История человека со скрипкой доставила артисту удовольствие.
Место действия напоминало сцену театра с декорациями трагедии.
Прохожие слушали импровизацию скрипача, раскрыв рот и не сводя с него глаз.
Скрипач изливал на них поток несчастий и мук, которые пришлось ему претерпеть и которые побуждали задать вопрос их творцу: «За что?..» — и услышать утешение или упреки.
Когда скрипач закончил свою импровизацию финальным аккордом, у прохожих слезы лились ручьями, а прохожих собралось немало. Их печаль была смешана с наслаждением, и, огорчая, радовала.
Проливал слезы и артист, лишь на лице писателя блуждала улыбка. Ему виделись скалы острова блаженных. Населяли его птицы, и писатель очнулся, сохранив и клюв, и когти, и неуклюжесть птичьего туловища в тяжелом оперении.
«Бог и тогда благой, когда подает зло и скорби, чтобы они привели нас к блаженству… — размышлял писатель. — Только лукавый, прикрыв себя личиной, представляется всегда добрым и уловляет нас терпеть казни ада со слезами в глазах, скорбью в сердце и злой вестью в ушах…»
После импровизации, скрипач обратился к писателю, листающему записную книжку:
— Вы, наверное, писатель… нет пользы испытывать тайны бога, и все же у меня вопрос… если душа имеет вечную жизнь и может жить сама по себе и для себя в некоем сокрытом месте, зачем она служит телу?..
— Чтобы познать смерть… через тело душа познает смерть и лишь тогда может обрести бессмертие и войти в чертоги бога… — сказал писатель.
Послышался странный подземный гул. В этом гуле слышался то рев быка, то львиный рык, то собачий лай, то вдруг внятный голос, доступный пониманию.
— Ты слышал?.. что это было?.. — спросил артист.
— Не знаю… — сказал писатель, вытирая рукавом слезы. Ему увиделись жены среди причудливых и страшных порождений ада, заманивающие обманчивой прелестью лиц, несущие наслаждение и смерть.
— Почему он плачет?.. — спросил скрипач.
— Не знаю… наверное что-то привиделось ужасное… — сказал артист голосом, каким говорят со сцены в трагедии. — Несчастья нас преследуют… вот и у меня горе, осел околел, пришлось мне на себя навьючить весь реквизит. — Артист сделал несколько шагов, остановился, задумался, потом спросил:
— Как пойдем?.. в гору или с горы?..
— А разве нет ровного пути?.. — Скрипач глянул на артиста, потом на писателя.
Мимо прошли две женщины, похожие на монашек.
— Однако странно… женщины все еще волнуют меня… — пробормотал артист.
— Лично мне противны лишь блудницы и старухи… — сказал прохожий. — А вы я вижу холостяк…
Артист промолчал, лишь улыбнулся.
— У моей жены было пять мужей… нет, пожалуй, семь… и всех она сгубила своим нравом… надо сказать, что нрав у нее был непостоянен и коварен… — Прохожий повел плечами, как от озноба. — Ну, вот, только подумал о жене и уже весь дрожу… сгинь, с другими играй в эти игры… вы верите в существование призраков?..
— Нет…
— А вы?..
— Верю… я и сам призрак…
— Шутите?.. не понимаю, как можно верить в то, чего нет?.. объясните…
— Не все можно объяснить словами… — сказал писатель, прислушиваясь к шуму дождя.
Уже несколько дней шел дождь. В воде плавали дома, деревья. Все было полно водой, проникающей и сверху и снизу. Рыбачьи поселки ушли под воду и опустели.
Жители устремились в горы. Они ничего иного не могли сделать, как только бежать и плодить слухи. Старики спасались на крышах домов.
Бог, все приведший из небытия в бытие, не мог не видеть происходящего, но не вмешивался, медлил с заступничеством…
Писатель, артист и философ, который пристал к ним несколько дней назад, пережидали непогоду в пещере.
— Не ты ли накликал потоп?.. — сказал артист, обращаясь к писателю, который взирал на город, напоминающий некое чешуйчатое чудовище с крыльями, уползающее в воду.
Писатель промолчал.
