«Я знал, что напасть могут, когда поднимаюсь на лестничную клетку, выхожу из лифта, даже тренировался, чтобы отразить нападение. И вот по всем правилам выхожу из лифта, а справа курит мой сосед Сережа Пономаренко. Только попросил у него сигарету, как распахиваются двери лифта и оттуда выскакивают три человека… Не то что отреагировать — рассмотреть это было невозможно. У них было оружие, которого я никогда не видел. Тут у меня не просто коленки затряслись, а, пожалуй, еще бы минута — и они стали бы мокрыми. Я понял: мне конец… Первый, видя, что идет курево, спрашивает: „Владимир Иванович, у вас всё в порядке?“ Я говорю: „Да! — а у самого губы трясутся. — Да, всё в порядке“. Они впрыгнули в лифт и — шух! — исчезли. Это была „Альфа“. Смотрю, а Сережа весь белый, руки ходуном ходят: „Господи! Скажи мне, пожалуйста, что это?“ — „Серега, — говорю, — это меня охраняют“. Он матом: „Да я такую работу в одном месте видел!“»
Изначально в раскрытии убийства Астафьева участвовали сотрудники МУРа, КГБ и Генеральной прокуратуры. Как предположил в разговоре с автором один из ветеранов угро, первую информацию получили чекисты, установившие спецтехнику в отделении милиции на «Ждановской». Милиционеры-алкоголики сами и проболтались. В такой ситуации следователь прокуратуры — «господин оформитель», нет смысла его устранять, не один, так другой доведет расследование до конца. А как сам Калиниченко оценивает вклад прокуратуры в раскрытие убийств? В интервью газете «Совершенно секретно» (1998. № 12) Владимир Иванович говорит: «После убийства Старовойтовой обрушился поток обвинений в неспособности прокуратуры раскрыть заказные убийства. Еще раз, полноте, господа. Обязанность раскрытия таких преступлений на 90 процентов ложится на спецслужбы с их оперативными возможностями».
Стало быть, на долю прокуратуры остается 10 процентов.
Наконец Щёлокова познакомили с материалами уголовного дела (по-видимому, с этой целью к нему приезжал заместитель Андропова — Цинев). «Противодействие» со стороны МВД прекратилось. Весной 1981 года под руководством Чурбанова уже разрабатываются меры реагирования на случившееся (в таких ситуациях Юрий Михайлович мог удачно выполнять роль громоотвода). Службу по охране столичного метрополитена просто расформировали, более трехсот сотрудников уволили, в ГУВД Москвы создали новое управление по обеспечению правопорядка в московской подземке.
Дело об убийстве майора Астафьева рассматривалось в закрытом режиме в Московском городском суде летом 1982 года. Четверо главных обвиняемых были приговорены к исключительной мере наказания, еще многие — к различным срокам заключения.
Генеральный прокурор Александр Рекунков направил в ЦК КПСС суровый вердикт. В нем, в частности, говорилось: «Основной причиной, способствовавшей совершению преступления, была сложившаяся обстановка пьянства, нарушений служебной дисциплины, бесконтрольности и попустительства грубым нарушениям социалистической законности. Дезорганизация работы, фактическое разложение личного состава толкали работников милиции на злоупотребление предоставленной им властью. Многие сотрудники рассматривали работу как источник личного обогащения… Особое озлобление у них вызывали попытки отдельных граждан защитить себя от чинимого произвола. За это они подвергались избиениям, запугиванию, шантажу, милиция фабриковала акты опьянения, протоколы о мелком хулиганстве… Милиционер Лобов за большое число задержанных был занесен на Доску почета, награжден медалью „За 10 лет безупречной службы“, имел более пятнадцати поощрений. В ходе следствия выяснилось, что он хронический алкоголик, в течение пяти лет грабил и избивал задержанных, совершил несколько убийств… Обстановка безнаказанности, нетерпимости к критике, круговая порука, укрывательство беззаконий привели к разложению многих работников, толкали их на путь преступлений».
Кресло руководителя МВД — не то место, где можно спокойно ожидать нового назначения.
20 октября 1982 года на руководство МВД вновь обрушился удар. На стадионе «Лужники» после футбольного матча между московским «Спартаком» и голландским «Харлемом» во многом из-за плохой работы милиции возникла давка. Погибли 66 болельщиков.
