Аисту игра на дудке давалась все с большим трудом. Он задыхался, и хрипел, и с каждым мгновением все отчаяннее жаждал, чтобы ему поскорее позволили прекратить это занятие. Держась из последних силенок, мальчишка выдувал и выдувал нестройные звуки.

— Уже недолго осталось, — негромко проговорил Фаха Эджо. — Сейчас он еще немножечко поднимется, а потом его нужно будет маленько опустить.

— А я слышу, как змеюки шипят, точно вам говорю, — процедил сквозь зубы Сыр.

— Хорошо бы они ему кое-что пообкусали, — проворчал Губач и тут же застонал, поскольку Фаха Эджо врезал ему локтем под ребра.

— Ну давай, Аист, — подбодрил приятеля Фаха. — Еще одну трель, давай же!

Этого не должно было случиться. Неожиданно Аист закашлялся. Дудка упала на землю.

Раджала вскрикнул, веревка начала резко сворачиваться.

— Остолоп! — Фаха Эджо проворно поднял дудку и выдул из нее хриплое «ту-у-у!»

Раджал стрелой взмыл ввысь. Железный кол распорол его штаны.

Один из стражников подошел к окну, выглянул, что-то крикнул, но мальчишки, стоявшие внизу, этого крика не услышали. Наигрывая на дудке, Фаха Эджо пинками гонял Аиста по простенку. Наверное, это было довольно потешное зрелище, но для Раджала каждый пинок, отвешиваемый Фахой Аисту, отзывался тем, что его немилосердно раскачивало. Помимо всего прочего, он видел, что стражники в освещенной комнате сгрудились у окна.

— Я не виноват, Фаха! — протестовал Аист. — Меня кто-то ударил. Кто-то в меня камнем бросил!

Козлобородый выдул раздраженное арпеджио.

— Фаха, это правда! — подпрыгивая на месте, выкрикнул Сыр. — Я видел, видел!

Фаха разразился гневным тремоло.

— Там кто-то прячется, Фаха, — вон там, в тени!

В ответ последовала презрительная каденция.

И тут что-то попалось под ноги Фахе. Треклятый амулет Рыбы! Звук дудки задохнулся.

— Рыба!

Мальчишка в набедренной повязке валялся на земле без чувств.

Раджала понесло вниз.

Фаха Эджо бросил дудку Аисту.

— Играй!

Непрерывный хриплый звук подбросил Раджала кверху, и тут он заметил, как внизу, в глубоком рве между стеной и балконом, что-то шевелится и поблескивает. Страх охватил юношу, его рот наполнился желчью. Словно пловец в бурном море, он потянулся к спасительному балкону, но его собственных усилий было мало для того, чтобы управлять раскачивающейся веревкой.

Стражники в освещенной комнате похватали сабли и, громко топая, побежали к лестнице. В это же мгновение в конце простенка послышался шум возни.

— Эй! — вскрикнул Сыр: он с кем-то дрался.

После обмена с неизвестным нападавшим несколькими тычками Сыр рухнул наземь. Фаха Эджо бросился ему на выручку. Просвистел в воздухе камень и угодил козлобородому прямо в лицо. Он взвизгнул. Тут бы злоумышленник, пожалуй, убрался бы из простенка, но Сыр успел прийти в себя. Он вскочил и загородил злодею дорогу. Теперь, по идее, мерзавцу надо было бы броситься в другую сторону, оттолкнуть Фаху Эджо, Аиста, перепрыгнуть через лежавшего на земле Рыбу.

Но тут в атаку на незнакомца пошел Губач. От первого неумелого удара незнакомец уклонился, но второго не вынес. Губач навалился на злодея всем весом, при этом они вдвоем сбили с ног Аиста. Дудка старика-танцора выпала из рук Аиста и оказалась на земле, под незнакомцем, на которого сел верхом толстяк Губач. Послышался треск дерева.

Раджал закричал.

Но послышался и другой крик — гораздо ниже, у самой земли:

— Пусть слезет с меня! Пусть слезет!

Фаха Эджо, пошатываясь, шагнул вперед. Неужели?

— Сорванец?

— Неверный, я тебя искала! Ты... ты вор и убийца! Я чуть не подохла из-за тебя!

— Чего... чего?

На вопросы времени не было. Совсем рядом послышался топот кованых сапог. Фаха Эджо в отчаянии вытаращил глаза.

— Стража!

