Мозаика сложится, если предположить: генеральный секретарь в целом поддерживает те действия, которые предпринимает председатель КГБ.
В середине 1970-х в стране произошли качественные изменения. Обнаружился второй экономический фронт — теневой. Оборот теневого капитала стал слишком существенным и нес в себе уже угрозу основам Советского государства. Знаковым стало «рыбное дело». Руководитель рыбной отрасли Ишков пробил для своего министерства право торговать добытой продукцией. Появилась сеть магазинов «Океан», первый из них — в Сочи. Таким образом, в рамках одного министерства стало возможно наладить полный цикл — от добычи «левой» рыбы до ее реализации. Кроме того, за границу в банках из-под кильки пошла черная икра. Руководящие сотрудники торгового объединения Фишман и Фельдман нашли возможность выводить за рубеж огромные деньги, предполагая со временем перебраться на жительство в Израиль. С уводом средств из страны власть мириться никак не могла. Так в 1978 году возникло «рыбное дело», его итог — массовые посадки в отрасли и высшая мера наказания для заместителя министра Рытова. Министра Ишкова судить не стали, отправили в отставку, заставив вернуть несколько десятков тысяч рублей.
С ареста директора сочинского «Океана» стало раскручиваться новое дело. И тут уже засветилась партийная верхушка Краснодарского края. Отчасти сам первый секретарь крайкома партии Медунов спровоцировал то, что дело поднялось на политический уровень. Он пошел в атаку на руководство Генеральной прокуратуры, угрожая загнать за Можай следственную бригаду и добившись увольнения с должности заместителя генпрокурора В. В. Найденова. Возникла ситуация: кто кого? Отступать следствию было некуда.
Если в Краснодарском крае размеры взяток и подношений исчислялись сотнями рублей, редко — несколькими тысячами, то, например, в Узбекистане, по оценке тогдашних спецслужб, к этим цифрам приписывались еще несколько нулей. Только на хлопке, по тем же оценкам, доход теневого сектора за год мог составлять сотни миллионов рублей. Эти деньги перераспределялись, поступали в политическую сферу, стало возможным покупать высокие партийные и государственные должности. Л. И. Брежнев, вероятно, был в курсе этих процессов. Угасающим своим сознанием он не мог не понимать, что при таких темпах роста теневого капитала государство неминуемо рухнет. Одно дело — мелкие грешки соратников, их страстишка к подаркам, пышным встречам-проводам, к «выпить-закусить» за казенный счет, и другое дело — прямое участие, можно сказать, в экономической диверсии против строя.
У Гоголя можно найти и такую формулу: «Не по чину берешь!» В 1978–1982 годах иногда убирали тех, кто брал «не по чину». Единственно Леонид Ильич не любил, когда судят соратников, пусть и бывших. Отставка, перевод на другую работу — вполне достаточно. Поэтому «сочинское дело» и опалу Медунова, по-видимому, не следует объяснять тем, что генерального поставили перед фактом. Примерно за год до разговора Андропова с Брежневым (описанного охранником Медведевым) руководителей Краснодарского края стала «есть» партийная пресса. Материалы эти проходили трудно, но проходили…
Тяжелые задачи стоят перед преемником Брежнева. Надо что-то делать с теневым сектором. Ухудшается ситуация в Афганистане. Поэтому, возможно, всё никак не едет в Москву лидер республиканского масштаба — Щербицкий. У него нет опыта решения таких сложных задач. Года два-три уйдет у него на то, чтобы утвердиться в Москве, и неизвестно, потянет ли. Андропов же — готовый руководитель, твердый, владеющий ситуацией. Он начнет руководить на следующий день. И абсолютно, абсолютно лояльный лично Леониду Ильичу и его семье, ни разу за свою карьеру не давший повода в этом усомниться.
После похорон Брежнева его дочь и зять заедут к Юрию Владимировичу на работу, чтобы поблагодарить за помощь и моральную поддержку (прощупать, не изменился ли по отношению к ним?). Получат заверения: «Пока я на этом месте, вас никто не тронет». Преемник сдержал слово. При Андропове Чурбанов оставался первым заместителем министра внутренних дел. Неприятности у родных и близких Леонида Ильича начались, как ни странно, при верном брежневце — Константине Устиновиче Черненко, который просто ни во что не вмешивался.
