— Хочешь знать всю правду, так слушай. Слушай и не перебивай, — поморщился Сидор от злого взгляда кузнеца. — Только перед этим, пошли куда-нибудь присядем, разговор будет долгим. Да и на холодном ветру стоять неохота.

— Вон, развалины рядом, — кузнец кивнул в сторону каменных руин метрах в ста от них, мимо которых они проходили, когда направлялись на поле. — Собирались заодно тебе домик тот починить, брёвна, доски завезли, хотели крышу перебрать и вообще, в порядок привести, больно ух расположен домишко удобно. Для смотрителя в самый раз.

— А потом слупили бы с меня, как за два новых, — мрачно констатировал Сидор, ни на секунду не обольщаясь их альтруизмом.

— Не без того, — согласно кивнул Кузнец, как о деле совершенно само собой разумеющемся, чем тут же вызвал в душе Сидора целую бурю чувств. — Да теперь уж видно не судьба, — тяжело вздохнул кузнец.

На досках там посидим, — хмуро бросил он. — Хоть уже и не лето, но на солнышке там хорошо.

Когда они все втроём устроились на досках, лежащих штабелем под стеной дома от пронзительного северного ветра, солнце стояло уже чуть ли не в зените, и под защитой полуразрушенной стены жарило так, что казалось, наступила макушка лета. Однако периодически задувавший из-за угла дома бодрящий, прохладный ветерок, своим чуть ли не зимним ледяным дыханием живо напоминал, что до скорой зимы ой как недалеко.

— Может быть вы и правы, — начал Сидор, поудобнее устраиваясь на лежащей сверху штабеля широкой толстой доске и мрачно посматривая на товарищей. — Может быть я и перестраховщик, и мерзавец, и правда всё то, что не сказали, но подумали все те, кто только, что был с нами на этом поле, а сейчас плюнув в мою сторону, ушёл, не оглядываясь, но…

Горечь, прозвучавшая в словах Сидора, на миг сбила маску равнодушия и безразличия, которую он нацепил на себя, как только услышал первую грубость в свой адрес.

— Но слушайте, как я понимаю всё то, что здесь и сейчас происходит.

Я сам только перед отъездом сюда в этом вопросе разобрался. И то, как выяснилось, не до конца. И не поверите, — кривая улыбка на миг перекосила его лицо, — помогли мне в этом птицы.

— Какие птицы? — недоверчиво посмотрел на него Кузнец.

— Разные, — сердито огрызнулся Сидор.

Что-либо объяснять в данной ситуации было тяжело, но он попытался.

— Самые обыкновенные птицы: дятлы, воробьи, сороки и множество всякой другой пернатой живности, во множестве слетевшейся на наши так называемые "кедровые угодья" под городом и вот уже второй год активно там обитающие. Просто птичий базар какой-то.

Сначала данный факт не вызвал у меня никакого интереса. Ну, птицы и птицы. Ну, много и много. И что?

А потом, как пошла вся эта эпопея с кедрачом, заинтересовался. Чего это они так активно роются у подножия наших кедров, буквально раскапывая корни? Чего это там дятлы нашли, что вместо дерева суют свои клювы в землю. И даже присутствие человека их не останавливает, словно они нас в упор не видят.

Стали с профессором разбираться. И вот что выяснили.

Те деревца, что нам с профессором привезли откуда-то из-за гор под видом горного кедра, им таковым на самом деле и являются. Натуральный горный кедр и никто иной.

Отличие в одном. Рос этот наш кедр где-то в жутко экстремальных условиях, как я и говорил. И в столетнем возрасте как две капли воды похож был на местную десятилетку. Оттого и древесина у него как камень, что я две пилы сломал, пока умудрился один единственный кружок для микроскопа спилить.

Это что-то типа карельской берёзы у нас на Земле. Имеет очень крепкую и удивительно красивую древесину, за что высоко и ценится.

Вы эту историю может, не знаете, но была у нас в истории государства как-то попытка вырастить подобное дерево в более мягких, более южных условиях, где оно могло бы быстрей развиваться и соответственно давать больший объём прироста ценной древесины.

Но, как только дерево попало в более мягкие для себя климатические условия, так сразу же выродилась в самую обычную берёзу, ничем от местных не отличающуюся. Как была берёзой, так и стала берёзой, только уже местной. Что мы и имеем в нашем случае с кедром, когда он на второй же год так ломанул в своём развитии, что все ахнули.

