Серебряного клинка, конечно, под руками не оказалось.
— О величайший из волшебников,— посоветовал Марджин,— может, насыпать нам серебряных монет в деревянную дубину да забить его до смерти?
Волк жалобно завыл. Чалмерс, который высунулся из своих покоев на весь этот шум и гам, подошел как раз в тот момент, когда прозвучало это остроумное предложение. Он тоже решил вставить словечко:
— Кхе-гм... А не будет ли... гм... разумней попытаться сначала расколдовать это животное? Насколько я понимаю, тогда оно лишится любой своей неуязвимости.
Атлант отвесил поклон:
— О благословен тот час, что свел с нами сына отца твоего, сэр Рид! Не что иное это, как чистая правда. В таких делах я перед тобою что посох, увязший в песке! Так учини же то, что задумал, во имя всех нас!
— Хм... Будь тут у нас немного святой воды, все было бы... гм... значительно проще, но я попытаюсь.— Чалмерс отвернулся, ухватился за подбородок и погрузился в раздумья.— Я далеко не уверен в адекватности данной просодии применительно к данному случаю, но все же посмотрим:
Волк, волк, волк с горы ледяной,
Волк несчастный;
Заклинаю тебя я водою живой —
Сгинь тотчас же!
Он быстро шевельнул пальцами. Волк содрогнулся и тут же обернулся извивающимся на полу Вацлавом Полячеком, в одежде и всем прочем.
— Святой Венчеслав! — всхлипнул тот, подымаясь. — Чуть человека не ухлопали! Вы меня просто до смерти напугали! Почему вы от меня не отцепились, когда я сказал, кто я такой?
— Ничего ты нам не говорил,— возразил Ши.
— Да говорил же! Только и твердил: «Господи, Гарольд, это же я, Вотси!» — так же четко и ясно, как и всегда!
— Может, какой другой волк тебя и понял бы, но только не мы,— ответил Ши.— Как это ты ухитрился вляпаться в такую историю? Ты что, столкнулся с этим Маладжиджи, о котором Атлант рассказывал?
По толпе гостей пронесся согласный ропот, а глазки Атланта подозрительно забегали.
— Ну...— заговорил Полячек, которому пришлось откашляться раз-другой, прежде чем слова полились из него без задержки,— в общем, дело было так. Руджер не такая уж сволочь, как вы про него думаете. Ему захотелось поохотиться, или не знаю чего там еще, и мы насчет этого поболтали, только он говорит, мол, не знаю, как выйти, там на дверях чары какие-то, а я говорю, будь спок, в волшебстве я малость соображаю, так что вниз мы вместе пошли, и гляжу — информация у него верная, дверь ни туда ни сюда. И тут, понимаешь, я как раз вспоминаю про те соматические пассы, что док нам показывал, начинаю делать, и, ребята, не поверите: дверь — бах! — и распахивается!
Он примолк. Ши слегка вздрогнул, тут же понадеявшись, что Атлант этого не заметил.
— Продолжайте, Вацлав,— сурово проговорил Чалмерс.
— Ну, в общем, я решил, что и впрямь научился колдовать до такой степени, что сумею... мм... заполучить обратно ту крошку... знаете, ну ту самую, с которой вы собирались меня познакомить,— обратился он к Атланту,— Так что я быстренько выдумал коротенькое заклинаньице, прям как вы учили, только почему-то превратился в волка. Мне очень жаль, что наделал вам столько неприятностей.
— Должно быть, сработало твое славянское происхождение,— предположил Ши.— У чехов навалом сказок с волками-оборот-нями, и вот...
Он не заметил, что над их головами уже давно собираются тучи. И вот грянула буря.
— Сукин сын! — заорал Атлант на Полячека.— Где надежда рыцарства нашего, представитель благороднейший рода, что достойней твоего в десять тысяч раз?
— Ну я же сказал, что он пошел немного поохотиться,— сказал Полячек,— Сказал, к утру вернется, чего-нибудь притащит.
На сей раз Атлант на полном серьезе замолотил себя по груди.
— О горе мне! Чары разрушены! — Он резко развернулся к троим американцам: — А что же до вас, псы христианские, что плели против меня заговор руками прислужника своего и поедали при этом хлеб мой и соль, то не заслуживаете вы иной участи, кроме как со шкурой ободранной закопанными быть в навозе свинячьем!
