Артист очнулся в ужасе.
— Во сне ты говорил… — сказал философ.
— О чем?..
— О том, о чем не расскажешь… наверное, тебе снилось что-то ужасное…
— Во сне я испытал наслаждении и смерти… они неразлучны… а тебе что снилось?..
— Мне снился, какой-то кошмар…
Дождь давно кончился.
Философ, писатель и артист шли по дороге, обходя лужи.
Философ шел и размышлял о причинах зла вслух.
Писатель и артист молча слушали его из-за крайней скромности и неумения приятно говорить о неприятном.
У зарослей мирта скитальцы остановились передохнуть.
Философ продолжил свои размышления о том, как можно смертью попрать смерть.
Писатель слушал, артист спал.
Во сне артисту опять было видение, которое сначала напугало его, а затем рассмешило. Ему привиделось, как город затопили реки огня и пламени. Жители в ужасе бежали прочь. Одни уносили вещи, другие детей или престарелых родителей. Многие бежали с пустыми руками. Были и такие, которые лишь созерцали дело бога и не вмешивались. Среди них был и артист. В руках он держал книгу поэта, описавшего гибель города грехов, и сравнивал происходящие события с событиями, записанными в книге.
Не все совпадало.
Город с высокого места спустился чуть ниже, но здания даже не были повреждены и пророчество, предрекавшее, что город поглотит яма, не оправдалось.
Началось движение ночью, породив ужас и удивление жителей, когда они увидели это зрелище. Многие той ночью лишись разума, и впали в панику и исступление. Они обратились в бегство. Бежал и артист. В бегстве его сопровождали жены, теряя одежду и украшения.
— И зачем подобное снится?.. — прошептал артист.
— Что именно?.. — спросил писатель, не открывая глаз. — Тебе опять снились жены?..
— Да… философ, ответь, скажи?.. кто все это творит?.. кто посылает эти кошмары?.. впусти нас в свой разум…
— Ничем не могу вам помочь…
Мимо прошла толпа прохожих.
— Взгляни на них невинных, но пострадавших… они бегут, оставляя после себя мерзость запустения, но кто укажет им дорогу?.. вокруг одни лишь угрозы и опасности… бог хочет, чтобы они стали мучениками и, разрешившись от тела, пребывали с ним?.. зачем они ему?.. зачем ему нужны мученики с их мучениями?.. ведь многие из них не сделали ничего, заслуживающего мучений…
— А некоторые даже не успели родиться… — сказал артист, увидев в толпе прохожих беременную женщину.
Философ промолчал. Он смотрел на человека, лежавшего на обочине. Глаза человека были широко открыты, в них еще жил страх смерти.
— Еще один скиталец смертью смерть попрал… — пробормотал философ.
— Ты забыл, что люди смертны?.. — сказал писатель. Он пленялся преходящей красотой этого мира. — Посмотри вокруг… как прекрасен этот цветущий луг, заросший гиацинтами… красота нас спасет…
— Красота кратка и мимолетна… — отозвался философ.
— Я все еще боюсь смерти, хотя уже давно умер или мне кажется, что я умер?.. — артист провел рукой по лицу. — Мне снился такой странный сон…
— Что тебе снилось?..
— Я видел свою смерть…
— Смерти нет… — сказал философ.
— Смерть — это убежище для смертных… — сказал писатель.
— И участь всего смердящего… — сказал прохожий. — Но продолжайте, почему вы замолчали?..
— Слушаю цикад…
— А вы что пишете?..
— Все что-то пишут…
— Одни пишут доносы, а другие допросы…
— Он пытается дописать книгу, у которой нет начала и конца… — заговорил артист. — К воде повествования как будто примешано вино… прошлой ночью он захмелел и уснул… и ему приснился сон, как будто он лежу на своем одре и листает эту книгу… ее только что напечатали… буквы казались живыми… они только что не говорили…
— Все писатели одинаковы… — сказал прохожий. — У меня брат был писателем… и что он мог?.. только пыль пускать в глаза…
— А что с ним случилось?..
— Он написал книгу эпиграмм и попал в немилость у властей…
— Я знал его… — заговорил старик в очках. — Наверное, вы помните эту странную историю с поджогом театра?..
— Нет… расскажи…
Старик в очках начал рассказ, привлекший внимание прохожих. Собралась толпа.
