Обеспечить усиленное зенитное прикрытие и аэродрома, и базы, с которой будет выходить за разведгруппой найденный старшим лейтенантом корабль, тоже было в его силах: в подчинении командования 64-го ИАКа находилась 35-я зенитная артиллерийская дивизия. Значит, зенитчики будут прикрывать новый аэродром и военно-морскую базу, какой бы заштатной деревушкой она ни оказалась, а в светлое время суток истребители прикроют (в том числе и от авиаразведчиков) и базу, и разведгруппу…

И как же это будет происходить? Как полк, пусть даже самых отличных истребителей, сможет прикрыть отход после захвата пленного? Одна пара «Скайрейдеров» или «Инвейдеров», десятками перепахивающих линию фронта с утра и до вечера, – и от взвода знающих цель этого поиска разведчиков не останется ничего, кроме кучи пепла: человек, накрытый напалмом, сгорает целиком.

От этих мыслей генерала прохватил озноб. Ему все больше и больше казалось, что сказанное разведчиками не имеет никакого отношения к реальности. Бредят или они, или тот, кто дал им задание прийти с этим бредом к нему. Скажем, для проверки. Может такое быть?

– Я не понимаю, – сказал он, перебив старшего лейтенанта на полуслове. – Предположим, все будет, как вы предполагаете. Корейские товарищи производят разведку боем, вклиниваются в боевые порядки лисынмановцев и американцев. Чего им это будет стоить, я знаю, наверное, лучше вас: даже просто для того, чтобы ворваться в их передовую траншею, они положат половину личного состава полка. Двадцать–тридцать минут артподготовки, позволившей бы избежать таких потерь, потребуют расхода боеприпасов, который нечем будет восполнить, – а каждый доставленный к линии фронта снаряд стоит, как чистое золото. И это даже если не вспоминать о том, что для этой самой артподготовки нужно сосредоточить артиллерию, которой мало и которая тоже на вес золота.

За двадцать минут этой самой артподготовки американцы устроят такую контрбатарейную борьбу, что это будет стоить корейцам половины артиллерии, – и это, опять же, минимум. Они успеют нанести авиаудар – да, даже при том, что этот участок мы попытаемся прикрыть всем, что у нас есть. Ерунда выходит! – повысил он голос, выставив в воздух кулак. – Расход боеприпасов, применение артиллерии – все это здесь планируется месяцы! Многие месяцы! Где вы собираетесь взять артиллерию? Самоходки? Ну ладно. В дивизии южнокорейской армии, которую вы собираетесь атаковать, имеется по штату 284 пулемета, 174 миномета калибром от 60 до 107 миллиметров, 36 пушек и гаубиц. И все из этого богатства, что окажется на участке наступления, будет задействовано для удара по атакующим. Знаете, что это означает?

– Знаю, – спокойно ответил выслушавший все это старлей. – Знаю, товарищ генерал. Мне приходилось такое видеть. Это я, видите ли, успел.

