И запылали страшными пожарищами мирные деревеньки подгорных людоедов. И сгорали в пламени пожаров старики, жёны и дети тех, кто так любил добыть к праздничному столу ставшее за последние годы столь деликатесным и редким человеческое мясо.

— "Дети вырастут, молодые женщины родят новых людоедов, а старики обучат молодых воинов, как надо воевать с людьми", — успокаивал свою совесть Сидор, глядя, как егеря с амазонками безжалостно режут всех попавших им в руки пленных, а потом бросают мёртвые тела в горящие дома.

И не потому, чтоб устроить ящерам столь почитаемое ими огненное погребение, из уважения к достойному противнику, а потому, чтобы тела погибших не достались в пищу немногим выжившим. Поэтому за собой их отряд оставлял выжженную землю, где не оставалось ни крошки съёстного. И участи оставшимся в живых можно было лишь посочувствовать.

"Цель, оправдывает средства" — древняя жестокая мудрость веков.

И полученную фору в два дня, отряд барона Сидора де Вехтор, в котором на скромной должности снабженца, подвизался сам барон Сидор де Вехтор, полностью отдав всё командование в руки профессионалов, с успехом и воспользовался, залив огнём и кровью весь свой путь до другой, более-менее приличной речки Трубёж.

Там их уже с нетерпением поджидали спешно согнанные туда из окрестных поселений многочисленные ополченцы ящеров, единственной целью которых было не разбить, а задержать бандитов, до подхода регулярных дружин левобережного союза племён.

— "Третья запись в дневнике. Прошло очередные три дня после последней записи. Сегодня первое декабря семь тысяч пятьсот девятнадцатого года от сотворения мира. Вечер. За три дня прошли двести сорок вёрст. Уничтожено около четырёх сотен деревень подгорных ящеров. Убито общим числом около двадцати тысяч ящеров. Немного, учитывая наши возможности и внезапность нападения. Не хватает сноровки. А, главное, ни у кого нет больше желания убивать. В первый же день, утолив жажду мести, потом занимались этим кровавым ремеслом спустя рукава. Потому и много ящеров, которых можно было бы поймать и уничтожить, сбежали.

Разведка докладывает. Впереди река Трубёж и порядка пяти тысяч спешно согнанных нам навстречу плохо вооружённых ополченцев. Понятно. Хотят задержать нас, чтоб пока мы с ними возимся, нас нагнали клановые дружины. Вот тогда мы точно уже никуда не вырвемся и нам каюк. Время опять сворачивать".

Даже такая толпа плохо вооружённых ящеров, за счёт своей многочисленности представляла собой не шуточную угрозу для вымотанных быстрым, на пределе возможности маршем егерей с амазонками. Поэтому, обстреляв издалека шрапнелью лагерь с толпами ополченцев, и не вступая с ними в бой, отряд резко свернул на север, к Лонгаре. И высоким левым берегом Трубежа войско барона де Вехтор, спешащее на помощь рыцарям у Сатино-Татарское, быстрым маршем двинулось к Плещееву озеру, к местам, где у ящеров исконно хранились собранные со всех окрестных земель клановые запасы зерна.

К концу вторых суток, третьего декабря были возле города.

Неизвестно чем ящеры думали и думали ли вообще, но Луганск оказался не прикрыт, ни одним отрядом регулярных клановых войск.

Взяли его легко, сходу сбив небольшой заслон каких-то очередных ополченцев. И город запылал, вместе со всеми своими на удивление небольшим запасами зерна и мирными местными жителями, безжалостно истребляемыми ключёвскими егерями с амазонками. И запылали склады хлеба, распространяя по всему приозёрному краю запах горящего хлеба и будущей голодной зимы.

И вот тут, похоже, везенье их кончилось.

Как ни торопись, а время, чтобы уничтожить город и все найденные склады с зерном всё же требовалось. И занятые уничтожением города, отряд барона потерял главное — время, и не успел выскользнуть из горящего города.

С запада подошедшие пограничные войска перекрыли путь по высокому удобному для отхода левому берегу озера. Сзади, с юга, подошла не разгромленная, усилившаяся за счёт новых рекрутов орда ополченцев. С востока утром второго дня после взятия города, встали укреплённым лагерем спешно стянутые к Луганску из глубинных районов регулярные клановые войска. А севера было бескрайнее, уже местами по берегу схватывающееся первым тонким ледком стылое озеро.

