В отличие от моих “косоглазых” свиданий, с Донной мне хотелось увести её на берег моря и проговорить с нею всю ночь. У нас было так много общего: Мы оба были из маленьких городков, мы любили детей, и она была почитаема миром как секс-символ «Baywatch», в то время как я предполагал, что являюсь тем же самым в рок-н-ролле. Но в глубине души мы знали, что мы всего лишь кретины, абсолютные грёбаные неудачники из средней школы, которые засветились и оказались удачливыми. Наконец, я сказал Донне, “Слушай, я живу здесь совсем рядом. Не хочешь поехать ко мне домой? У меня есть вино, мы сможем расслабиться, и я смогу показать тебе красивые гравюры и бассейн в виде пипки, который я строю”.

“Хорошо, если это близко”, сказала она.

“Конечно, это займет всего минуту”.

До моего дома было двадцать пять миль, и я это знал. Она проследовала за мной на своём «Пасфайдере» от Пасифик Кост Хайвэй до Кэнан-Дьюм. Когда мы въехали в холмы, она посигналила мне, чтобы я остановился. “Сколько нам ещё ехать?” спросила она сердито.

“Мы почти на месте”.

Я провёз её через весь Уэстлэйк Вилэдж и Норс Ранч, надеясь, что ей это не наскучит, и она не повернёт обратно. Наконец, мы затормозили на моей подъездной дорожке.

“Что это, чёрт побери, такое?” спросила она, когда увидела мой особняк Ричи Рича[99].

Она вошла, села на диван за десять тысяч долларов, который Брэнди заставила меня купить, и начала пить вино. Я слишком онемел даже для того, чтобы выпить: Я не мог поверить, что эта красивая девушка сидит на моём диване в этом доме, который я ассоциировал только с браком, детьми и наихудшим опытом работы в студии за всю мою жизнь. Это казалось настолько неправильным, и всё же я так наслаждался этим моментом. Я хотел поцеловать её, но я даже не знал, как и с чего начать, потому что я так давно этого не делал. Я был такой неудачник, Фрэнк Феранна младший. В конце концов, как настоящий кретин, я спросил, “Могу я тебя обнять?”

Она сказала, что могу, и я целых пять минут таял в её объятиях. Я уткнул свою голову в её белокурые волосы и просто забылся, словно какой-то старый, развратный, сентиментальный дурак, впервые за полвека вдыхающий аромат восемнадцатилетней девушки.

Она быстро справилась с большей частью вина, поэтому я предложил ей остаться на ночь. Слишком взволнованный тем, что она может заподозрить какое-то намерение, я быстро сказал, что я буду спать в своей спальне, а она может занять комнату для гостей. Я проводил её в свободную комнату, и прежде, чем я смог уйти, она потянула меня на кровать. Трезвый, я был способен наслаждаться каждой секундой и каждой лаской. Пока мы вместе кувыркались, я совершенно потерял голову от страсти. Я, вероятно, напоминал пса, который совокупляется с дверной ручкой. Прошло так много времени с тех пор, как меня в последний раз обнимала красивая женщина, которую я действительно любил и уважал. Я так сильно хотел её трахнуть, но я был настолько возбуждён, что понимал, что это будет длиться всего лишь какую-нибудь секунду. И тогда она возненавидит меня, потому что я буду самым никудышным любовником в её жизни.

“Я должен идти в свою комнату”, сказал я ей.

“Нет”, прошептала она. “Останься”.

Я был никакой, потому что не привык ложиться спать так поздно, но я был так возбуждён, лёжа рядом с этой полуобнажённой соблазнительной женщиной, что мне потребовалось несколько часов, чтобы уснуть. Когда я проснулся, солнце уже поднялось, а её не было.

Я скатился с кровати, надел свой халат и обнаружил её на веранде, она курила сигарету, обозревая место для моего будущего гигантского бассейна в форме женской киски. Она сидела ко мне спиной и пристально разглядывала многомиллионные особняки моих соседей. “Чем ты занята?” спросил я, переступая порог веранды.

Вздрогнув, она обернулась и увидела эту уродливую рок-звезду в халате, выходящую из гигантского дома из белого мрамора, освещённого лучами восходящего солнца. Это напоминало сцену из фильма «Лицо со шрамом».

“Это слишком круто для меня”, сказала она. “Я поехала”.

“Ты не можешь уехать, ты не можешь уехать”, умолял я.