Таким образом, называть своим преемником Брежнев под настроение мог и Щербицкого, но факты свидетельствуют о том, что он настойчиво двигал во власть «Юру» — Юрия Владимировича Андропова.
Всплеск активности Николая Анисимовича Щёлокова в области борьбы с коррупцией пришелся как раз на 1982 год. Это короткий, драматичный и практически неизвестный период в его биографии, в истории ведомства.
В июне того года в Главном управлении БХСС создали оперативно-розыскную часть. ОРЧ по своим задачам — прообраз подразделений по борьбе и с коррупцией, и с организованной преступностью, а также — службы собственной безопасности органов внутренних дел.
Рассказывает бывший сотрудник этой самой засекреченной службы МВД того времени Сергей Сергеевич Бутенин[63]:
«Лично я с Николаем Анисимовичем ни разу не встречался, хотя он пофамильно знал всех, кто работал в нашем спецподразделении, созданном по его приказу. Группа наша из семи человек входила в состав ОРЧ, которой руководил Вилен Харитонович Апакидзе. Надо представить этого человека.
Познакомился я с ним в 1979 году, будучи сотрудником МУРа. Мы тогда занимались раскрытием убийства вдовы генерала Л. на Гончарной улице в Москве. В какой-то момент нашу бригаду возглавил Вилен Апакидзе, как сказали кураторы из ГУУР — по личному распоряжению Щёлокова. Позже мы много о нем узнали. Вилен — сын разорившегося грузинского князя, репрессированного в 1930-е, рос он в Красноярске, куда была сослана его мать. Апакидзе — широко одаренный человек, технарь, юрист, философ. В МВД Грузии он поднялся до заместителя начальника управления БХСС. К моменту нашего знакомства Вилен имел за плечами пять-шесть громких дел, по одному из которых докладывал Косыгину. Порекомендовал его Щёлокову Эдуард Шеварднадзе, в то время министр внутренних дел Грузии.
После двух лет работы раскрыли мы убийство на Гончарной. Была разнарядка наградить нас орденами, но, в конце концов, дали каждому по дополнительному окладу, про ордена забыли. Вилен уезжал выполнять какую-то работу в Тбилиси, а когда вернулся, сообщил, что министр поручил ему формировать автономное подразделение в составе ГУБХСС. В нем были промышленный, сельскохозяйственный, технический отделы и наше отделение по борьбе с коррупцией. Общая численность составляла, помнится, 52 человека. Вилену многих навязывали из центрального аппарата. Однако он брал молодых, преимущественно тех, кого знал лично. Все основные вопросы Апакидзе решал напрямую с Щёлоковым. За отпущенные нам девять месяцев мы успели сделать достаточно много.
Тогда уже было понятно, что в ряде регионов Союза власть сращивается с криминалом. По одному из дел мы вышли на главу Азербайджана Гейдара Алиева. В Шамхорском районе этой республики обнаружили два липовых колхоза — со всеми реквизитами, печатями, оборотами, штатной численностью. Одним руководил Герой Соцтруда, другим — кавалер ордена Ленина. Мы спрашивали второго: за что ему дали орден? Он по-простецки ответил: „На Звезду Героя денег не хватило!“ Вилен всё это докладывал Щёлокову.
Трое наших сотрудников в конце лета негласно едут в Азербайджан посмотреть на эти „колхозы“. И привозят убойный материал. Ждем санкции министра на продолжение работы. Через некоторое время слышим от Вилена: „Дед сказал, пока не надо ничего делать“. („Дедом“ в министерстве звали Николая Анисимовича.) Дескать, скоро всё сами увидим по телевизору. И действительно, в сентябре Брежнев неожиданно едет в Баку и вручает республике орден Ленина. Там ему дарят, по-моему, шашку, запонки и булавку с черными бриллиантами к галстуку. Вилен: „Поняли? Вот наши колхозы“. Позже, уже при Горбачеве, в Шамхорском районе многих пересажали.
