Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Она видела, как титанцы захватили колонию, как ее родители превратились в зомби, которые вдруг потеряли к ней всякий интерес. Очевидно, паразиты не использовали Мэри в качестве носителя или же попробовали и отпустили, решив, что слабенькая девочка-несмышленыш ни на что не годится. Так или иначе, она целую вечность — в ее детском восприятии — оставалась в захваченном поселении: забытая, никому не нужная, без ласки,и заботы. Ее не трогали, но даже есть девочке приходилось то, что удастся стащить. Титанцы, судя по всему, собирались закрепиться на Венере: в качестве рабов они использовали в основном венерианцев, а колонисты-земляне большой роли в их планах не играли. Но Мэри присутствовала при том, как ее родителей помещали в анабиотический контейнер — возможно, для использования в дальнейшем против Земли.

В конце концов она и сама оказалась в таком контейнере. Либо на корабле титанцев, либо на их базе на Венере. Скорее всего последнее, поскольку после пробуждения она все еще была на Венере. Тут в ее истории много неясностей. Неизвестно, например, отличались ли паразиты для венерианцев от тех, что управляли колонистами-землянами. Возможно, нет: жизнь и на Венере, и на Земле имеет одинаковую углеродно-кислородную основу. Судя по всему, способности паразитов изменяться и приспосабливаться к окружающей среде безграничны, однако им приходится подстраиваться под биохимию носителя. Если бы жизнь на Венере имела кремниево-кислотную основу — как на Марсе — или фторовую, одни и те же паразиты не смогли бы использовать и венерианцев, и людей.

Но важнее было то, что случилось с Мэри после извлечения из «инкубатора». Планы титанцев захватить Венеру провалились — во всяком случае, она застала последние дни господства паразитов. Ее начали использовать в качестве носителя сразу после анабиоза, но она пережила своего паразита.

Почему он умер? Почему провалились планы титанцев? Именно это и пытались узнать Старик с доктором Стилтоном, выискивая ответы в памяти Мэри.

— И это все? — спросил я.

— А по-твоему, мало? — ответил Старик.

— Но тут больше вопросов, чем ответов.

— На самом деле нам известно больше,— сказал он.— Но ты не специалист по Венере и не психолог. Я рассказал тебе, что знаю, чтобы ты понял, зачем нам нужна Мэри, и ни о чем ее не спрашивал. Будь с ней поласковей, на ее долю и так выпало слишком много горя.

Совет я пропустил мимо ушей, решив, что с женой мы поладим без посторонней помощи.

— Чего я не могу понять, так это как ты догадался, что Мэри имеет какое-то отношение к летающим тарелкам,— сказал я. — Надо думать, в тот первый раз ты тоже взял ее с собой не случайно. И оказался прав. Но как тебе это удалось? Только серьезно.

— Сынок, у тебя бывают предчувствия? — озадаченно спросил он.

— Еще бы!

— А что такое предчувствие?

— А? Видимо, ничем на первый взгляд не подкрепленная уверенность в том, что какое-то событие произойдет или не произойдет.

— Я бы сказал, что это результат подсознательного осмысления данных, о наличии которых ты даже и не подозреваешь.

— Черная кошка в темном угольном погребе в полночь. У тебя не было вообще никаких данных. И не пытайся меня уверить, что твое подсознание обрабатывает информацию, которую ты получишь только на следующей неделе.

— Вот данные-то как раз и были.

— Как это?

— Ты помнишь последнюю процедуру, которой подвергается кандидат перед зачислением в Отдел?

— Личное собеседование с тобой.

— Нет, не то.

— А! Гипноанализ! — Я забыл об этом по той простой причине, что объект и не должен помнить сеанс гипноанализа. — Ты хочешь сказать, что знал что-то о Мэри еще тогда? Значит, это не предчувствие?

— Тоже неверно. У меня было мало данных: добраться до информации, что кроется у Мэри глубоко в подсознании, не так-тот легко. Кроме того, я успел забыть то немногое, что удалось узнать. Но когда все это началось, мне сразу пришло в голову, что здесь не обойтись без Мэри. Позже я прослушал пленку с ее гипноинтервью еще раз и тогда только понял, что она может знать гораздо больше. Первая попытка ничего не дала. Но я уже не сомневался, что Мэри сможет рассказать что-то еще.