— Алло, папаша! — воскликнул Ши, подскакивая к Атланту и хватая его за рукав.— В нашей стране за такие выражения морду бьют! Если будешь выступать...
— Гарольд! — окликнул его Чалмерс.— Позвольте-ка лучше мне уладить это дело. Нам не следует...
— Не следует ничего с этой сволочью делать, кроме как отвесить хорошего пинка под зад! Вы что, забыли, что он затевает?
— Успокойтесь же, Гарольд,— сказал Чалмерс.— Вы меня уже достаточно подробно проинформировали. Я вполне в состоянии защитить... гм... и себя, и юную леди в любой необходимой степени.
Атлант уже слегка поостыл и выглядел теперь просто рассерженным.
— О колдуны злосчастные! Знайте же, что замок сей создан благодаря ремеслу, в коем нет мне равных, и в стенах его располагаю я могуществом таким, что превратить вас в навозных жуков сумею раньше, чем даже пальцами щелкну! Лишь во имя Аллаха всемогущего и милосердного желаю я сохранить вам жизни, несмотря на ущерб, что причинили вы мне, ибо не зря говорится, что раз в жизни муж справедливый может милосердие предпочесть правосудию, не подвергая сомненью надежды свои на райские кущи! — Он вытянул обе руки, прикрыл глаза и высоким голосом прокричал: — Бешем хармот вахриман тезовев ха-эщ, ашер анена эш, эт метсудат хабзитель!
Послышался какой-то шипящий гул, словно в соседней комнате заработал электрический вентилятор. К Атланту вновь вернулась его приклеенная улыбка, равно как и манера отвешивать поклоны.
— Смотрите же, о сотоварищи мои по благороднейшему из ремесел,— если проникнете вы взорами своими за стены замка, то узрите, что со всех сторон окружен он отныне сплошною стеной огня, что менее чем за минуту барана целого зажарить может. Попытка преодолеть ее даже для сильнейшего из людей не чем иным, как смертью лютой завершится. Сделай леди Флоримель, что и человеком, и не человеком при том является, попытку такую, останется не более от нее воспоминаний, чем пара над чашкой кофейною. Милосердие же мое милостивое простирается столь далеко, что огонь сей немедленно исчезнет, как только искусством своим вернете вы владыку Руджера назад; и вдобавок к тому одарю я вас мешками, драгоценностями набитыми, что с трудом унесут на плечах своих трое. Да пребудет с вами единый истинный Бог во время медитаций ваших!
Он снова отвесил поклон и повернулся к ним спиной. Все присутствовавшие при том владыки угрюмо оглядели нашкодившую троицу (все, за исключением Аудибрада, чьи симпатии, исходя из того факта, что он изо всех сил старался не улыбнуться, были на другой стороне), и Чалмерса прошибла дрожь.
— Я... гм... далеко не уверен в достаточной презентативно-сти своих разработок в области телепортации материальных объектов, ряд специфических моментов в коих...
— Тсс! — перебил его Ши.— Не выйдет с магией, так я попробую как-то выбраться отсюда и буду сам его искать. Будьте спокойны — даже брови себе не опалю.
Атлант, слух у которого, похоже, был поострей кошачьего, обернулся.
— Знай же, юнец опрометчивый,— предостерег он,— что пламя сие выжечь способно даже мозг из костей твоих. Однако поистине высказал ты то, о чем сам я не подумал: может, и впрямь проще перенести Жемчужину Востока в сии пределы, коли искать его не одним лишь искусством магическим, но и глазами человечьими. Да и только за счастье сочтет сын брата моего возможность глотку тебе разрезать от уха до уха за пределами сих стен. Так что иди — помогу я тебе преодолеть пламя невредимым!
— Я с тобой,— подал голос Полячек. Выражение его лица совершенно ясно говорило, что он никак не рассчитывает на хорошее времяпрепровождение в замке после своей авантюры с оборотнем.
— Идите же тогда, и не будет вам от Аллаха ни спокойствия, ни жизни долгой, коли не вернете домой мне племянника!
Он снова повернулся к ним спиной, на сей раз окончательно.
Ши заметил на себе пристальный взгляд Чалмерса. Наконец доктор проговорил:
— Неужели, Гарольд, вы взялись разыскивать Руджера только ради Флоримели и меня?