Когда пытаешься разобраться в событиях последних лет правления Л. И. Брежнева, обнаруживаешь, что находишься на чрезвычайно зыбкой почве. Деятели того периода умели скрывать свои мысли. К тому же многие — в преклонном возрасте, капризны, у них, что называется, семь пятниц на неделе. Известие об отставке — почти всегда неожиданность. «За что?! Я работал честно!» — только и успевает на заседании Политбюро пробормотать отставник, обнаружив, что они за его спиной уже обо всём договорились. Есть сложные узлы взаимоотношений, но нет движения масс, поддерживающих того или иного политика, которое помогло бы понять логику тогдашней борьбы за власть.
Некоторые истины утвердились исключительно на основании воспоминаний, написанных очевидцами 10, 15, 20 лет спустя. Карьеры и судьбы большинства из них сложились неблагополучно. Многим Юрий Владимирович крепко насолил, поэтому есть подспудное желание признать его самозванцем, ловко подобравшим власть, как будто им от этого будет легче.
Казалось бы, не самый сложный вопрос: кого Леонид Ильич Брежнев видел своим преемником на посту генерального секретаря? Понятно, он собирался «поработать» еще на благо страны, но в возрасте семидесяти шести лет руководитель не может об этом не задумываться. Вроде бы возобладало мнение, что он склонялся в пользу Владимира Васильевича Щербицкого, руководителя Украины и члена Политбюро с 1972 года. Некоторые события это предположение подтверждают. Так, загодя, в мае 1982-го, на пост председателя КГБ переводится из Киева Виталий Васильевич Федорчук. Еще в 1976 году глава кремлевской медицины Евгений Чазов ездил в Киев по поручению Андропова агитировать Щербицкого перебираться в Москву, чтобы поддержать Брежнева, перенесшего инсульт. Владимир Васильевич тогда отказался. Незадолго до смерти Леонид Ильич рекомендует секретарю ЦК по кадрам Ивану Васильевичу Капитонову в своих действиях исходить из того, что в кресле генерального вскоре окажется украинский лидер. И член Политбюро Виктор Васильевич Гришин — примерно о том же. Какие еще свидетельства нужны? Однако время идет, а Щербицкий в Москве всё не появляется… Брежнев тем временем настойчиво укрепляет позиции совсем другого человека.
Или еще одна из загадок: как получилось, что в 1978–1982 годах, в апогее застоя, правоохранителям удалось реализовать несколько крупных дел по коррупции? Пострадали в том числе люди из близкого окружения генерального. Вдруг выяснилось, что Брежнев «не может» их защитить. Он «не может» отвести удар от своего любимца — Сергея Федоровича Медунова, главы гостеприимного Краснодарского края (на территории которого находится мемориальный комплекс «Малая Земля»), «Не может» он помешать началу расследований в Узбекистане. Нам объясняют, что Юрий Владимирович начинает играть свою большую политическую игру, устраняет потенциальных конкурентов (у Медунова соперничество с андроповским протеже Горбачевым), ставит генерального перед фактом сделанных разоблачений, и тому не остается иного, кроме… Не все концы с концами тут сходятся. Положим, лидер недееспособен. Окружение в таких случаях обычно становится крайне осторожным, опасаясь сделать неверный шаг. Раз доставил неудовольствие генеральному, два, а третьего раза может и не быть.
Имеется известное свидетельство многолетнего охранника Леонида Ильича — Владимира Медведева. Андропов докладывает генеральному, что надо снимать Медунова. Брежнев поставлен перед неприятным фактом. Он просит только не судить Сергея Федоровича, а перевести его, скажем, в заместители какого-нибудь министра. Юрий Владимирович не фанатик, он против разве? Перевести — так перевести.
Немалое количество авторитетнейших мемуаристов свидетельствуют о том, что пуще всего в своей жизни Андропов избегал сообщать Брежневу неприятные известия. Звонил он всегда генеральному через приемную, а не напрямую, и обязательно интересовался у секретаря, удобно ли Леониду Ильичу вести разговор. Никогда не настаивал на том, чтобы непременно соединили. В последние годы, вероятно, предусмотрительность должна была быть чрезвычайной, ведь престарелые люди подвержены перепадам настроения, капризам, одно неосторожное слово и — прощай, должность.
