький городок. Здесь расположился штаб бригады.
Через несколько дней мой виллис снова катил по лесной дороге. Я ехал в 4-й батальон, отличившийся при штурме Шнейдемюля (Пила).
Гвардейцы были приданы 61-й армии, блокировавшей этот город. Гитлеровцы много раз пытались вырваться из окружения. Впереди пускали танки и самоходные орудия, за ними на бронетранспортерах двигалась пехота. Однако каждый раз броневые машины фашистов подрывались на минах, установленных нашими минерами, уничтожались огнем артиллерии.
Во время штурма города саперы 4-го батальона шли вместе, а зачастую и впереди пехотинцев. Они снимали мины, во время уличных боев подрывали здания, приспособленные врагом для обороны. Группе саперов удалось проникнуть в расположение гитлеровцев и захватить подготовленные к взрыву мосты. По этим мостам прошли наши танки и самоходные орудия, которые и ускорили падение Шнейдемюля. 14 февраля 1945 года в Москве гремел салют в честь этого события. 4-й гвардейский мотоинженерный Варшавский Краснознаменный батальон был упомянут в приказе Верховного Главнокомандующего. Несколько позже «за образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками при овладении городом Шнейдемюль» батальон был награжден орденом Александра Невского.
Батальон располагался в небольшой деревушке, километрах в пяти от Шнейдемюля.
Ряды гвардейцев поредели. Не видно многих знакомых лиц. Кто спит вечным сном на чужой немецкой земле, кто на излечении в госпитале… У многих офицеров и солдат свежие повязки. Легко раненные не хотят уходить в медсанбат. Врачам они прямо заявляют: «Чем дальше ушлете, тем труднее будет в нашу родную гвардейскую бригаду вернуться».
Пошли в роту капитана Канашина, исключительно смелого и умного командира, любимца комбрига (наш генерал был неравнодушен к смелым людям).
Рота Канашина занимала несколько домов. Входим в первый. Сидящие за столом солдаты с неохотой едят суп. Заглядываю в котелок. Куриная лапша. Жир толщиной в палец.
— Что же это, товарищи, плохо суп едите?
— Да це ж суп с фашистской курой, — отвечает за всех старший сержант лет сорока. На выгоревшей гимнастерке две ленточки за ранение и несколько медалей. — Шматок сала душа требует. Сало с хлибом — лучше усего!
Оказывается, в деревушке есть помещичья птицеферма, брошенная хозяевами на произвол судьбы. Вот уже несколько дней повара варят куриный суп. Пища для солдат непривычная, ну а главное — на чужбине уж очень истосковались ребята по шматочку сальца. Сала в эти дни на немецких военных складах захватили порядочно, ну и «пропал аппетит» к куриной лапше…
Побывал во всех подразделениях, поздравил офицеров и солдат батальона с большой победой, внимательно выслушал их просьбы и пожелания, ответил на вопросы.
В Ландсберг возвращался в самом радужном настроении. Но уже на окраине почувствовал что-то неладное. Чаще встречались патрули, то и дело стремительно проносились связные мотоциклисты. По центральной улице с грохотом шла танковая колонна. Люки башен боевых машин были закрыты…
В штабе также чувствуется какая-то особая собранность. Не видно в коридоре курящих, не толпятся офицеры, приехавшие из батальонов. Первый, кого я встретил в штабе, был майор Фишкин.
— Что тут происходит, Александр Иосифович?
— Немцы перешли в наступление, товарищ полковник!
Подробности узнал у Соколова.
— Ничего особенного. Фрицы пытаются контратаковать. Война ведь еще не кончилась… — В голосе начальника штаба ворчливые нотки. — Больно быстро привыкли только наступать… — И уже суховато, тоном штабного работника добавил: — Утром 17 февраля крупная группировка противника перешла в наступление из района юго-восточнее Штаргарда (Старгард) и Арнсвальде на Ландсберг. По сведениям, полученным от пленных, здесь действуют две танковые и четыре моторизованные дивизии СС.
Смотрю на карту. Очевидно, враг хочет зайти в тыл 1-му Белорусскому фронту, продвинувшемуся к Одеру.
В дверь постучали, и в комнату вошел майор Дворкин.
— Только что получена радиограмма от майора Гасенко, — доложил начальник связи. — Докладывает, что на минах, установленных позами батальона юго-западнее Пиритца, подорвались два танка и бронетранспортер противника.
Значит, Пиритц в руках противника. Гитлеровцам удалось потеснить наши части на восемь — десять километров.
В этот день мы получили еще одно тяжелое известие. В Познани погиб любимец бригады — командир 6-го батальона подполковник Михаил Михайлович Кущ. Трудно было поверить, что с нами уже никогда не будет этого бесстрашного, душевного человека, великолепного минера.
Наши танки обошли Познань еще 22 января. Через три дня кольцо вокруг города сомкнулось. Гитлер объявил Познань крепостью и приказал держаться до последнего солдата. Город защищали части трех дивизий, летчики и технический персонал, оставшиеся без самолетов, а также около двух тысяч курсантов местного военного училища. Познань прикрывали мощные крепостные укрепления, возведенные еще перед первой мировой войной и спешно сейчас модернизированные.
Попытка быстро взять Познань не увенчалась успехом. Завязались упорные бои за форты Познаньской крепости. После их взятия боевые действия перенеслись на улицы города, где каждый дом с толстыми стенами и узкими окнами был маленькой крепостью.
В боях за Познань активное участие принимал 6-й батальон Михаила Михайловича Куща. Его гвардейцы вели разведку освобожденной части города, обезвреживали мины и различные взрывные сюрпризы. Когда же бои за Познаньскую крепость достигли наивысшего накала, саперы стали действовать вместе со стрелковыми подразделениями. В Познани специальные штурмовые группы не создавались. Отдельные опорные пункты и здания, приспособленные к обороне, штурмовались пехотой, усиленной саперами. Наши гвардейцы-минеры действовали в боевых порядках наступающих поротно. Взрывчаткой подрывали огневые точки, устроенные в зданиях, баррикады на улицах, проделывали проломы в зданиях. Одна из рот батальона никак не могла разделаться с крупным опорным пунктом гитлеровцев. Михаил Михайлович решил поехать туда, помочь командиру. Он не послушал совета своего замполита ехать по дальней, относительно безопасной дороге.