Старика слушали даже цикады.
— Умолчу о подробностях, чтобы не рисовать удручающую картину печали и слез. — старик в очках умолк.
— Жуткая история… я до сих пор не могу опомниться… — Артист невольно вздохнул. Что претерпевают в желтом доме узники, было ему хорошо известно.
— Я вам не верю… не мог поэт этого сделать…
— Мог и еще как мог… яд сочился из его стихов, а ему казалось, что он говорит нечто значительное… и он легко убеждал тех, кто был ему подобен… запятнал себя оргиями, бесстыдством и сознательным злодейством… пагубный был тип… правда, на какое-то время он стал порядочным евреем, но его разоблачили…
— Терпеть не могу евреев… прошлой ночью они распяли меня и проткнули бок копьем… — заговорил прохожий с иудиной бородкой.
— А мне жена приснилась… — сказал прохожий в клетчатом пальто, которое он не снимал, даже когда спал.
— Ищите женщину… все беды из-за женщин…
— Между прочим, из-за женщины появилась на свет «Илиада»… и появлением «Одиссеи» мы обязаны женщине… — сказал писатель. — Но я согласен с вами…
— В чем, что все женщины шлюхи?..
— Нет… нрав у женщин на самом деле непостоянен и коварен…
— Чем они заняты?.. мелят и разносят вздор… у них нет своих законченных мыслей…
— Однако их глупость порой кажется мудростью…
— Вы давно не были в городе?..
— Несколько дней…
— Говорят, там установилась порнократия, правление шлюх…
— Вы это только сейчас придумали?..
— А я во сне оказался в толпе мертвецов… — заговорил прохожий с чемоданом. — Они все были на одно лицо… присмотревшись, я обнаружил, что вместо лиц они носят личины… какой-то человек окликнул меня по имени, смеясь, обнял и говорит: «Рад тебя видеть…» — Я спросил его, глядя на толпу: «Чего они ждут?..» — Он говорит: «Они ждут звука трубы и суда… пошли отсюда, здесь никому нет дела до нас… лучше нам воскреснуть и умереть в другой раз, чтобы узнать все об аде и тамошних соблазнах…» — Мы отошли чуть в сторону и незнакомец рассказал мне свою историю… из его путаного повествования я понял только, что он служащий похоронного бюро и его подло обманула жена. — «А ведь я ее взял, можно сказать, из грязи…» — сказал незнакомец и разрыдался, закрыв лицо полой плаща. — Она и здесь не оставляет меня без внимания… — продолжил он свой рассказ. — Посылает шпионов следить за мной… видишь вон того типа с закатившимися глазами как у повешенного, который прячется в миртовых зарослях?.. это ее шпион… и, кажется, он услышал то, что ему меньше всего надо было слышать… жена боится, чтобы на суде я не раскрыл некоторые эпизоды ее биографии… опасается моих откровений… фактов у меня действительно много, однако большинство из них такого свойства, что могут навредить не только ей, но и мне…
— А моя жена имела склонность к изящному… любила философствовать… и выставлять меня идиотом… она умела создавать атмосферу зыбкости, недоверия к словам и к жизни, навязанной нам обстоятельствами…
— Ну, вы и фантазер… — артист рассмеялся.
— А вы кто?..
— Я артист…
— Все мы марионетки… и наши переживания, не более, чем переживания марионеток, которые не отличаются ни глубиной, ни оригинальностью, ни искренностью… кстати, что у вас в чемодане?.. рукописи, которые не горят?.. — старик в очках принужденно улыбнулся и продолжил монолог.
Монолог старика в очках затянулся.
Видно было, что он импровизировал, играл, скрывался за маской, иногда выглядывал из-за нее и наблюдал за слушателями.
«Надо сказать, что играет он весело, но иногда из него выглядывает бес… есть в его веселости какое-то ожесточение, обида на всех женщин, посмеявшихся над ним и предавших его… — размышлял писатель. — Он стыдится себя, стыдится своих неудач, которые он тщетно пытается утаить… кому хочется выглядеть несчастным в глазах окружающих, от которых вряд ли можно ждать сочувствия?.. поэтому он в маске и на котурнах… он неискренен, хотя его игра вызывает ощущение неподдельности…»
