Мы молча стали есть, шум исходил только от Поли, который так и не научился жевать с закрытым ртом. Где-то еще поглядывали на него через плечо его умершие родители, крича и заламывая руки в отчаянии, потому что он вел себя не так, как они хотели.

Шум дождя над головой на минуту стал громче и снова затих. Словно кто-то забавы ради выплеснул на нас лишнее ведро капель. Конни отложила вилку и оглядела потолок, словно проверяя, нет ли протечек.

Конникин, если эта крыша протечет, нам конец.

Она спросила:

— Так все и будет дальше?

— Мы не знаем.

Поли поморщился:

— Да знаем мы. Через несколько дней начнется настоящий дождь, ливень.

— Ну, это мы так думаем, Поли. А мы уже не раз ошибались, помнишь?

— Слушай, то, что сейчас, — это только начало. Капель редкая, потому что капли имеют малую плотность и падают сквозь газообразный воздух. Но это воздух и падает.

Атмосферное давление начнет понижаться, кислород будет конденсироваться, потом придет очередь азота. С падением давления капли станут бить сильнее. Под конец будут валиться как камни. — Он усмехнулся. — Как пушинки в вакууме.

Джулия медленно ела, не отрывая глаз от тарелки, словно не слыша нас.

Конни спросила:

— Что тогда будет с нами?

— Для того мы и навалили на крышу лишний слой земли. Возможно, поможет. Наверняка не повредит. Если станет слишком страшно, заберемся в капсулу и загерметизируем люки.

Она говорила тихо, глядя мне в глаза:

— А… потом?

— Увидим, никуда не денемся. Я…

Стол дернулся, задребезжали тарелки и бокалы, у меня в кружке плеснуло пиво. Я подскочил и выбежал на лоджию, выглянул через большое окно в ярко освещенный гараж. Ничего. Бульдозер у дверей. Две машины. В тени виден нос Кэт. Маленькая дверь отеля по-прежнему запечатана слоем земли и бетона.

За моей спиной Поли предложил:

— Пойдем в купол.

Я кивнул, глядя на открытую дверь в туннель. Пусто. Темнота.

— Ага. И может, лучше ее закрывать, пока нас здесь нет?

С купола был виден огонь за холмом, с которого мы раньше вели наблюдения, — большой пожар, огромные языки пламени лизали небо, выплескивали плотный черный дым, словно горела сырая нефть, заставляя вспомнить войну в Заливе, когда отступающие герои Саддама подожгли скважины. Дым уже стоял отвесным черным столбом на фоне ярко-зеленого неба, освещенного оранжевыми языками и карминовыми молниями.

Повсюду блестели брызги дождя, падавшего теперь чаще, и лопались, касаясь земли, взблескивали по краям дымного столба, вспыхивали и вихрились в пламени.

Поли сказал:

— Почти в центре шрода. Может, главная заправка взорвалась.

— Не думаю. Это что-то большое. Дальше, чем тебе кажется, может у Палмерс-Ридж. Там ничего, кроме лесов.

— Крушение самолета?

— Господи, Поли, какие самолеты могли бы летать при минус двухстах?[68]

Пламя все разрасталось, из сердцевины тянулись длинные языки, возможно от пылающего кислорода.

Конни прижалась лицом к кварцевой пластине и отпрянула. Я потрогал. Холодная. Холодная до боли. Она спросила:

— Для нас это опасно?

Я сказал:

— Что бы это ни было, оно не распространится далеко. Скоро погаснет.

Поли разглядывал панель метеорологических приборов под окном.

— Вообще-то, температура на несколько градусов поднялась. Оно такое горячее. Давление упало сильнее, чем я ожидал. Снаружи около двенадцати psi[69].

Я глубоко вздохнул, почувствовав, как нервно дрогнуло сердце:

— Все равно, мы здесь в безопасности. Думаю, закрылись достаточно надежно.

Я оглядел отель. Его окружал кипящий голубой туман, столб пара поднимался к небу. С крышей было что-то не так, — может, недоставало засыпки кровли, и видны были редкие вспышки падавших капель. Протечет ли? Трудно сказать. Возможно, на дереве кислород испарится, но…

Я сказал:

— Он не выдержит, Поли. Надо подумать, как закрыть клапаны геотермальных вод, чтобы не взорваться, когда он рухнет.

