"Километров?"

— Пойдёмте со мной.

Я пошёл. Что мне оставалось делать?

Мы вышли в просторный зал, поднялись на магнитной платформе в помещение, похожее на капитанскую. Я внимательно разглядывал незнакомые приборы, высматривая заодно путь к отступлению.

Мой проводник был несколько негибок, но точен в движениях. Похоже, навыками сражения без оружия он владел. А вот оружия я пока не заметил.

— Сейчас мы пройдём в лабораторию, потому что стандартная диагностика не зафиксировала следов травмы, — сказал мой проводник. — Не бойтесь, мы не сделаем вам ничего плохого. Вы гораздо более опасны для нас, чем наоборот. Но вы могли погибнуть, и мы были вынуждены перенести вас сюда.

— Тоже мне, велика потеря, — я тряхнул головой и тут же пожалел об этом.

— Это вам так кажется, — не согласился мой провожатый.

Мы прошли кодовую дверь и очутились в помещении, которое вполне могло оказаться внутренностями гигантского меддиагноста — все стены в датчиках.

Возле пульта, вроде капитанского, сидел второй мужчина, более мелкий, голубоглазый и такой же доброжелательный с виду, как первый.

— Садитесь рядом, не бойтесь, — сказал Второй.

— Нет, — пошутил я. — Не сяду. Боюсь.

Настрой обоих мужчин я улавливал прекрасно. Они были обеспокоены моим появлением, но зла мне действительно не желали.

Сел, куда показали. Типичное медицинское кресло. Разве что подлокотники не сомкнулись от прикосновения — меня опять боялись испугать. Эта "боязнь испугать" читалась во всём — в осторожных, предупреждающих улыбках, в том, что не сняли одежды, не такой уж и чистой для медицинского помещения, не использовали аппаратуры разительно непохожей на нашу. Страха моего боятся? Забавно.

— Не двигайтесь, пожалуйста.

Я вздохнул. В медицине — везде похожее занудство.

— Нет, травмы не вижу, — констатировал второй мужчина. — А голова болит, да? — уточнил он.

— И звенит. У меня к затылку колокольчик не приварили, нет?

Он улыбнулся.

— Мы вас сейчас…

Второй встал, а меня буквально потащило в сон. Словно бы границы этой странной комнаты стали сами собой бледнеть и раздвигаться…

— Стоп-стоп, — сказал я, с трудом, но выныривая из предсонного оцепенения. — Не надо меня "сейчас"! Давайте сначала разберёмся, кто вы такие, и что тут делаете?

Первый покачал головой. Второй улыбнулся:

— Я же говорил — с ним будет трудно, — и повернулся ко мне. — Придётся усыплять медикаментозно.

Он сказал это с такой глубокой внутренней убеждённостью, что я не сумел возразить. Открыл рот и закрыл. Так бывало у меня с Дарамом. Я иногда мысленно спорил с ним неделями, и находил действительно весомые возражения только спустя месяц или два уже после полузабывшегося разговора. Тот же феномен наблюдал и в кабинете главного врача эрцога Локьё — Домато. В день первой встречи, увидев, что я не впал в восторг от перспективы недельного медосмотра, доктор велел ассистенту открыть дверь в смотровую настежь. "Это, чтобы ты мог сбежать отсюда", — произнёс он таким тоном, что я не сразу потом сумел выйти из этого проклятого кабинета, даже когда мне уже разрешили. Воля и насилие. Дарам, Рогард и Домато..!

— Белые корабли, да? — я успел спросить и отстраниться, хотя вакуумный шприц к моей руке уже поднесли. — Но вы-то здесь зачем?

Перевёл взгляд с одного лица на другое. Вроде и не сопротивлялся, просто смотрел, но Первый и Второй замерли.

— Вам бы не удалось самостоятельное обеззараживание планеты, — ответил, наконец, Второй, таким тоном, словно я вынудил его к ответу. — 90 градусов — не достаточная температура для гибели бактериальных спор. Вы имеете дело не просто с вирусом, но с гибридом вируса и бактерии. Опасность угрожала всему обитаемому пространству.

— Домато ваш шпион?

Второй рассмеялся с явным облегчением.

— Скажите, капитан, а вы шпион собственных родителей?

— В смысле? — он сумел меня удивить.

