– Я знаю, как убивать железяк!

– Цыц, тварь… – сквозь зубы ругнулся он и побежал обратно с намерением убить. Но пока бежал, передумал.

– Ну! – зашипел на нее. – Учи! Немедля!

Рабыня стояла, согнувшись, но смотрела твердо. Она была готова принять смерть в любую секунду.

– Сначала надо уйти в лес, – сказала, тяжело дыша.

– Нет. Сказано, тут!

Лукава албианка, но и он хитер: вот сейчас он узнает о железяках все, что знает она. Тот, кто не изучил повадки жертвы, – скверный охотник.

Албианка покачала головой и сдавленно, борясь с болью, пробормотала:

– Сначала спустимся с горы. Тут опасно.

– Зараза! – Сигурд заскрежетал зубами. Неожиданно скачок и ярость слились в нем воедино. Он схватил албианку за ремень и огромными прыжками помчался к отвесному спуску. Взлетел на валуны, не снижая скорости, перебросил албианку на плечо, пробежал площадку, на мгновение застыл на краю пропасти, стопоря инерцию, и спрыгнул вниз.

Албианка шла за ним по лесу и бубнила, чтобы не потерять сознание.

Ее звали Руной, она родилась в общине албов двадцать пять лет назад. В общине было всего девять человек, обитали они в искусственной пещере: ее выкопали в жерле вулкана, потухшего миллионы лет тому. Вулкан тот где-то на юго-западе от Шедара – так сказала Руна. Он невысок и далеко врезается в море. Сигурд не слыхал раньше ни о каком вулкане на юго-западе. Он много раз видал море издали, со скал, но никогда не был на берегу. Все, что он знал – это охота в горах.

Сигурд мягко ступал по хвойному ковру и не слышал собственных шагов. Под ногами албианки, как нарочно, то и дело потрескивали ветки. Она едва уже тащилась, то и дело выставляла руки, нащупывая стволы, и было видно: слабела с каждым шагом. Она плохо видела в темноте, замедляла ход, опасалась наткнуться на острую ветку. Албианка продолжала бубнить. Голос ее постепенно слабел, но она не переставала вспоминать ненавистных Сигурду албов, возбуждая в нем желание выхватить нож. Ведьма явно испытывала судьбу.

Сигурд терпел и за нож не хватался. Он даже не рычал. Он хотел, чтобы хитрая сука научила его убивать железяк.

Дойдя до поваленного дерева, под которым были спрятаны остатки мяса, он остановился.

– Сядь, – буркнул. – Тут мясо. Сырое.

– Я могу его приготовить, – сказала она, с тяжким вздохом опускаясь на хвою.

Он откопал мясо, бросил ей увесистый ломоть.

– Ну?

Руна ощупала в темноте мясо.

– Разрежь его, – попросила.

Ребром ладони показала, какие ей нужны куски. Отцепила от ремня две пластины – потянулись серебристые нити проводков.

Сигурд мигом рассек мясо на несколько кусков, передал рабыне, стал наблюдать.

Она возилась, кривясь от боли. У нее было вытянутое лицо, тонкие губы, большие, болотного цвета с отливом, чуть раскосые глаза. Такие лица были у древних людей – Сигурд видал их на картинках.

Положив перед собой кусок, Руна прижала к нему с боков пластины и, закрыв глаза, сосредоточилась. Царапина на впалой щеке темнела нелепым продолжением рта.

Не прошло и минуты, как Сигурд уловил запах печеного мяса.

Вот те на! Эта баба таки кое-что умеет!

Он тотчас пришел и к другому заключению: должно быть, она и впрямь о железяках знает.

Руна отвела пластины.

– Ну вот…

Сигурд всадил нож в мякоть. Подул на дымящийся кусок, сцарапнул ногтем прилипшие хвоинки и впился зубами.

Сочно и мягко. Злобный чхарь! Он жадно зачавкал.

Руна взялась за второй кусок, но тут же качнула головой и медленно повалилась на хвою.

Сигурд не стал ее поднимать. Он с аппетитом жевал мясо, искоса поглядывая на албианку. Ему казалось, что сквозь исцарапанную крышку он различает вздрагивание подкожного сосуда на шее, темной рядом с белоснежными волосами.

– Ну, – сказал, доев. – Хватит, что ли?

Албианка не ответила.

Сигурд обхватил колени, уставился в землю. Жажда отомстить железякам изводила его. Вместе с тем чутье подсказывало: прежде надо найти новое укрытие, нужна община, никто в этом мире не живет в одиночку. Да только он твердо знал: общину искать не станет. Он будет кочевать по лесам и убивать железяк. Пускай рабыня его всему научит.