Она схватила остальную часть своей одежды и побежала к своей машине, а я остался стоять в своём халате, сулившем ей всё что угодно, если бы она всё-таки осталась. Она рванула с места по подъездной дорожке, а я стоял там один, в точности представляя себе, что, должно быть, чувствовала косоглазая Джина Дэвис, когда я уехал. Я был монстром, которого примерно на два часа вино сделало привлекательным в глазах этой девочки. Я сел на кровать и начал писать:

Она так боится любви

Так боится быть нелюбимой

От чего же она бежит

до сих пор?”

Песня называлась “Afraid”, и она была о нас двоих. Меньше, чем за сорок восемь часов, от состояния неприятия этой девушки я пришёл к тому, что влюбился в неё, затем к тому, что моё сердце разбилось, и, наконец, к тому, что теперь я был противен самому себе. На несколько часов я впал в беспокойный сон, затем оставил ей сообщение. В нарушение всех правил того, чтобы заставить женщину хотеть вас, не выдавая своего нетерпения, я сказал ей, что я давно не чувствовал себя таким живым, и попросил её позвонить мне. Она позвонила и извинилась за свой испуганный побег. Она была настолько пьяна, сказала она, что даже не может вспомнить, трахнулись мы или нет. Я сказал ей, что мы трахались всю ночь, и что потом она сказала, что это был самый лучший секс, который был у неё когда-либо.

Ещё после нескольких встреч, когда только всё начало идти на лад, Донна, взвизгнув тормозами, резко остановилась на подъезде к моему дому и набросилась на меня, размахивая факсом, который я написал. Очевидно, менеджер-любовник Дженни МакКарти, работал вместе с менеджером Донны. И когда он услышал о новом мужчине в жизни Донны, он дал ему копию письма, которое я написал Дженни МакКарти с просьбой о встрече. В понимании Донны я неожиданно превратился из одинокой, симпатичной рок-звезды в женоненавистника и звездоёбыря.

Ко всему прочему, в тот день мы играли с моим сыном Ганнером, когда Брэнди ворвалась в дом, сказав, что на этой неделя он должен быть с ней. Ганнер хорошо проводил время и не хотел уезжать, но Брэнди настаивал. Несмотря на то, что Ганнер начал кричать и плакать, её, казалось, это совершенно не волновало. Перед Донной и Ганнером она начала орать и оскорблять меня. Я выбежал из комнаты, зарядил девятимиллиметровый пистолет в своей спальне, и поклялся, что на этот раз я это сделаю. Я прострелю башку этой бессердечной сучке. Я слышал крики Ганнера, доносившиеся через весь дом. Вся моя логика отключилась, и мой разум почернел от гнева.

Я выбежал в коридор, но Донна перехватила меня. “Успокойся, Лицо со шрамом”, сказала она.

После нескольких минут уговоров, я отдал ей пистолет и понёсся мимо неё в комнату моего сына. Но Брэнди и Ганнера нигде не было. Она уже уехала с ним. Я рухнул на кровать Ганнера и разрыдался. Меня трахнули со всех сторон: Вероятно, я отпугнул Донну навсегда.

Тем не менее, забавная штука с этими девчонками состоит в том, что, чем чаще вы поступаете неправильно, тем больше они вас любят. Между всеми этими глупыми факсами и моим неконтролируемым приступом гнева, она смогла разглядеть, что я был просто потерянным маленьким мальчиком, которому очень нужна была помощь. Поэтому она начала мне помогать. На следующий день она приехала в мой дом с красиво упакованным подарком: Набор из пятнадцати компьютерных дисков, под названием “Составитель генеалогического древа”. Я напечатал своё имя, затем имя моего отца. Привод компакт-диска затрещал, и на экране появились имена моих родителей. Ниже их было написано моё имя, данное мне при рождении, и имя моего брата, Рэнди Феранна. Постойте! Мой брат Рэнди? У меня не было никаких братьев.

Никто не думал, что это может сработать. Но это работало — какое-то время. Памела и я были так невообразимо счастливы — казалось, что мы поймали друг друга в сети. Она больше всего в мире хотела ребенка, точно того же желал и я, с тех самых пор как женился на Хизер. Но находиться рядом с Памелой было куда более спокойно и весёло. Вместе у нас возникала масса различных идей — от мебельных компаний, которые мы хотели начать, до линий одежды и сценариев. Вместо того чтобы сдерживать наши амбиции, наш брак только подстёгивал их. Её мать и брат, в конце концов, извинились и поддержали наш брак, и всё складывалось прекрасно. Если бы не фотографы, которые, чёрт побери, преследовали нас повсюду.