– Может быть, я так и сделаю.

– Ну конечно, и я вам это позволю сделать. Как ваш живот, начальник?

– Мой живот? Как сломанная теннисная ракетка.

– Но вы не обижаетесь, да?

– Не обижаюсь.

– Прекрасно, великолепно.

Он подал мне руку, я оперся на пятки и саданул ему по челюсти. Это, конечно, не лучшее, что я мог бы сделать. Я держался на все еще нетвердых ногах и был не первой молодости. Если бы я не попал по нервному сплетению, он начал бы прыгать вокруг меня и разнес бы меня в клочья одной левой. Но удар оказался точным.

Я оставил его лежащим на земле. Парадная дверь была не заперта, и я вошел внутрь дома. Девушки не оказалось ни в гостиной, ни на террасе. Ее мохнатое полотенце валялось скомканным на полу спальни. Соломенная шляпа от солнца лежала на полу рядом с полотенцем. На кожаной ленточке внутри шляпы стоял знаменитый штемпель: "Ручная работа в Мексике для магазина «Таос».

За стеной кашлянул и взревел мотор. Я отыскал боковую дверь, которая открывалась из кладовки в гараж. Она сидела за рулем «ягуара», глядя на меня и широко открыв рот. Но защелкнула кнопкой дверцу раньше, чем я схватился за ручку. «Ягуар» рванул с ходу, завизжали шины на повороте, оставив на земле черный след. Через минуту он уже плыл вверх, к автостраде. Я не стал преследовать девицу, ибо не мог оставить Джорджа и Леонарда.

Оба они сидели перед домом и через дорожку из каменных плит обменивались ненавидящими взглядами. У Джорджа изо рта текла кровь. Кожа под одним глазом быстро меняла свою окраску. На Леонарде не осталось следов, но когда он поднялся на ноги, я заметил, что в нем произошли изменения.

У него был пристыженный вид, несколько скрытный, как будто я отбросил его в прошлое. Пальцами он поглаживал рот и нос.

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Вы по-прежнему великолепны.

– Юморист. Вы думаете, это смешно? Я бы убил вас, если бы не вот это. – Он показал свою распухшую правую руку.

– Вы нанесли мне удар для сосунков, вы это помните? А теперь мы квиты. Куда она поехала?

– Пошли вы к дьяволу.

– Какой у нее адрес?

– Идите к черту.

– Лучше, если вы мне дадите ее адрес. Я записал номер ее машины и могу установить, где она живет.

– Давайте, действуйте. – Он посмотрел на меня с превосходством, что, возможно, означало: «ягуар»-то был его.

– Что она передумала? Из какого дела она хотела выйти, почему?

– Я не ясновидец. Ничего не знаю о ней. Видите ли, я обслуживаю многих женщин. Они сами просят этого. Иногда делаю им трах-трах. Но это не значит, что я несу за нее ответственность.

Я подался к нему. Он попятился назад, его лицо приобрело нездоровый, желтоватый оттенок.

– Не прикасайтесь ко мне. И забирайте отсюда своего напарника. Я вас предупреждаю. У меня в доме заряженное ружье.

Он отошел к двери дома и оттуда наблюдал за нами. Джордж приподнялся на корточки. Я закинул одну его руку к себе на шею и, поднатужившись, поставил его на ноги. Он шел, как человек, который старается удержать равновесие на пружинном матрасе.

Когда я в последний раз взглянул на дом, то увидел Леонарда снова причесывающим свои волосы.

Я ехал по длинному спуску Беверли-Хиллз, ехал медленно, потому что боялся угодить в аварию. Бывают дни, когда вы можете кончиком пальца коснуться болевой точки и все вокруг вас становится на свои привычные места. А бывают другие дни.

Джордж беспокоил меня. Он сидел согнувшись, придерживая голову ладонями, и время от времени стонал. Он обладал особым инстинктом, даже лучшим, чем у меня, совать нос куда не следует и получать синяки и шишки. Ему была нужна нянька. И, кажется, эта роль выпала на мою долю.

Я отвез его к своему врачу, терапевту по фамилии Вольфсон, чей кабинет находился на бульваре Санта-Моника. Вольфсон положил Джорджа на обитый по бокам металлический стол в небольшой комнате, прошелся по его лицу и черепу своими толстыми искусными пальцами, посветил маленьким фонариком ему в глаза и проделал другие обычные манипуляции.

