Теодор аккуратно положил Агату на траву неподалеку от входа и теперь стоял над ней, наблюдая, как она безмятежно улыбается во сне. Георг обретался неподалеку, он нервничал и не знал, куда себя деть. Но его взгляд, бродящий по сонной безлюдной округе, все время возвращался к девушке.

– Удивительно, – Мастер Теодор, насмотревшись, отошел в сторону, – сколь сильны демоны, при столь слабых артефактах, их породивших. Они практически бесполезны. Я бы скорее поверил, что целью Ризента было избавиться от преследующих его демонов, а артефакты – эти амулеты и даже она. – Теодор кивнул в сторону Агаты, которая с ясным, почти радостным лицом мирно продолжала спать. – Все это лишь побочный продукт, самооправдание. Девчонка глупа, пуста, а магический дар в ней заложен самый мизерный.

– Пусть так, – согласился Георг. – Но по известной теории лесной школы об эволюции душ, любое живое или оживленное существо способно развиться до уровня человеческой души.

– Но на это уйдет тысячи лет. – Отрезал Теодор. – Сейчас это бесполезная кукла.

– Она развивается гораздо быстрее! Неужели не найдется другого выхода, чем убить это чудо?! – не выдержал молодой маг.

– Найдется, другой выход всегда находится, в конце концов, – согласился Теодор не без издевки. – А пока быть может еще пара сотен убитых демоном позволит ей развиться еще быстрее.

Георг замолчал, и Мастер переключился на Фру, которая все это время сидела съежившись, словно она мерзла.

– Ты уверена, что справишься, дорогая? – спросил он сочувственно.

– Главное, удержите изоляцию, – процедила кирати.

– Этот демон убивает молниеносно, ты можешь не успеть.

– Успею, – отрезала она.

– Тебе могут помешать твои собственные демоны, – сказал Мастер наставительно. – Несмотря на твой исключительный дар, в Академии ты делала промахов не меньше, чем аутсайдеры.

– Думаете, разумно сейчас пытаться поколебать ее уверенность? – встрял Георг.

– Даже ты должен был заметить это, – с жаром продолжил Теодор. – Она с блеском выполняла любое задание, то, что не могли другие, но ничего не доводила до конца. В конце, ослепленная своей гордыней и самоуверенностью, она всегда делала позорный промах.

– Далеко не всегда, – усмехнулась Фру.

– Сейчас на карту поставлено больше, чем дурацкий почетный приз. Ты не должна бороться с демоном одна. Я подстрахую тебя.

– Не вижу, чем вы можете мне помочь, – возразила кирати спокойно.

– Дорогая, мы ведь все прекрасно понимаем, что отец передал тебе не только Призыватель, но и лабораторные записи Ризента. Да, ты великая и только ты могла так быстро разобраться в них и так виртуозно использовать, но в одиночку…

– У меня нет, и никогда не было этих записей, и без Призывателя я обхожусь спокойно. – Проговорила Фру медленно и четко. – Мы втроем с моими гордыней и самоуверенностью прекрасно справимся с последним демоном. И Агату мы ради этого убивать не будем.

– Все-таки есть другая возможность? – воспрял Георг.

– Тело Фру не гениальная маскировка, я создала ее так же, как Ризент создал Агату. – Фру постаралась, чтобы ее голос звучал уверенно, хотя это было лишь не слишком обоснованное предположение. – Только он создавал человека, свою внучку, свою опору, друга, единомышленника, человека, который бы его любил и никогда не отвернулся. А кирати – только инструмент. Я убью ее, выбор очевиден.

– Но раз так, демонов смерти должно было стать… три, – возразил Георг.

Мастер хранил задумчивое молчание.

– Повторюсь, я создавала инструмент, меня не мучили демоны. – Раздраженно пояснила кирати. Уже от подобных размышлений она чувствовала себя усталой, и ей совсем не хотелось еще и кого-то убеждать. Ей хотелось, чтобы все поскорей закончилось.

– Но, убив Фру, ты и сама погибнешь! – не унимался Георг.

– Нет, уничтожив демона, я вернусь в свое собственное тело в убежище, так что оставьте мне небольшую лазейку в изоляции. Так будет проще.

– Хорошо. Будь уверенна, мы все сделаем как надо, – уверил ее Мастер.

Кирати зашла в сарай со спокойной решимостью, затворила за собой дверь и села на пол, практически не выбирая места. Вздувшаяся доска больно уперлась в коленку, но она уже не обращала внимания на такие неудобства. Сосредоточившись, она призвала демона.

