На перекрестке Георг свернул направо на хорошую нераскисшую дорогу, покрытую мелким гравием. Некоторое время они шли по ней, вскоре достигнув большого заколоченного дома.

– Это был постоялый двор, – пояснил маг.

– Нам придется остаться тут? – растеряно спросила Агата, воображая какой уют ее ожидает.

– Нет, – коротко ответил Георг.

Долго идти не пришлось. Красивые чугунные ворота преградили им путь.

– Не волнуйся, это всего на одну ночь. – Сказал Георг. – И ничего от них здесь уже не осталось.

Агата ничего не поняла и спросить не успела. Ворота уже отворял для них какой-то человек.

– Добро пожаловать в поместье Черный Глаз, – поприветствовал он.

Они шли по коридору за смотрителем поместья, и каждый из них был очень не доволен этим обстоятельством. А вот смотритель был рад, словно с десяток лет просидел здесь в полном одиночестве, развлекаясь лишь игрой в шахматы с самим собой. Георг злился, что его в его планы вклинился какой-то глупый не поддающийся влиянию дождь. Агата была в панике и смотрела вокруг круглыми глазами – никак не могла она поверить, что судьба забросила ее в бывшее поместье презренных отвратительных Лейтов. Фру шла по собственному дому, раскуроченному, вывернутому на изнанку, и по памяти проклинала всех сорока четырех членов Совета, каждого по очереди в порядке рассадки в зале Великого Суда.

В доме осталась только мебель. И то далеко не вся, а та, что подешевле. Картины, вазы, гардины, ручки свинтили с дверей. Комнаты стояли открытыми, и было видно, как обои свисают клочьями со стен. А пыль то чего не собрали, может она тоже зачарованная? Или эти вековые слои уже приблудные?

– Сюда, – требовательным голосом оповестила Фру, остановившись у своей бывшей спальни.

– Но это комната… – тихо запротестовал смотритель.

– Подойдет, – закончила за него Фру.

Привыкший уже к ее мерзкому характеру Георг вошел первым. Все равно Агата потом будет настаивать на варианте, предложенным именно ее кирати-злючкой. В комнате сохранился массивный комод (из которого зачем-то умыкнули ящики), кровать, на которой подразумевался балдахин (но и он, и прозрачные белоснежные занавески с летящими кораблями, конечно, исчезли), и крошечный диванчик (с прожженной обивкой) – как раз для Фру.

– Подойдет, – повторил маг отрывисто. – А я устроюсь в соседней. – Широким быстрым шагом маг вышел, зашел в следующую комнату, вышел оттуда, зашел в другую, проверил все комнаты в крыле этажа. Агата любопытства ради тоже заглянула в несколько.

– Зачем же вы тут смотрите, – негодующе обратилась она к смотрителю, – если все здесь уже…

– …разграблено, – продолжила про себя Фру.

– Так ведь я смотрю, чтоб они, – он поник, – не вернулись.

– А могут? – спросила Агата с волнением.

– Исключено! – встрял Георг. – Из долины Проклятых лишь два пути, и они перекрыты лучшими магами Совета.

– А пространственный переход?

– В силу природных особенностей этой долины, этого еще никому не удавалась. – Георг улыбнулся. – Приготовьте здесь все и подайте ужин! – Приказал он сварливо.

Ужин подали донельзя простой. Хлеб, сыр, луковые перья. Фру с опаской надавила на свой хлебный ломоть, но он оказался мягким и аппетитно пах. Кроме смотрителя в небольшой комнате оказался еще один слуга и женщина, раскладывавшая съестное. Чуть позже она ввела и затолкала в дальний угол какую-то мелкую девчонку, сунула ей кусок и засуетилась вокруг Георга, предлагая послать в деревню за какой-нибудь настойкой. Этих людей Фру прекрасно помнила, а вот девочку видела в первый раз.

– Как тебя зовут? – спросила жалостливая Агата, вознамерившаяся угостить ее потом конфетой или печеньем из багажа.

– Ой, никак ее не зовут, госпожа, – закудахтала женщина. – Не обращайте внимания, это бродяжка слабоумная. Раньше все в деревне отиралась, а вот этой ночью, как видите, к нам пришла.

Девочка жевала хлеб, глядя пустыми глазами перед собой.