— Воля людей свободна по определению. Тело может быть не свободно, разум может быть опутан предрассудками. Но воля границ не имеет. Некоторые из тех, кто живёт среди нас, не могут без вашего мира. Это родной для них мир. И они имеют право погибнуть за него. Они немного лучше понимают взаимосвязи, ведь связано всё. Но они — такие же люди, как вы. И выбирают свою судьбу сами. Воля выше, чем жизнь, иначе жизнь не имеет смысла.

— Значит, я сейчас тоже свободен?

Он кивнул и улыбнулся:

— Только мы и не собирались ограничивать вашу свободу.

— Есть ведь ещё и свобода знать? — я попробовал перехватить инициативу.

— Есть, — согласился мой собеседник и сел напротив. — Спрашивайте. Сумеете спросить — ваше право.

Оба мужчины находились в пределах видимости, руки не прятали. Усыплять меня насильно они, вроде, не собирались. Что же им от меня может быть нужно?

— Кто вы?

— Люди.

Вот так, да? Я понял, что мой собеседник будет отвечать только на точно заданные вопросы, но как же мне их задать?

— Как вас зовут? — нашёлся я.

— Меня? Сетистэр.

— Это и имя, и должность?

— У вас хорошие гены, — снова улыбнулся он. — Да.

— Что значит — хорошие гены? — зацепился я за его слова.

— Гены большинства ваших соотечественников понесли необратимые изменения.

— Излучения?

— Нет.

— А что тогда?

Он промолчал.

— Причина в том, что мы покинули Землю?

— Нет.

Я задумался. Как же задать этот проклятый вопрос так, чтобы он ответил? Я почти ничего не знал о них. Да, что там почти — вообще ничего. Разве, что вот эти два слова продолжали меня беспокоить "хорошие гены".

— Почему у меня "хорошие гены"?

— Вам повезло. Ваши предки пострадали меньше.

— Была какая-то катастрофа? На Земле?

— Ну вот что с ним делать? — обратился Второй к Первому. — У него действительно хорошая генетика и третья сигнальная система уже начала развиваться.

— Он, так или иначе, скоро сам начнёт понимать ответы на свои вопросы, — пожал плечами тот, что меня привёл.

— Вы должны дать нам слово, — решился Второй. — О том, что никому ничего не расскажете, где были и что видели. Людям ещё не время знать это. Мы полагаем, что решение найдётся, но не нужно сейчас порождать новое противостояние среди соплеменников. Мы покажем вам кое-что, но пообещайте, что об этом никто не узнает.

Я вздохнул. Ну, скажи, кто мог бы отказаться на моём месте?

— Умная собачка, хорошая собачка, — Энрихе наглаживал нервно дрожащую Кьё. — Ты же у нас собачка-пилот? И невесомости совсем не боишься, да? Таскают тебя эти гады туда-сюда… — он покосился на пилота-штрафника сидевшего за вторым пультом.

Чуда не произошло, второго пилота с испорченной биографией найти не смогли. За первым пультом сидел Рос, и на лице его, необыкновенно гладком после удаления ожогов, было написано "да пусть хоть дисквалифицируют!"

Ещё двух штрафников взяли для "балласта". Они не стали делить одинокое свободное кресло и уселись прямо на полу.

— Кидать будет, — скупо проинструктировал Рос. — Пристегнулись оба. А то в процессе — высажу.

Энрихе не слушал, он смотрел в глаза Кьё.

— Хорошая собачка. Умная собачка, — приговаривал он, настраиваясь на немудреную эмоциональную волну животного.

Собака высвободила морду и уткнулась иннеркрайту под мышку.

— Думай, Кье, думай. Без тебя мы хозяина твоего не найдём.

Заглянул Келли.

— Не боитесь вы со штрафниками? Мало ли? Мне тогда лендслер — того.

— Я час назад с алайцами летал. По сравнению с ними ваши штрафники — воспитанники дамского пансиона, — Энрихе отстегнулся и махнул Росу, подожди мол.

Он выбрался из шлюпки, отвел Келли в сторону.

— Алайцы мои, — сказал иннеркрайт тихо. — Если не вернусь — должны умереть. Вы за это отвечаете ЛИЧНО.

Последнее слово он произнес с умеренным ментальным нажимом. Потом быстро повернулся и полез в шлюпку.