– Как это произошло?

– Он упал и ударился головой о каменную плиту.

– Кто толкнул его? Вы?

– Наш общий друг. Не будем вдаваться в подробности. Это не опасно?

– Может быть небольшое сотрясение. Вам приходилось получать ушибы головы? – спросил врач Уолла.

– Да, когда играл в американский футбол, – ответил Джордж.

– Сильные ушибы?

– Думаю, что да. Пару раз терял сознание.

– Мне это не нравится, – сказал Вольфсон. – Надо отвезти его в больницу. Ему надо полежать хотя бы пару дней в кровати.

– Нет! – Джордж сел, оттолкнув доктора. Его глаза тяжело вращались в опухших глазницах. – У меня здесь всего-то пара дней. Я должен ее увидеть.

Вольфсон поднял брови.

– Кого увидеть?

– Свою жену. Она ушла от него.

– Ну и что? Это случается каждый день. Было это и у вас. Все равно ему надо полежать.

Джордж сбросил со стола ноги и встал на них не очень уверенно. Его лицо цветом напоминало свежеуложенный бетон.

– Я отказываюсь ехать в больницу.

– Вы принимаете серьезное решение, – холодно сказал Вольфсон. Это был толстый врач, который любил только медицину и музыку.

– Я могу уложить его в кровать у себя дома. Это годится?

Вольфсон посмотрел на меня с сомнением.

– Можете ли вы гарантировать, что он не будет вставать?

– Думаю, да.

– Очень хорошо, – торжественно произнес доктор. – Я принимаю компромиссное решение. Если это – лучшее, что мы можем сделать, я сделаю ему успокоительный укол и позже осмотрю его.

– Вы знаете, где я живу.

Жил я в оштукатуренном коттедже с двумя спальнями на пятидесятифутовом участке, недалеко от олимпийского стадиона. Вторая спальня некоторое время не использовалась. Потом она была ненадолго занята. А когда окончательно освободилась, то я продал кровать торговцу подержанной мебелью и переоборудовал эту спальню в кабинет. Но мне почему-то было неприятно им пользоваться.

Я уложил Джорджа в свою постель. Приходящая домработница побывала у меня с утра, и простыни не пришлось перестилать. Повесив его порванную одежду на стул, я спросил себя, зачем все это делаю. Посмотрел через гостиную на дверь комнаты, где раньше помешалась спальня и где больше никто не спал. Горьковатый привкус печали появился в горле. Мне казалось очень важным, чтобы Джордж сошелся со своей женой и увез ее с собой из Лос-Анджелеса. И чтобы они всегда жили с ней счастливо.

Он повернул свою голову на подушке. Теперь он уже наполовину спал под воздействием успокаивающего укола и немилосердных кулаков Леонарда.

– Послушайте меня, Арчер. Вы для меня – хороший друг.

– Разве?

– Единственный друг, который у меня есть в радиусе двух тысяч миль вокруг. Найдите ее мне.

– Я же нашел ее. Но какой от этого прок?

– Я знаю. Мне не надо было бы бросаться кдому с кулаками. Я напугал ее. Я всегда все делаю неправильно. Господи, я бы и пальцем ее не тронул. Вы должны ей сказать об этом. Обещайте сделать это.

– Ладно. А теперь спите.

Но было что-то еще, что он хотел сказать.

– По крайней мере, она жива, правда?

– Если она превратится в труп, то это будет симпатичный труп.

– Что это за люди, с которыми она связалась? Кто был этот хам в пижаме?

– Парень по фамилии Торрес. Когда-то он был боксером, если это может послужить вам утешением.

– Это он угрожал ей?

– Видимо.

Джордж приподнялся на локтях.

– Мне приходилось слышать об этой фамилии – Торрес. У Эстер была когда-то приятельница, которую звали Габриэль Торрес.

– Она рассказывала вам о Габриэль, да?

– Да, она рассказала об этом в ту ночь, когда… поведала мне о своих грехах. – Взглядом он тупо обвел комнату и остановил его на углу комнаты, как бы -всматриваясь во что-то невидимое. Его сухие губы шевелились, пытаясь выговорить то, что он знал: – Ее подруга была убита, застрелена весной прошлого года. Сразу же после этого случая Эстер покинула Калифорнию.