Пожалуй, призвать к себе демона именно смерти оказалось проще, чем всех остальных. Это не потребовало никаких особых усилий. Стоило ей лишь смириться с неизбежным результатом своего начинания, как он уже оказался рядом с нею. Фру беспокоилась, что демон потребует именно Агату, и жертва ее окажется бессмысленной, но при первом же его прикосновении она поняла, что это не так. Почувствовав, чью именно жизнь ему предлагается забрать, демон заметался, попытался отстраниться или спрятаться в каком-либо из окружавших предметов. Но Мастер сдержал свое слово. На хлипкие стены сарая словно набросили ярко сияющую ловчую сеть. Она прошла сквозь стены и начала быстро сжиматься вокруг демона и кирати, побуждая его приблизиться к своей жертве.

К своему удивлению, кирати не испытывала никаких мучений. Вскоре ей начало казаться, что она видит себя как бы со стороны – в большом ярком шаре ловчей сети, который становится все меньше и плотнее. Демон уже прекратил всякое сопротивление, и она перестала ощущать его присутствие. Она обрадовалась, видимо, все прошло как надо. Одно только огорчало – она совсем забыла, чего же собственно она хотела добиться. Пытаясь припомнить это, она поняла, что не знает, где находится и, собственно, кем является. Хотя, это было не так важно, она ведь добилась, чего хотела, и теперь ей было очень хорошо.

Яркий шар сети схлопнулся совсем, и она оказалась в полной темноте. Это слово – "сеть" – странным образом волновало ее, это все, что оставалось в ее сознании. Она вспомнила, что именно через сеть она должна была куда-то пролезть. Но теперь, кажется, было уже поздно, шарик исчез. Сознание заметалось в пустоте.

Сквозь веки проникал мягкий успокаивающий голубоватый свет. Верея открыла глаза и вновь обнаружила себя в знакомой пещере, густо заросшей ползучими растениями. Их листья, покрытые густым пушком, излучали слабый свет. Крупные, похожие на лилии, голубые цветы, гроздьями свисающие с потолка, сияли сильнее, освещая помещение, но, к счастью, почти не пахли. С последнего ее посещения побеги сильно разрослись и образовали вокруг нее мягкий кокон. Верея быстро пришла в себя и начала выбираться из этих бесстрастных объятий, дивясь таким быстрым изменениям. Должно быть из-за этой странности, но она не чувствовала здесь больше полной защищенности как раньше. Даже когда демон проник в убежище, она имела больший контроль, чем сейчас.

Верея услышала странный звук и резко обернулась. Теодор стоял у большого освещенного стола и собирал разбросанные по нему старые тетради, выдирая их у цепляющихся стебельков. Ее собственные записи на разрозненных листах бумаги еле виднелись, словно специально проглоченные молодой порослью.

– Кажется, это все, – сказал мастер, не оборачиваясь. Послышалось шуршание страниц – он открыл одну из тетрадей. – Узнаю стиль Ризента, а вот подчерк явно твоего отца.

Верея оторвала от себя последний цепляющийся побег и вышла на свет. Впрочем, Теодор и так знал, что она рядом, ведь он явно прошел в убежище по ее следам.

– Знаешь, а ведь никому и в голову не пришло, что нужно искать лабораторию не деда, а твоего отца. Хотя тот был его учеником.

Верея сохранила бесстрастное выражение. Гордая привычка еще с академии. У нее было там много недоброжелателей. Всякий раз, и очень часто, как до ее сведения с едким злорадством доводили какую-либо информацию, которая могла ее обидеть, разозлить или унизить, она ухитрялась просто принять ее к сведению. А переживала она потом.

– Считалось, что старик за всю свою жизнь не взял себе ни одного ученика. – Мастер, наконец, обернулся к ней, еще раз посмотреть на это безмолвное изваяние, которое она собой сейчас представляла. Он знал, что она так и будет стоять, пока он говорит, поэтому продолжал. – Понятно почему – скрытность, маниакальная. Он творил магию, ради магии. А, закончив очередной проект, сжигал все записи. Он был действительно сумасшедшим. В обычной жизни это не так бросалось в глаза, его даже уважали. Те, кто плохо его знал. Но стоило ему переступить порог лаборатории, одной из них, многочисленных, глаза его загорались безумием, и трудно было понять, что и зачем он делает, бормочет, словно разговаривает с кем-то. Мне даже иногда становилось страшно присутствовать при этом. Представить страшно, что может сотворить сбрендивший гений. Да, меня он тоже взял к себе в ученики – родная кровь, как никак. И я смог, как ни странно, многому научиться за то короткое время.