– Вот это я понимаю, – поднял генерал ладонь. – Я вполне понимаю, что это не ваше дело. Вас в той атаке не будет, как вы сказали. Я не сомневаюсь в вашей личной храбрости, дело не в этом. Я также совершенно не сомневаюсь, что разведка боем, и даже наступление тактического, полкового характера, предпринятое с ограниченными целями, пусть и без поддержки артиллерии, имеет некоторые шансы на успех. Оно будет стоить корейцам нескольких батальонов, но и это тоже не ваше дело, учитывая то, какой у вас план. Но… Хотите знать, что именно «но»? Или об этом в Москве приказано не беспокоиться? Этого американца могут убить в ходе атаки – вне зависимости от того, будет проводиться артподготовка или нет. Если он не пехотный офицер, а штабист или вообще тыловик-аналитик, присланный прямо из Вашингтона, как вы предположили, то при первых же признаках начала наступления сил КНА и КНД он не ляжет за пулемет, а прямым ходом побежит назад, в тыл – и правильно, между прочим, поступит. Две трети, три четверти мер, которые вы предлагаете, предназначены для того, чтобы не дать американцам отбить пленного обратно, когда вы его заполучите. Но при этом… Откуда, ну откуда у вас такая уверенность, что его удастся взять, в конце-то концов? Ведь ни слова этот пленный не сказал о том, что тот капитан полезет в передовую траншею, подставлять голову под минометный огонь. А для того, чтобы уверенно пройти позиции южнокорейцев, даже не отвлекаясь на закрепление, на додавливание их опорных пунктов, а потом добраться до «белого тела» американцев – нужен, извините, минимум усиленный полк. Причем если не закрепляться, то первая же серьезная контратака его опрокинет и сомнет. Огневых средств у американцев столько, что вам такое и не снилось. Вы готовы отдать полк этих ребят, – генерал показал рукой в сторону, – наших братьев-коммунистов, ради попытки все это проверить на деле? И потом… – Генерал приостановился, подбирая подходящие слова, не подобрал и только махнул рукой. – Потом все равно это не складывается, извините. Пленного взяли 25-го ночью, допросили вы его когда, – уже вчера, 26-го, так? И вчера же с утра, по местному времени, пришел приказ о подготовке к перевооружению конкретного авиаполка на новую для них технику. Такого не бывает, и конкретно этого тоже не может быть. Я не требую ваши разведывательные тайны, но я не смогу эффективно помочь вам, если вы хладнокровно и последовательно вешаете мне лапшу на эти самые…

Он показал, и все трое обменялись холодными взглядами. Все они были советскими офицерами, находящимися в чужой, пусть и союзной стране. Погон не было ни на одном из них, и только это, вероятно, давало такую свободу, чтобы старшие лейтенанты смели глядеть подобным образом на генерал-лейтенанта. Но все же, когда Разуваев поднялся со своего места, разведчики вскочили и вытянулись. Это был рефлекс, срабатывающий всегда – вне зависимости от того, какие полномочия дает хранящаяся в нагрудном кармане китайского френча бумага.

– Перевооружение истребительного авиаполка будет проведено в срок, – сухо произнес генерал. – Зенитные дивизионы будут сняты со своих основных позиций и направлены на аэродром Аньдун и в передовую военно-морскую базу Йонгдьжин. По батарее СЗА в каждую точку, еще две батареи МЗА на аэродром, и одна – в ПВМБ. Прожекторная техника, связь – все это будет обеспечено. В район, вплотную примыкающий к «чертову доту» будет временно перенесен вспомогательный пункт управления ОВА – требование об этом я передам генералу Чжень сегодня же. Во все три точки будут также направлены подвижные группы радиолокационного обеспечения, с техникой: «П», «Лиды», «СЦР», «СОН» – то есть и для истребителей, и для зенитчиков. Что я еще могу сделать для успеха операции?

– Вы можете подсказать нам, как провести ее так, чтобы не погубить дело.

Голос старшего лейтенанта Зая, кем бы он на самом деле ни был, оказался неожиданно ровным. Взгляд – тоже. Это генералу понравилось. Войсковых разведчиков, как людей, добровольно ползущих из глубокого и надежного окопа куда-то во вражеский тыл, через проволоку и минные поля, Разуваев более чем уважал – он перед ними почти преклонялся и никогда не жалел им ни попущений, ни наград. Ценил он и другую категорию разведчиков, о которых, впрочем, мог судить разве что по книгам и кинофильмам. Одетый в форму американского армейского офицера актер с золочеными кленовыми листиками в петлицах раз за разом стреляет в рушащуюся под тяжелыми ударами дверь, крича в телефонную трубку: «Десятого! Они ударят десятого!», а потом подносит пистолет к виску и спокойно улыбается ворвавшимся, – мальчишки со всего Минска ходили на эту картину такими толпами, что не будь он командующим округом, посмотреть бы ее не удалось никогда. За добытую техническую документацию к английскому реактивному «Нин II», скопированному на новый «МиГ» как «РД-45Ф», он лично обнял бы каждого разведчика-нелегала, сняв с себя все ордена и раздав им. Но кто такие были эти, не похожие ни на тех, ни на других…

И опять вспомнилась навсегда врезавшаяся в память картина, как на берег с испятнанного пулями шнелльбота сносили раненых. Будет ли это так же?

– Вам приходило в голову использовать геликоптер? – спросил он лейтенантов.