Буквально мгновение спустя, когда стражники вбежали в проулок, там было пусто. Стражники, посветив фонарем, нашли на земле три предмета. Первый из них был похож на сушеную заплесневелую морковку, вторым была треснувшая дудка с шарообразным утолщением на конце, а третьим — свернутая кольцом самая обычная веревка.

Раджала и след простыл, но неподалеку, невидимый для стражников, беззвучно смеялся человек в черном плаще.

— Г-где м-мы? — простонал Прыщавый.

Ковер резко спикировал. Мальчики ударились о землю. Прошло какое-то время, прежде чем головы у них перестали кружиться. Ночь шла на убыль. Над пустыней занималась заря. Прыщавый приставил ладонь ко лбу, но поначалу ничего разглядеть не смог.

Затем кто-то щелкнул пальцами.

— Давай-давай, осматривайся, — хихикнул Джафир. — Я, пожалуй, с твоего разрешения, тоже осмотрюсь. Очень мило было с твоей стороны, что ты позволил мне выбрать направление. Думаю, что направление я выбрал правильно, но осторожность не помешает. В конце концов надо же решить, хочется мне застрять здесь или нет. Вернее, не так: об этом ли я мечтал всю свою долгую жизнь?

Прыщавый нахмурился.

— Я не... не понимаю.

— А понимаешь ли ты, кстати говоря, что лампу-то не прихватил с собой, а? Она же на пол скатилась и осталась в этой треклятой кладовой. Ох, как же мне хотелось, чтобы она наконец потерялась! Сколько солнцеворотов я об этом мечтал! Понимаешь ли ты, что это означает? Еще одно ЖЕЛАНИЕ — и я свободен! — Коротышка расплылся в довольной ухмылке. — И поблагодарил бы я вас, мои любезные, да вот только благодарность — не в моей природе. Я вернусь, когда позовете. Еще одно ЖЕЛАНИЕ, помните об этом — но только одно! Последнее!

— Подожди! — вскричал Прыщавый. Зачем ему было медлить? Он и так знал, каково его последнее желание. Вернее, ему так казалось. На самом деле это желание было бы самым первым, если бы он с самого начала знал, что желаний всего три. Он бы пожелал стать красивым.

Да, именно таково было его последнее желание.

Но Джафир щелкнул пальцами и снова исчез, а как его вызвать опять — этого Прыщавый не знал. Что ж, хочешь не хочешь, а с желанием приходилось повременить. Прыщавый, покачиваясь, поднялся и протянул руку Малявке. Осторожно сойдя с волшебного ковра, мальчики подумали о том, не улетит ли он вдруг, не растает ли без следа. Но ковер остался на месте — вот только когда Малявка обернулся и посмотрел на него, ему показалось, будто бы пятеро султанов как бы пошевелились при свете зари.

А потом вдруг время сместилось, и заря сменилась солнечным полднем. Вокруг мальчиков простерлись прекрасные, пышные сады. На дальнем берегу продолговатого пруда возвышалась величественная постройка Дома Истины.

— Тихо, мои красотки!

Опять этот голос. Где-то Раджал слышал его раньше. Эти же слова, произнесенные тем же тоном, с тем же характерным пришепетыванием. Прошло несколько мгновений, прежде чем у него прояснилось в глазах, а сначала он видел только пятна — алые и золотые, мерцающие в интимном полумраке. Раджал запрокинул голову и понял, что это шелка. Где-то поодаль двигались силуэты людей в длинных шуршащих балахонах — или платьях. Воздух пропах терпкими благовониями. Слышался шепот. И хихиканье.

— Тихо, мои красотки!

И снова этот голос... Раджал наконец вспомнил, где слышал его раньше. Те мгновения, когда он раскачивался, держась за конец веревки, казалось, ушли в далекое прошлое. Но на самом деле это было не так. Просто это было последнее, что помнилось Раджалу. Теперь он проигрывал события в сознании медленно, сонно... Отпустив веревку, он бросился головой вперед, подобно огромной птице. Кобры выгнули свои шеи, распустили капюшоны. А потом Раджал увидел человека, стоявшего посреди змей, — человека с отталкивающей наружностью. Он почему-то совсем не боялся кобр и протягивал руку навстречу падающему Раджалу. Видимо, этот человек заранее встал в удобную позицию, потому что, поймав Раджала, даже не пошатнулся. Кто это был такой? За мгновение до того, как потерять сознание, Раджал успел услышать шуршание богатых одежд мужчины, беспрепятственно шагавшего посреди ядовитых змей. И голос, опять этот голос: