Действительно, в предложениях МВД по борьбе с пьянством было всё наоборот: предлагалось увеличить количество рюмочных, продавать спиртное в обычных магазинах в мелкой фасовке.
Резиновая палка тоже была фактически навязана МВД. Министр дал на места указания действовать с величайшей осторожностью. За милиционерами, снабженными «изделием РП-60», ходили работники в штатском, смотрели, как реагируют люди. «Правда» напечатала заметку из Орла, в которой говорилось о том, как хулиган мешал смотреть фильм, и в кинотеатр пришлось вызвать наряд милиции. Хулиган не подчинился, и тогда его огрели по спине «дубинкой» как раз в тот момент, когда в зале зажгли свет. Зрители встретили аплодисментами действия милиции! В конце концов, с учетом «требований трудящихся», резиновую палку ввели повсеместно. Этому не помешало мнение министра, подкрепленное результатами экспресс-исследования Штаба МВД. Такое исследование провел инспектор по особым поручениям Геннадий Анисимович Туманов, будущий известный ученый-юрист. Он доказывал, что палка не повлияла на показатели борьбы с мелким хулиганством, пьянством и, стало быть, оказалась бесполезной, а значит, по большому счету, вредной. А Н. А. Щёлоков долго еще, выступая в доверенных аудиториях, говорил, что резиновая палка легализовала в милиции битье…
Спустя 16 лет после назначения на пост министра внутренних дел СССР, сразу же после смерти Брежнева в 1982 году, Н. А. Щёлоков был смещен со своего поста и направлен в так называемую «райскую группу» — генеральным инспектором Министерства обороны. Это никого не удивило. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов был одним из тех, кто недолюбливал Н. А. Щёлокова, и поспешил от него избавиться.
Удивительное началось потом, почти через два года. Началась шумная кампания. Будто соревнуясь, средства массовой информации дружно клеймили позором когда-то всесильного министра. Вчерашние почитатели злорадствовали, выискивали слова пообиднее, отказывая Н. А. Щёлокову и в образованности, и в культурном развитии, и во всём, что только могли придумать.
…Трудно отделаться от мысли, что с Н. А. Щёлоковым сводили счеты, ставя каждое лыко в строку. Даже в хронологии напористых действий следствия и власти виден некий психологический расчет. 6 ноября 1984 года, в канун праздника, его лишили воинского звания «генерал армии». Указ об этом напечатали в газетах 10 ноября — подгадали к Дню милиции.
Дальнейшие удары следовали один за другим. С 12 по 14 ноября проводились обыски, 7 декабря отобрали партбилет, 12 декабря — лишили звания Героя Социалистического Труда и всех государственных наград, кроме тех, которые были получены во время войны.
Павел Перевозник (из книги «О прошлом — для будущего». М., 2007)
Помню, однажды, когда я докладывал Щёлокову по вопросам своей службы, раздался звонок, и я понял, что звонит Андропов. Я поднялся, чтобы выйти из кабинета, но Щёлоков указал жестом, чтобы я остался на месте. В разговоре Щёлоков настаивал на необходимости навести порядок в разрешении права на выезд деятелям культуры за границу. По существовавшим в то время правилам любой рядовой работник КГБ мог заблокировать выезд за границу известным мастерам культуры, а объявлять о принятом решении должны были сотрудники милиции. То есть мы берем вину на себя, а КГБ — в стороне. Щёлоков в разговоре с Андроповым сказал ему, что на днях тогда запретили выезд за границу Мстиславу Ростроповичу и его жене Галине Вишневской, и, насколько ему было известно, для этого нет никаких оснований. Кроме того, как сказал Щёлоков, такими действиями мы сами создаем почву для пополнения лиц, недовольных советскими порядками, а некоторых прямо толкаем в число диссидентов. Сами создаем диссидентов, а потом ведем с ними борьбу.
Андропов тут же ответил, что Ростроповичу отказано в выезде потому, что он защищает Солженицына, предоставив ему жилье, у него обширные связи с антисоветскими элементами, и вообще он, а особенно его жена, не заслуживают того, чтобы они представляли нашу культуру за границей. Андропов довольно прозрачно намекнул, что ему известны хорошие взаимоотношения Щёлокова с семьей Ростроповича и что Галина Вишневская выдает себя за сестру жены Щёлокова Светланы Владимировны. «Мы проверили и установили, что они сестрами не являются».