Но это ещё не всё. Хитрость не только в этом. Это растение — нечто вроде того, что на Земле называется бонсай или бонсаи. Не помню, как правильно называется, но нам и не важно. Что сову об пень, что пнём по сове, эффект один. Главное, что основной причиной, по которой этот бонсай не растёт, так как нормальному дереву положено, является ежегодное вытряхивание его из земли и подрезание корней дерева. Что ведёт к его угнетению и соответственно к прекращению роста и развития.

А здесь ту же функцию подрезания корней выполняет личинка какого-то гадского жука, называемого какой-то там корнеед. Его специально подселяют в корни таких растений, чтобы оно не развивалось. Личинка жука жрёт корни кедра и помимо этого ещё и своими выделениями угнетает его рост. Поэтому, когда растения попадают в нормальные для своего развития условия — они не растут. Личинка им не позволяет.

Отсюда и такое обилие птиц на местах посадки этого кедра. Я с внучком нашего лешего Сучком потом плотно пообщался и он подтвердил, что это его работа. Это он приманил к нашим посадкам столько птиц. Деревья ему стало жаль, вот он и распорядился. Сам. А птицы и рады. Это для них оказался какой-то жутко приманчивый деликатес. Они на этих жуках так там расплодились, что местные жители эти места уже окрестили птичьи раем, столько их там много.

Вот и всё ребята, — мрачный Сидор недовольно покачал головой. — Над нами хотели посмеяться, потому и подсунули нам этот бонсаи. Заложили мину под нас, а подорвались вы со своим питомником.

— Придётся деньги возвращать, — хриплым, ровным голосом, без тени малейшей эмоции, выдавил из себя Травник.

Его мрачное, угрюмое лицо не выражало никаких чувств, и только чуть дрогнувший голос выдал его в этот момент.

— Одно лето каторжного труда псу под хвост, — тихо проговорил он. — Мечты, надежды — все вдребезги.

— Думаешь легко отделаться, — с кривой ухмылкой непонятно как-то хмыкнул Сидор. — Не выйдет. Думаешь, извинился, деньги отдал и всё?

— А они у тебя есть?

Сидор замолчал, напряжённо наблюдая за реакцией Травника с Кузнецом. Дождавшись от них лишь мрачного, злого взгляда, с тяжёлым вздохом мрачно продолжил:

— Нет, дружок. Малой кровью вы не отделаетесь. Всё гораздо хуже, — Сидор с мрачным видом прервал попытавшегося что-то возразить травника. — У вашей истории есть и своя предыстория.

А она такова, судари мои.

Вы наверняка знаете, что всеми вопросами, связанными с кедровниками, в нашем городе занимается некий "Кедровый Союз". В него входит вся часть городской старшины, чьи кланы владеют хоть одним единственным кедровником. И в городе существует фактическая монополия и на продажу кедрового ореха, и на всю продукцию от этого производства: на муку кедровую, на масло, на поделки из древесины кедра, на всё, идущее за пределы города на продажу.

Знаешь такой? — в упор глянул он прямо в глаза травника.

— Ну, знаю, — неохотно отозвался тот. — Сволочи те ещё и крови они нам в своё время попортили изрядно. И с нашими кедровниками, когда мы заявляли на них права, да и вообще.

— Ну, так вот, — криво усмехнулся Сидор. — Раз знаешь, продолжаю.

Этот "Кедровый Союз" монопольно торгует кедровым орешком и всеми продуктами из него. И он же монопольно устанавливает в городе закупочные цены. И он же следит за нарушениями в этой сфере. То есть делает всё то, что обычно делает какой-нибудь специализированный ремесленный цех или гильдия, вроде пивоваров или других ремесленников. Но, ни цехом, ни гильдией они себя не спешат назвать, чтоб не нести никакой ответственности низа что, и вообще, стараются не привлекать к себе лишнего внимания. И соответственно не платить обязательных гильдейских налогов в казну города. Де-факто они гильдия, де-юре — они никто, простая общественная организация, клуб по интересам, не несущая ни за что никакой ответственность. Но, тем не менее, устанавливающая довольно жёсткие законы и правила в своей области.