– Вставай! – решительно приказал он и, повернувшись, тряхнул ее за плечо.

Руна не шевелилась.

Он ухватил ее за ремень, откинул назад. Темное пятно на тунике расползлось по всему боку.

«Чхарь бы его… – ругнулся в мыслях. – Нельзя, чтоб сдохла…»

Умей он сожалеть о своих ошибках, чему так часто учил Мерло, наверняка, признался бы себе, что поступил худо, но Сигурд на такую мягкотелость не был способен.

Он наклонился над порезанным боком, пытаясь сообразить, сколько еще протянет албианка с такой раной. Под соснами слишком темно, чтобы толком разобраться. Он повернул ее, подтащил к стволу и прислонил так, чтобы голова держалась прямо. Болтавшиеся на нитях пластины вложил ей в ладони.

Руна сидела с закрытыми глазами, но, судя по искаженному лицу, все же была в сознании.

– Вставай! – рявкнул Сигурд.

«Дохлячка», – подумал он и вспомнил, как дядя Огин говорил, что иногда албы мрут даже от небольших ран. Отсталая раса. Коли бы не их долбаное оружие, бигемы давно бы отобрали у белобрысых их пещеры.

Нельзя вот так вот лежать. Как говорится: дай боли волю, полежав, да помрешь.

Казалось, что рабыня и впрямь скоро отдаст концы. Он несильно ткнул ее кулаком в плечо. Руна застонала, повалилась набок. Он подхватил ее, усадил прямо. Тьфу! Что теперь с ней делать?

В общине не было лекаря, как в большинстве бигемовских общин. Ванг Юм умел зашивать раны нитями, он сам крутил их из косульих кишок. Мерло Джикер иной раз отвары делал, а еще протирал порезы брагой, настоянной на чистотеле. О тонкостях всех этих лекарских дел Сигурд не имел ни малейшего представления.

Наклонившись к Руне, он попытался вытащить из-под ремня толстую тунику, но ремень сидел слишком плотно. Тогда он надорвал края разреза. Все внутри было покрыто темным сгустком, но рана почти уже не кровоточила. Не так уж и много крови потеряла албианка, чтобы в обморок падать.

«Ей надо попить», – подумал он и огляделся: что бы такое найти вместо посудины. Встал, бестолково потоптался на месте. Ничего не оставалось, как тащить албианку к воде.

Наколов на нож несколько кусков мяса, Сигурд взвалил рабыню на плечо и пошагал к склону. Спустившись к реке, бросил нож с мясом на камни, опустил Руну и, запрокинув ей голову, чтобы просунуть руку к лицу, побрызгал на губы водой. Зачерпнул воды в ладонь, поднес ей ко рту.

– Ну.

Не открывая глаз, она глотнула, потом еще несколько раз, пока не закашлялась.

– Ну, – повторил он. – Не валяй дурня.

Она больше не могла пить, ей было тяжело дышать. Тогда он отпустил ее и, осторожно приподняв крышку, напился сам.

– Здесь еще мясо, – сказал, обернувшись. – Зажарь себе… ешь. Полегчает.

– Нет… – слабо отозвалась она, ощупывая камни позади себя.

– Не ложись! Нельзя. Надо обратно в лес. Когда про железяк скажешь?

– Уходи, – пробормотала она, задыхаясь. – У меня нет сил…

– Чего? Эй, как их убивать, ты!

– Нет… не могу… – лицо ее стало белым, как луна. – Оставь… отнеси… к каньону… Большое Поселение…

– Что за дела!

Она явно бредила.

«Пожрать ей надо», – упрямо решил он.

– Эй, ты! Придумывай, ну! Ты – албианка.

Она беззвучно шевелила губами.

– Эй! Я не намерен никуда идти. Надо быть тут, в лесу.

Она покачала головой.

– Я не уйду, – повторил он. – Вот как помрешь, тады и свалю.

– Запах… – пробормотала Руна. На лбу ее заблестели мелкие капельки пота. – Кабанина… это ты… Сигурд…

– Чего?

– Ты охотник… верно говорили… ты – лучший… надо в каньон…

Она несколько раз надрывисто вздохнула, ресницы дрогнули, глаза остались закрыты.

– В каньон… – пробормотала снова и притихла.

Он поддерживал ее за спину, не зная, что делать. Чего это она сказала? Сигурд – лучший охотник? Вот как, стало быть…