Щёлоков подтвердил, что действительно, кровными сестрами они не являются, но они поклялись, что их взаимоотношения будут строиться как родственные, как между сестрами, и ничего плохого в этом нет… Перейдя к Солженицыну, Щёлоков сказал, что мы сами создали из него мученика, человек не хотел уезжать из страны. И то, что он написал и опубликовал в стране книгу о лагерях, которая в основном соответствует действительности, и потому надо бы дать ему возможность продолжать заниматься своим творчеством в стране, а не за рубежом. В результате мы получили удар по престижу страны.
В конце разговора Андропов пообещал пересмотреть дело Ростроповича, и, как оказалось, через некоторое время ему было разрешено выехать в Англию.
В то время я не заметил ничего такого, что свидетельствовало бы о разладе взаимоотношений между Щёлоковым и Андроповым. К слову сказать, Щёлоков, узнав, что я собираюсь в командировку в Оренбург, поручил мне проверить, что сделано в УВД по выполнению его указания, связанного с одной из просьб Ростроповича. Кроме того, Ростропович продолжал пользоваться гаражом МВД и другими бытовыми привилегиями. Из этого я сделал вывод, что Щёлоков не изменил своей позиции и чувствует себя уверенно.
Как-то Щёлоков вызвал меня к себе и дал прочесть в его присутствии некую бумагу. Это был перевод с немецкой статьи, опубликованной в журнале «Шпигель».
В статье приводились факты из личной жизни Брежнева и его семьи. Подробности указывали на то, что источником информации был человек, вхожий в семью или близко связанный с членами семьи.
Мне было поручено выявить, кто распространяет эти сведения. Задача не простая, но через некоторое время работникам Главка удалось установить, что в районе Смоленской площади на одной из квартир собираются дети бывших известных военачальников, крупных руководителей страны, и частным гостем этой квартиры является дочь Брежнева Галина. Кроме советских граждан, туда приходят и иностранцы, в том числе и корреспонденты иностранных СМИ.
Дальше удалось вычислить и источник информации. Им оказалась советская гражданка, вышедшая замуж за гражданина ФРГ. При очередном приезде этой гражданки в Москву (а она часто приезжала по коммерческим делам мужа) удалось с ней переговорить, и она призналась в том, что ее элементарно подставили, она сожалеет об этом и сейчас на этой почве готовит развод с мужем. Как она рассказала, в кругу родственников мужа, а таковыми он представил присутствующих, был заведен разговор о московской жизни. Кое о чем знал и муж, который тоже посещал квартиру на Смоленской площади. Как потом оказалось, среди гостей был корреспондент журнала «Шпигель», который все разговоры записывал негласно на магнитную ленту, а после всё это выдал в печать, приукрасив многое своими вымыслами.
Всё это я доложил Щёлокову и выдвинул некоторые свои предположения по этому поводу. Щёлоков позвонил тут же Андропову с тем, чтобы вместе принять какие-то меры. Андропов согласился, и я понял из его разговора, что статью он читал и дал указание по своей линии. Щёлоков сказал, что надо бы предупредить Брежнева о появившейся статье, так как при очередном выезде за границу корреспонденты могут задать вопросы по фактам, изложенным в статье, а он окажется неподготовленным. На это Андропов ответил: «Николай Анисимович, давай не будем тревожить хозяина, этим мы испортим ему настроение».
Когда разговор закончился, Щёлоков сказал мне, что он докладывать Брежневу не будет, сославшись на Андропова, мол, он прав…
Я считал, что отношения между Щёлоковым и Андроповым нормальные. Но, как оказалось потом, я глубоко ошибался.
А случилось следующее. По инициативе Андропова было внесено предложение в Политбюро ЦК КПСС о разработке мер по укреплению дисциплины в стране. Политбюро создало комиссию, возглавить которую было поручено Андропову. Комиссия долго работала, собирала предложения со всех ведомств, а когда материалы уже были подготовлены, Андропов уже был избран секретарем ЦК КПСС, и не без его помощи рассмотрение этих материалов было включено в повестку дня заседания Политбюро.