Я задумался.

— Веселую жизнь ты ей устроил, чтобы добраться до этой информации.

— Ничего другого мне не оставалось. Извини.

— Ладно. — Я помолчал, затем спросил: — Слушай, а что было в моем гипноинтервью?

— Тебе этого знать не положено.

— Да брось ты.

— И я не мог бы тебе рассказать, даже если бы захотел. Я его просто не слушал, сынок.

— Как это?

— Распорядился, чтобы пленку прослушал мой заместитель. Он сказал, что для меня там нет ничего интересного. Я и не стал слушать.

— Да? Что ж, спасибо.

Он только лишь проворчал в ответ что-то неразборчивое. Мы с ним постоянно ставим друг друга в неловкое положение.

 29

Паразиты на Венере умерли от какой-то болезни, которую они там подцепили, — в этом, по крайней мере, мы почти не сомневались. Поначалу Старик рассчитывал вытащить из летающей тарелки тех людей, что плавали в анабиотических контейнерах, оживить их и допросить, но теперь мы вряд ли могли надеяться, что быстро получим подтверждение: пока Старик рассказывал мне о Мэри, из Пасс-Кристиана сообщили, что тарелку удержать не удалось и, чтобы она не досталась титанцам, на нее сбросили бомбу.

Короче, другого источника информации, кроме Мэри, у нас не было. Если какая-то болезнь на Венере оказалась смертельной для титанцев, но не принесла вреда людям — Мэри, во всяком случае, выжила, — тогда нам оставалось проверить их все и определить, что это за болезнь. Хорошенькое дело! Все равно что проверять каждую песчинку на берегу моря. Список венерианских болезней, которые не смертельны для человека, а вызывают только легкое недомогание, просто огромен. С точки зрения венерианских микробов, мы, видимо, не слишком съедобны. Если, конечно, у них есть точка зрения, в чем я лично сомневаюсь, что бы там ни говорил доктор Макилвейн.

Проблема осложнялась тем, что на Земле хранилось весьма ограниченное число живых культур болезнетворных микроорганизмов Венеры. Это, в общем-то, можно было поправить — но лет так за сто дополнительных исследований чужой планеты.

А тем временем приближались заморозки. Режим «Загар» не мог держаться вечно.

Оставалось искать ответ там, где, ученые надеялись, его можно найти — в памяти Мэри. Мне это совсем не нравилось, но поделать я ничего не мог. Сама Мэри, похоже, не знала, зачем ее вновь и вновь погружают в гипнотический транс. Вела она себя достаточно спокойно, но усталость чувствовалась: круги под глазами и все такое. В конце концов я не выдержал и сказал Старику, что это пора прекращать.

— Ты же сам понимаешь, что у нас нет другого выхода, — тихо сказал Старик.

— Черта с два! Если вы до сих пор не нашли, что искали, то и не найдете уже.

— А тебе известно, сколько требуется времени, чтобы проверить все воспоминания человека; даже если ограничиться каким-то отдельным, хоть и небольшим, периодом? Ровно столько же, сколько этот период длился! То, что мы ищем — если у нее вообще есть нужная нам информация, — может оказаться каким-то едва уловимым штрихом ее воспоминаний.

— Вот именно — «если есть»! — повторил я за ним. — Вы сами в этом не уверены. Знаешь что... Если с Мэри что-то случится — выкидыш или еще что, — я тебе своими руками шею сверну.

— Если мы не добьемся результатов,— сказал он спокойно,— ты сам не захочешь ребенка. Тебе что, понравится, если твои дети станут носителями для титанцев?

Я закусил губу.

— Почему ты оставил меня на базе, а не отправил в Россию?

— Ты нужен мне здесь, рядом с Мэри, чтобы утешать ее и успокаивать, а ты ведешь себя как испорченный ребенок. И кроме того, лететь в Россию уже не нужно.

— Как это? Что случилось? Кто-то из агентов раздобыл информацию?

— Если бы ты, как положено взрослому человеку, хоть изредка интересовался новостями, тебе не пришлось бы задавать глупые вопросы.

47
{"b":"186541","o":1}