– Господин маг, – заискивающе вступил слуга, до сих пор хранивший молчание. – Мы же теперь ничейные получается, беззащитные выходит. Вы бы, как представитель Совета…

– Коллегии, – поправил маг сурово.

– Ну да. Извините. Вы не помогли бы нам… Чудовище у нас завелось. Каждую ночь почти приходит. Мы уже и в город человека посылали и в Совет обращались. Мы бы и сами справились, но со всей деревни мужиков соберем, пойдем с вилами то, да найти его не можем, все облазили. Так мы каждую ночь и на осадном положении получается. Устали уже, сил нет, а ведь и работать надо. А оно хитрое, то тут то там появляется, овечек, курочек, хрюшек наших…

– Я доложу в Совет.

– Так ведь докладывали уже! – не выдержал смотритель.

– Посмотрим, что можно сделать, – сказал Георг безразлично.

– …одиннадцать человек уже прикончило, – закончил перечислять слуга.

– Самое ужасное, – сказал смотритель, заметив, что Агата слушает их со вниманием, – что оно убивает безо всякой цели, пройдет, кого разорвет на куски, на кого даже не взглянет. Не потому что голодно, не защищаясь, не забавляясь даже. Словно бесчисленные убийства – единственный смысл, или даже способ его существования.

– Вам было бы легче, если бы между убийствами оно курило трубку и писало мемуары? – поинтересовалась Фру.

– Распорядитесь выставить охрану! – приказал Георг.

– Да оно в само поместье носа не кажет! Словно заговоренное тут все. Мы бы сюда все переехали, если б можно было. Да Совет запрещает, приезжают время от времени и ищут что-то. А на нас всем наплевать.

Георг не стал спорить с последним утверждением.

– А вы все здесь жили… при Лейтах? – осторожно спросила Агата.

– Так, госпожа, – ответил слуга, встрепенувшись, понадеявшись, наверное, воздействовать на мага через нее.

– А какие они были?

– Сложные они были. Господин кроме изысканий своих ни о чем думать не мог. Бывало, дом ходуном ходил от его экспериментов. Но бесталанный видать, не то что ваш дедушка, госпожа. И завистливый очень, гордый, на все готов был пойти, чтобы очередной свой замысел воплотить. Госпожа тоже не подарок. Всюду свой нос совала и требовала, чтобы все по ее было. Дочки две у них было, стервочки. Старшая, хоть и немая, но шуму от нее было! Любила предметами разными в слуг швырять. И вся в папочку – хотела быть лучше всех, по головам готова была идти. Младшая – слезливая дура. Что ни так – сразу слезы в три ручья. Замуж за бедняка вышла и бегала вокруг него на цыпочках, пылинки сдувала. А он, голодранец и неумеха, ее, госпожу, Академию закончившую, ни в грош не ставил, за волосы по всему дому таскал, противно смотреть было. Еще сын у них был, ну да тот еще малой совсем, что про него скажешь.

Фру очень хотелось вспомнить былые дни и покидать в слугу разными, как он выразился, предметами. Но под рукой подходящих предметов не нашлось. Она вгляделась в лица женщины и смотрителя. Они мрачно смотрели в стороны, явно не одобряя вытряхивание сора за столом с чужими, но и ложью сказанное похоже не считали. Кирати обиделась.

Фру аккуратно неслышно затворила дверь в спальню. Вокруг царила тишина покинутого дома. Еще каких-то несколько лет назад так тихо здесь не было никогда, даже глухими ночами. Старый дом полнился шорохами, дыханием своих многочисленных обитателей. У них было четыре собаки, восемь кошек, множество мелких птиц и один большущий попугай, который беспрестанно ворчал и ругался с домочадцами, включая кошек, но все равно не улетал. Здесь жил домовой, два стража, шесть кирати и старый гном-звездочет на чердаке. Никого из них Фру больше не увидела. Зато сюда переселилось несколько слуг из деревни, но они вызывали у нее только ненависть, словно построили свои дома на ее кладбище. Она злилась даже на Агату, ни в чем не повинную Агату, которой сейчас снился мутный тревожный сон в ее бывшей спальне. Надо было бы подойти к изголовью кровати и навеять ей какие-нибудь радужные бессмысленные сновидения, чтобы посреди ночи девочка не проснулась от страха и не побежала искать у кирати сочувствия. Но сейчас Фру могла создать лишь липкий и мерзкий кошмар, который потребовал бы срочно зажженной свечи и валерьянки.