Поскольку я начал писать рассказы о роботах в 1939 году, в них нет упоминаний об электронных компьютерах, которые тогда еще не были изобретены, а я не предвидел их появления. Впрочем, я предполагал, что мозг робота должен до определенной степени быть «электронным», и само понятие не казалось принадлежащим далекому будущему. Позитрон — субатомная частица, похожая на электрон, но имеющая противоположный электрический заряд,— был обнаружен всего за четыре года до того, как я написал свой первый рассказ о роботах. Все эти открытия звучали очень фантастично, и потому я наделил своих роботов «позитронными мозгами» и представил себе, что их мысли состоят из потоков позитронов, которые мгновенно возникают и так же мгновенно перестают существовать. В результате серия таких рассказов получила название «рассказы о позитронных роботах», но в них не придавалось особого значения предпочтению позитронов по сравнению с электронами.

Сначала я не старался систематизировать или даже вообще описывать защитные устройства, которыми, по моим представлениям, должны были быть снабжены роботы. Однако поскольку мне не хотелось создавать для роботов ситуации, в которых они могут убить своего создателя, я уделял особое внимание тому факту, что робот не в состоянии причинить вред человеку, постоянно подчеркивая, что этот закон внедрен в его позитронный мозг.

И потому в самой первой увидевшей свет версии рассказа «Робби» один из героев говорит: «Он просто не может не быть верным, любящим, добрым. Он просто устроен так»

Написав рассказ «Робби», который Джон Кэмпбелл из «Эстаундинг сайенс фикшн» отказался напечатать, я сочинил несколько других рассказов, которые Кэмпбелл принял. И 21 декабря 1940 года я пришел к нему с идеей о роботе, умеющем, читать мысли (так появился «Лжец»), но Джона не устроили никакие мои объяснения по поводу того, почему робот вел себя именно так, а не иначе. Он хотел получить четко сформулированные законы, которые защищали бы людей от роботов, чтобы мы смогли лучше понимать их поведение. И тогда мы с ним вместе разработали концепцию, которая позднее стала называться «Три закона роботехники». Идея принадлежала мне и была взята из уже написанных рассказов, но конкретные формулировки (если я все правильно помню) мы разработали вместе.

Три закона были логичны и звучали вполне разумно. Прежде всего, когда я начал писать рассказы о своих роботах, я подумал, что следует позаботиться о безопасности человека. Более того, я прекрасно понимал, что, даже не стараясь сознательно причинить человеку вред, своей бездеятельностью робот может навлечь на него беду. Я никак не мог забыть циничного произведения Артура Хью Клоу «Последний декалог», в котором десять заповедей переписаны в сатирическом стиле Макиавелли. Чаще всего цитируется такая: «Не убий, но и не слишком старайся сохранить другому жизнь».

Именно по этой причине я настаивал на том, что Первый закон (безопасность) должен состоять из двух позиций:

1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред.

Позаботившись о безопасности, мы решили перейти ко Второму закону (служба). Естественно, следуя необходимости выполнять приказы людей, робот не должен забывать об их безопасности. Значит, Второй закон гласит:

2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону.

И наконец, нам требовался третий закон (осторожность). Робот — дорогая машина, значит, необходимо ее беречь. Но не в ущерб безопасности и службе человеку. Итак, Третий закон выглядит следующим образом:

3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам.

Разумеется, эти законы сформулированы в словах, что является в определенной степени несовершенством. В позитронном мозгу они выражены в сложных математических формулах (в которых я ничего не понимаю). Однако даже при этом они достаточно двусмысленны. Что считать вредом для человека? Должен ли робот подчиняться приказам, которые отдает ему ребенок, или сумасшедший, или человек с дурными намерениями? Должен ли он отдать свое дорогостоящее и полезное существование, чтобы предотвратить незначительный вред, который может быть причинен маловажному человеку? Что есть «незначительный» и что есть «маловажный»?

По мнению автора, эта двусмысленность не является недоработкой Трех законов. Если бы Три закона были идеальными и не вызывали никаких сомнений, разве могли бы мы писать наши рассказы? Именно в хитроумных закоулках сомнений и лежат сюжеты, которые становятся фундаментом — уж простите меня за каламбур — «Города роботов».

Я не старался облечь в слова Три закона в своем рассказе «Лжец», который появился в мае 1941 года. Однако в следующем рассказе под названием «Хоровод», появившемся в марте 1942 года, я уделил им самое пристальное внимание. В этом номере на седьмой строке страницы сто, один из героев говорит: «Теперь слушай. Начнем с Трех основных законов роботехники — трех правил, которые прочно закреплены в позитронном мозгу», и дальше я их цитирую. Насколько мне известно, это первое появление в печати слова «роботехника», которое я изобрел.

С тех пор в течение более чем сорока лет, когда я написал множество рассказов и романов о роботах, ни разу не возникло такой ситуации, чтобы мне пришлось модифицировать Три закона. Однако время шло, мои роботы становились более сложными и разносторонними, и я почувствовал, что можно внести кое-какие изменения. Таким образом, в «Роботах и Империи», романе, опубликованном в 1985 году, я заговорил о том, что в достаточной степени продвинутый робот может почувствовать себя обязанным предотвратить вред, который, возможно, будет причинен всему человечеству в целом, а не какому-то отдельному индивидууму. Я назвал его «Нулевым законом роботехники» и все еще продолжаю над ним работать.

Изобретение Трех законов роботехники — пожалуй, самый крупный вклад, внесенный мной в научную фантастику. Теперь их часто цитируют даже те, кто не имеет никакого отношения к данной области литературы, и уж точно можно сказать, что история роботехники не будет считаться полной без упоминания Трех законов. В 1985 году издательство «Джон Уайли и сыновья» опубликовало «Руководство по промышленной роботехнике» под редакцией Саймона Й. Нофа, и по просьбе главного редактора я написал вступление, касающееся Трех законов.

Сейчас авторы произведений научной фантастики произвели на свет целое море самых разнообразных идей, доступных остальным писателям. Именно по этой причине я никогда не возражал против того, чтобы мои коллеги, посвящающие свои произведения роботам, пользовались моими Тремя законами.

Однако я категорически выступал против прямого их цитирования другими авторами. Относитесь к Трем законам как к данности, но не повторяйте их — такова моя позиция. Понятия принадлежат всем, а слова — только мне!

Три моих первых романа о роботах были в основе своей посвящены таинственным убийствам, в роли детектива выступал Илайджа Бейли. Из этих трех во втором романе — «Обнаженное солнце» — местом преступления является запертая комната, в которой находят труп и никакого оружия, хотя с самого начала ясно, что спрятать или вынести оружие было невозможно.

Мне удалось придумать вполне удовлетворительное решение, но я больше никогда не писал ничего подобного.

Четвертый роман о роботах — «Роботы и Империя» — изначально не является историей о загадочном убийстве. Илайджа Бейли умер собственной смертью в преклонном возрасте, а дальше повествование поворачивает в сторону вселенной «Основания», так что становится ясно, что обе мои известные серии — о роботах и «Основание» — сливаются вместе в единое, расширенное целое. (Нет, я сделал это не случайно. Мною двигала необходимость, возникшая после написания в 1980-х годах продолжения серий, созданных в 1940-х и 1950-х.)