— Дитя мое, как я надеялся на то, что еще есть возможность излечить тебя! Сколько боли мы пережили, сколько превозмогли страданий в надежде на то, что найдем какой-то способ вернуть тебе целостность! Я думал — если нам удастся разыскать прорицателя... о увы, увы, он мертв, а лампа потеряна!

Калиф еще долго сокрушался в таком духе, но Ката довольно скоро перестала слушать его излияния. Мало-помалу смысл ее странного сновидения стал доходить до нее. Она начала понимать, что это, пожалуй, было вовсе не сновидение. Ей представлялось, как она выходит из-за ширмы и кричит калифу, что ему не нужно отчаиваться, что хотя прорицатель мертв, он не покинул этот мир окончательно. Но на самом деле Ката не могла пошевелиться, а только смотрела и смотрела... Калиф корчился в безутешных рыданиях на ковре. Ката не отводила глаз от светящегося силуэта принцессы Бела Доны.

Поначалу красавица выглядела полупрозрачным белым призраком, похожим на покровы на зеркалах. Но потом Ката различила свечение внутри призрачной фигуры девушки. Свечение пульсировало подобно сердцу. Сначала оно было лиловым, потом стало зеленым, потом — алым... но ведь это же были цвета волшебных кристаллов! У Каты возникло такое ощущение, будто бы ее посетило дивное озарение, будто ей дарованы очень важные знания — но что они означали, этого она пока не понимала. Принцесса Бела Дона раскинула руки и закружилась, словно танцовщица. Ката встала на колени. Звякнула цепь. Кате стало страшно: исходившие от принцессы лучи выгнулись дугами, переплелись, уподобились разноцветному смерчу.

Лиловый. Зеленый. Алый. Синий. Золотой.

Порывом ветра — так, словно он был самым настоящим — с зеркало сорвало легкие покровы. Калиф лежал ничком на ковре и стонал. Ката поднялась, вышла из-за ширмы, с трудом держась на ногах, шагнула к сверкающей и вертящейся девушке. Почему-то Ката знала, что должна прикоснуться к ее руке. И еще она почему-то знала, что должно произойти что-то очень важное.

— Принцесса! — выкрикнула Ката, но ее слова унес разноцветный смерч. Ката без сил опустилась на пол, вцепилась в край ковра. Ее длинные распущенные волосы метались из стороны в сторону.

Но вдруг послышался другой крик. Голос звучал визгливо и дико. Затем завывание смерча заглушило его. Ката, ахнув, увидела перепуганное лицо в одном зеркале... в другом... в третьем... Во всех зеркалах — одно и то же, сильно увеличенное, искаженное страхом лицо. То была принцесса. На миг Кате показалось, что весь мир сосредоточился в ее лице, в ее непрекращающемся крике...

А потом крик утих и с губ лика принцессы в зеркалах сорвались слова — но, что удивительно, то был вовсе не голос Бела Доны!

Калиф, визжа от страха, пополз назад из круга зеркал.

Взгляд Каты бешено метался от зеркала к зеркалу. Она вновь попыталась подняться, наступила на цепь, споткнулась. Она проклинала кандалы, сковывающие ее, она дерзко кричала, ругая на чем свет стоит бушующий в покоях ураган. Вот тут-то перед ней предстало видение, явившееся ей во сне. Силуэт старика вращался в разноцветной воронке смерча.

— Чудовище! Коварное, злобное чудовище! — визгливо выкрикнул калиф.

Ката протянула руку. Ее пальцы прошли сквозь призрачные пальцы принцессы, но все же даже такого прикосновения оказалось достаточно. В следующее мгновение кандалы упали с запястий Каты. Чудеса начались! К добру ли это было? Или нет? Ката знала одно: она должна повиноваться. И вот она уже закружилась вместе с принцессой. Рядом с ней.

Но нет — не рядом! Внутри принцессы. Внутри!

— Мерцалочка! Мерцалочка! — всхлипывал перепуганный калиф, но в ответ послышалось только песнопение прорицателя, произносимое губами ликов в зеркалах. Только теперь в зеркалах поочередно мелькали то лицо принцессы, то лицо Каты. Бела Дона... Ката... Снова Бела Дона... Снова Ката...

Все было конечно. Когда калиф решился поднять голову, он увидел только слепящее сияние и решил, что лишился зрения. Оман зарыдал, застонал, но через пару мгновений вспышка померкла и в покоях не осталось иного света, кроме лунного. Ковер и ширмы — все было на своих обычных местах. Только разбросанные по полу газовые покрывала напоминали о чудесах, творившихся здесь только что.

Только эти покрывала да девушка, которая стояла перед калифом.

Это была не Ката — Ката исчезла. Калиф неуверенно пролепетал:

— Мерцалочка?

Губы калифа тронула робкая улыбка. Затем он нахмурился. Могло ли это быть правдой? Неужели перед ним стояла его дочь — настоящая, во плоти?

Ката — ибо она исчезла не окончательно — медленно повернулась, посмотрела на свое отражение в первом зеркале... во втором...

— Мое лицо, — прошептала она. — Мое лицо!

Деа, рассеянно глядевший в чашку с зеленым чаем, прервал негромкое пение. Теплый солнечный свет заливал все вокруг, согревал благоуханные цветы и листву. За густыми кустами слышалось щебетание Таргонов. Симонид молчал, но его тяжелое, хриплое дыхание встревожило юношу. Деа поднял голову и посмотрел на старика.

— Симонид, — окликнул он своего учителя. — Что означает эта песня? Эта «Песнь о Султане» — каков ее смысл?

— Деа, ты же знаешь, — отозвался старик, — что она прославляет величие твоего отца и величие его предков.

— Да, но что все это означает? Я знаю, что лиловым и зеленым были султаны древности, и все же песня кажется мне загадочной. Я глуп?

— Напротив, Деа, ты из тех, кто смотрит в глубину. На самом деле эта песнь повествует о пятерых богах-султанах, которые, согласно пророчеству, должны править нами до скончания Эпохи Искупления, в которую мы сейчас живем. Помимо этого, все это — символ некоего духовного состояния. Лиловые Катакомбы. Зеленые Джунгли. Красная Пыль. Синяя Волна. Все это — остановки на пути, на нашем пути к единению с богами. Разве не этой очередности мы следуем каждый день, производя пять Поклонений?

— Следовательно, наша судьба — это Луна и Звезды? — Деа сосредоточенно прикусил губу, но тут же снова обратился к старику: — Достопочтенный Симонид, судя по тому, что ты поведал мне о моем отце, я диву даюсь, как он сумел достичь таких высот.