— Все дела человеческие — один морок и суета… — сказал философ. — Смерть все отнимает и богатство, и славу, которая одним даруется, а другим лишь обещана… — Взгляд философа скользнул по толпе прохожих таких тощих, что, казалось, они уже не существуют телесно. Они стояли и гадали, что с ними будет там, куда они придут?
Писатель заговорил с одним из прохожих, как с живым, но ничего внятного не услышал, кроме стенаний и жалоб.
Писатель сел на камень, потом лег. Он лежал и прислушивался к шуму мыслей.
Пришел сон, неся утешенье. Мысли писателя смешались, и он заснул. Во сне он был неким мифическим персонажем.
Заснул и философ.
Сон вернул ему разум. Обычно мрачный, он вдруг рассмеялся. Что-то его рассмешило до слез.
Лишь артист не спал. Он лежал и прислушивался к невнятному бормотанию прохожего.
Прохожий умолк.
«Немного я услышал, но и это малое, без сомнения, трудно будет пересказать… — подумал артист. — Увы и ах…»
В детстве человек рос, не зная ничего иного, кроме родителей и дома. Он вырос, обзавелся своим домом, женой, детьми. Дом сгорел дотла вместе с женой и детьми. Все превратилось в пепел. Сжалилось небо и, собрав тучи, залило струями дождя тлеющий пепел пожара и опаленные дымящиеся стены дома. Поблизости человек вырыл яму и, оплакав, предал земле обгоревшие тела. Пес вместе с ним трудился. Он помог ему и могилу вырыть, и камень могильный положить, покрытый письменами, скрывающими в себе рассказ о скорби человека.
Дождь не прекращался почти неделю.
Спасаясь от дождя, человек жил в пещере, где его окликало только эхо.
Когда дождь кончился, человек вернулся в поселок. Его арестовали и обвинили в поджоге и смерти жены и детей.
На суде человек не сказал ни слова, лишь шептал молитвы.
Несколько лет человек терпел нужду и оскорбления в желтом доме.
Днем он читал книги, которые не успел прочитать, а по ночам молился.
Весной, когда человек любовался цветущим небом и слушал песни цикад, случился пожар. Обитатели желтого дома разбежались кто куда, преследуемые своими кошмарами, которые и сам их автор не смог бы описать.
Бежал и человек.
Он вернулся в город, покрасив волосы в рыжий цвет и изменив имя и внешность. Днем он пел скорбные плачи на паперти у руин женского монастыря, а ночью спал и видел видения.
Как-то ночью ему во сне явилась женщина и увела его в некое место. Он шел за ней и думал о рае, а попал в ад…
В этом месте своего рассказа прохожий затих…
«Он заснул или умер?..» — подумал артист.
Размышляя о смерти, артист погрузился в сон…
Во сне артист жил жизнью прохожего.
Видения на крыльях своих отлетели, и артист проснулся в пещере, озираясь. Он не узнал ни себя, ни место. Тело его иссохло, кожа обвисла. Еще не умерший, он был подобен трупу, начал заживо гнить.
В пещере спасались от непогоды и другие заблудшие души, выглядевшие как мертвецы, освободившиеся от телесных проявлений и привычек. Среди них выделялся старик. Артист узнал в нем поэта, проклявшего город. Он был поэтом от рождения, носившим в себе смятение слов и мыслей. Едва открыв рот, он не закричал, как все дети, появившиеся на свет, а начал говорить канцоны, и с тех пор говорил, не заботясь о том, что скажет. Говорил он, не утрачивая природную непринужденность и, так сказать, грацию, правда, иногда он впадал в неясность, и многое затемнял отступлениями и своим голосом. Он был гугнивым и косноязычным, как Моисей. Женился поэт поздно на известной актрисе, которая отличалась невоздержанностью. Он написал для нее несколько трагедий в прозе. Но кому нужны трагедии?
Поэт скончался, не успев рассказать до конца свою историю, и поселился на небе. Туда же переселились и остальные скитальцы один за другим, ободряя себя молитвой и стонами.
Уже светало, когда случился оползень, и всех их нашла смерть.
Цикады отпевали скитальцев своими песнопениями с переливами…