Он сказал:

— Дело пойдет быстрее, как только достаточно похолодает.

— Надо оставить включенной видеокамеру. Чтобы потом у нас была запись.

Потом? Господи, какое «потом»?

Поли хмыкнул, отвернувшись от люка в туннель, и направился к жилой части, где остывал наш ужин. Я перевел взгляд на Конни: она так и застыла у окна, глядя не на пожар, не на отель, ставший нашим домом, а на грузовичок Гэри. Он был заметно побит, ветровое стекло исчезло, оставив на раме несколько осколков, болтавшихся на защитной пленке. Внутри ничего не видать, даже когда там вспыхивали капли.

Может, их разъело напрочь. Может, их уже нет. Она наверняка видела его, когда мы в первый раз приходили сюда, чтобы нагрести землю для кровли. И не сказала ни слова.

Она повернулась ко мне с улыбкой, протянула руку к моей груди, скользнула пальцами к пряжке ремня.

— Идем, — сказала она. — Придется разогревать все в микроволновке.

Грики, грики, грики, грики…

Ночи на небесах довольно темные и наполнены звуками, которые возвращают вас в детство. Грики… Вроде тех похожих на сверчков созданий, выдуманных мной для ненаписанной книги о человеке, который не знал, кто он такой. Теперь все это пропало.

Может, и к лучшему. Иногда вдалеке орал большой кот, пронзительный вопль переходил в низкое урчание, как заглушенный дизельный мотор. Мэриэнн рядом со мной вздрогнула: может, ей приснился тигр или она озябла во сне? Я снова обхватил ее за плечи, сам радуясь этому прикосновению.

О, круто. Еще одно испытание. Рано или поздно она устанет от этой дряни.

Мы собрали еще несколько человек на вершине холма — по большей части из редута: команда Eva, кое-кто из HDC, пара приятелей Бена. Вместе мы сумели выкорчевать колючие кусты, бранясь на царапины. Джон завопил, когда одна колючка вцепилась ему в конец, пока он сооружал на вершине ограду от диких зверей.

Милликан потряс меня тем, что знал, как добыть огонь с помощью деревянного сверла, и, когда толстое рыжее солнце закатилось за дальние горы, мы разожгли веселый костерок.

Милликан ухмыльнулся, видя мое изумление:

— Чем, по-твоему, я занимался, проводя отпуска на природе? Говорил я тебе, давай с нами!

Мэриэнн подтолкнула меня в плечо и указала на небо:

— Интересно, у них есть названия?

Она смотрела на маленькую розовую луну, неправильной формы астероид, появившийся над горами пару часов назад. Она росла, поднимаясь, кувыркаясь и мигая под черным провалом неба.

Я сказал:

— Если нет, придется придумать.

Пока что их было три: желтая, голубая и вот еще розовая, хотя одновременно мы видели не больше двух. Далекие ровные огоньки напоминали мне планеты, вон та, знакомая, может быть Венерой, бледно-желтая — Юпитером, а розовая — Марсом. Но ничего похожего на звезды, только глубокая бархатистая тьма во все стороны. До бесконечности. Так сказали боги.

Это меньшее творение, содержащее все, что боги решили сохранить из создавшей нас ошибки.

Что, если большие боги, неведомые и непознаваемые, проведают о поступке своих орудий? Не смахнут ли нас тогда тряпкой в конце концов?

Мэриэнн встала и потянулась, все так же глядя в небо. Ее тело то освещалось, то затемнялось в мерцании костра: груди, волосы, бледная кожа.

— Как ты думаешь, мы теперь бессмертны?

Разве не так положено в подобных делах? Я сказал:

— Если бы это был мой сюжет, я бы закончил его так.

Глядя в черную пустоту бесконечной долины, предположительно заполненной всем живым, что когда-либо существовало на Земле, она сказала:

— Никогда не понимала, как скучные люди могут жить вечно.

В конечном счете единственным местом, куда не пробился воздушный дождь, если его можно так назвать, оказался бункер с нашими спасательными капсулами. Поли с Джулией прятались в своих, порознь, мы с Конни вместе, на этот раз в моей. В случае если бы нас сбросило на пол, моей было бы не так высоко падать.