Которая мне ныне всех дороже.

Страсть полыхает, как огонь, в груди,

И продирает, как мороз по коже.

Но в одиночестве сколь ни сиди,

Все скоро вновь покажется немило.

И ждешь со страхом: что-то впереди?

Не стало вновь ни куража, ни пыла.

Рассеялись мечтанья в пять минут.

Я призадумался совсем уныло.

И снова думы к прошлому текут.

И вот уж исчезаю, словно тень я,

А призраки приходят в мой закут.

Являются цари как привиденья.

И вижу, точно в дали голубой,

Историю их взлета и паденья.

И изумлен я общею судьбой,

Какая очень многими владела.

И долго рассуждаю сам с собой.

И понимаю ясно: то и дело

Приходит к своему пределу власть

Тогда, когда не ведает предела!

А в том вожде, кто уж не правит всласть,

Играют раздражение и злоба.

Кто сверг — тому от свергнутого пасть!

Один — у трона, а другой — у гроба,

Но, как невольник, так и господин,

Окажутся в одной упряжке оба.

И всяк, кто доживает до седин,

Наслышан о противоречьях этих.

Однако же не верит ни один.

И вот пример. Жил и в отцах, и в детях

У моря гордый веницейский лев.

Топил соседей, и других, и третьих.

Губил и королей, и королев.

И, возмечтав о собственном престиже,

Повергнут был, едва не околев.

И безрассуден честолюбец, иже

Глядит, как победитель на коне:

Стремясь все выше, падает все ниже.

Афины, Спарта, славные вполне,

Росли, пока других не побороли.

А поборовши, пали и оне.

Но жил себе укромно и на воле

Немецкий город. Он и ныне жив,

Заняв в округе пару миль, не боле.

И Генрих флорентийцев обложив,

Не устрашил своею ратью града,

Не жаждавшего лавров и нажив.

А ныне уж Флоренция — громада,

Туда распространилась и сюда,

Сама ж — от мухи запереться рада!

И, стало быть, умеренность тверда,

И не тверда чрезмерность, хоть и яро

Кипит и покоряет города.

Всех безрассудных постигает кара,

Захочешь все — не будет ничего.

Печальна участь, например, Икара.

Среди правителей лишь у того

Бывает совершеннее путь и гладок,

Кто соблюдет закона торжество.

Без сор, и передряг, и неполадок

Там воцариться благодать сама,

Где суть необходимость и порядок.

Но, коли нету здравого ума,

Не будут долговечными державы,

Где перемен сплошная кутерьма.

А вот еще: правители не правы,

К примеру , и в такой стране, в какой

Законы хороши, да плохи нравы.

Воспомним об истории мирской.

Молились все империи сначала

За здравие, потом за упокой.

Так, поднялась одна и прахом пала:

Была великим Нином собрана,

Потом погибла от Сарданапала.

Так создается доблесть страна,

И, пиршество устроив на покое,

На пиршестве и рушиться она.

И, лишь урезанная вдвое, втрое,

Спасаясь от невольничьих оков,

Она проявит мужество былое.

Пришедшее — уйдет: закон таков.

И тут бессильны и борьба, и ковы.

Ведь сей закон — основа из основ.

Извечна смена доброго и злого.

Сперва добру наследовало зло,

Чтоб злу добро наследовало снова.

Вот говорят, что к краху привело

Иные города скотство людское.

Да, мненье убедительно зело.

Кричат, мол, славно государство, кое

Блюдет и строгий пост, и строгий нрав,

И граждане его — вот, мол, герои!