И отряд людей, не успевших вырваться на оперативный равнинный простор, намертво запечатали в горящем городе.

И во всём этом большом приозёрном городе с многочисленными прибрежными рыбацкими деревеньками, славном своими богатыми рыболовецкими традициями, известными даже в людских землях, не оказалось ни одной рыбацкой лодки. Даже самой завалящейся. Перед захватом Луганска людьми, все они вдруг оказались угнаны куда-то.

Людям подсунули кусок, мимо которого они не могли пройти, чтобы не задержаться — брошенный войсками и забитый хлебными запасами город, на уничтожение которого люди потратили выигранные ранее у ящеров драгоценные два дня. Которые оказались столь необходимы самим ящерам, чтобы стянуть в один этот узел свои войска.

Вечером второго дня ловушка захлопнулась.

Не учли ящеры одной малости — наличия у людей лёгких, удобных для переноса плоскодонок, и готовности к подобному развороту событий. И слишком тёплой для этого времени года была нынешняя осень. Не было на озере до сих пор того тонкого, коварного льда, который человека не держит и не даёт ему возможности плавать на чём-либо по озеру.

Оставаться в городе ещё хотя бы на пол суток было смерти подобно. И погрузив ночью на захваченные с собой фанерные лодьи немногих лошадей из упряжки броневиков и конеходки, всё что могли с собой захватить, войско барона де Вехтор двинулось сквозь стылые воды бескрайнего Плещеева озера на север, забив перед тем всех лошадей амазонок.

— "Четвёртая запись. Пятое декабря семь тысяч пятьсот девятнадцатого года. Вечер. По левому берегу не прорваться, как впрочем, и по правому. С запада подошли регулярные войска ящеров, не менее трёх тысяч клановых дружинников. Поэтому, не имея возможности вырваться на равнину или взять лошадей с собой, сами своими руками забили всех строевых лошадей. Амазонки плакали. Тяжёлое зрелище.

Погрузившись на свои плоскодонки, двинулись через озеро на север, в сторону вытекающей там из озера большой реки и заросшей камышом низины, где нас фактически невозможно найти. Найти — невозможно, а вот сжечь — легко. Да ладно, разберёмся. Хоть одну ночь, да время выиграем".

Ночной переход через озеро с перехлёстывающими через низкие борта перегруженных лодок стылыми, холодными водами озера, запомнился Сидору на всю жизнь. А потом целый день судорожных бестолковых метаний по заросшим камышом узким мелководным протокам, что представляла собой вытекающая из Плещеева озера река Нерль. И мифическое озеро Сом с высокими лесистыми островами, где первоначально планировали сделать временную стоянку, которое они так и не нашли, проскочив где-то в камышах. И судорожное бегство от огня на второй день, когда ящеры, поняв что потеряли людей и, не утруждая себя их поиском, запалили камыши.

И тысячи и тысячи сгорающих заживо животных: кабаны, бобры, выдры и прочая живность, нашедшая на зиму приют в камышах этой низины. Ничто не остановило ящеров, взбешённых, что у них из-под носа выскользнули беглецы. И задержись они хоть на миг, остановись хоть раз на одну ночёвку или дневную стоянку, будь хоть раз ветер в их сторону, так бы они все там и остались в пламени горящих камышей болотистых плавней реки Нерли и Сомова озера.

Как они выбирались на высокий берег сквозь топкое мелководье с перегруженными плоскодонками, которые приходилось, чуть ли не на собственных плечах вытаскивать из камышей, как судорожно быстро ставили взятые с собой лодки на колёса, как ставили паруса и приспосабливались к передвижению по земле на столь странных, непривычных конструкциях — отдельная песня.

Об этом, и вспоминать то не хотелось. Настолько всё было судорожно, торопливо и бестолково. Времени на раскачку не было, опыта подобного не было. Людей было больше, чем первоначально планировалось. Много раненых, требующих внимания. И едва только последний парус занял положенное ему место на последней установленной мачте, весь отряд немедленно двинулся в путь. С юга и севера уже подходили дружины ящеров, идущие навстречу друг другу вдоль высокого берега реки. И встречаться с жаждущими мести подгорными людоедами желания ни малейшего не было.