— Как только я пошел в школу.

— У меня тоже. И готов спорить, на большинстве планет эти данные снимаются не раньше.

Брисби моргнул.

— Так вот почему у них нет ничего о Баслиме!

— Возможно. А вот на Рифе ребенка идентифицируют сразу после рождения.

— И у нас тоже. Но...

— Да, да, это общее правило. Но как?

Брисби побледнел и грохнул кулаком по столу.

— Отпечатки ступней! А мы их не выслали, — и рявкнул в микрофон: — Эдди! Баслима ко мне, немедленно!

Торби с мрачной миной на лице спарывал шеврон, который он с таким удовольствием носил, увы, так недолго. Неожиданный приказ перепугал его чуть ли не до полусмерти. Но он поспешил исполнить его.

Брисби бросил на него короткий взгляд.

— Баслим, снять обувь!

— Сэр?

— Снять обувь!

Через сорок восемь часов из бюро кадров поступил ответ на депешу Брисби, дополненную отпечатками ступней. «Гидра» получила его во время завершающего этапа пути к Ultima Thule. Полковник расшифровал сообщение лишь после того, как корабль благополучно опустился на поверхность планеты.

Он прочел:

Брисби прищелкнул языком.

— Полковник Баслим никогда не ошибался — мертвый или живой.

— Босс...

— Да?

— Прочитайте еще раз. Обратите внимание на то, кто он.

Брисби перечитал сообщение и сдавленным голосом произнес:

— Ну почему такие истории случаются именно с «Гидрой»? — и крикнул, распахнув дверь:

— Эдди!

Торби пробыл на прекрасной Ultima Thule всего лишь два часа двадцать семь минут. Пройдя в космосе триста световых лет, из всех ее прелестных пейзажей он увидел лишь кусок летного поля между «Гидрой» и почтовым курьером гвардии «Ариэль». Через три недели Торби прибыл на Терру. Голова его шла кругом.

Прекрасная Терра, матерь миров! Какой поэт, посчастливилось или нет ему посетить Землю, не пытался передать тоску человечества по своей колыбели... ее прохладные холмы, гряды облаков, волнующиеся океаны, ее чарующее материнское тепло.

Торби впервые увидел легендарную Терру на экране почтового курьера «Ариэль». Капитан гвардии Н’Ганги прибавил резкость и показал юноше остроконечные тени египетских пирамид. Торби не знал об их историческом значении и уставился в другое место на экране. Однако ему понравилось смотреть на планету из космоса: он впервые удостоился такой привилегии.

На «Ариэле» было довольно скучно. Почтовый корабль — одни лишь двигатели и крошечный груз — управлялся тремя инженерами и тремя астрогаторами; они либо несли вахту, либо спали. Поначалу к Торби отнеслись с прохладцей — капитан Н’Ганги был раздосадован указанием «подождать пассажира» с «Гидры». Почтовое судно должно идти без задержек, никого не беря на борт.

Но Торби вел себя прилично, разносил еду с камбуза и проводил все свободное время в библиотеке (представлявшей собой ящик под койкой шкипера), и к тому времени, когда корабль вошел в Солнечную систему, раздражение капитана улетучилось... Но, когда он получил приказ садиться на поле «Галактических Предприятий», вместо того чтобы идти на базу гвардии, Н'Ганги вновь впал в ярость. Вручая Торби свидетельство об отставке и чек от казначея, капитан с видимым облегчением пожал юноше руку.

Выглянув наружу, Торби вместо веревочного трапа (подъемников на почтовых кораблях не бывает) увидел поданное к борту подъемное устройство. Его платформа остановилась у комингса, и мальчику оставалось лишь ступить на нее. Внизу его поджидал мужчина в форме «Галактических Предприятий».

— Мистер Радбек?

— Да, полагаю, это я.

— Прошу сюда, мистер Радбек.

Они спустились на лифте под землю в прекрасно отделанный зал. Торби, все эти недели не имевший возможности толком помыться в тесной стальной коробке, почувствовал себя неуютно. Он робко огляделся.

Его встречали восемь или десять человек, ближе всех стояли седовласый самоуверенный мужчина и молодая женщина. Одежда каждого из них стоила поболее годового жалованья гвардейца. На костюм мужчины Торби не обратил особого внимания, но наметанный глаз Торговца оценил платье женщины: чтобы выглядеть так, одновременно и скромно, и вызывающе, надо платить большие деньги.

С точки зрения Торби, впечатление несколько портила ее высокая прическа — величественное сооружение зеленого, переходящего в золотой, цвета. Торби только моргнул, рассмотрев покрой ее одежды: ему доводилось видеть богатых дам Джаббулпорта, в жарком климате которого одежда служила лишь украшением, но, по-видимому, здесь иначе относились к проблеме — какие участки тела оставлять голыми. Торби с тоской подумал о том, что ему вновь придется привыкать к новым обычаям.

Важный мужчина встретил его при выходе из лифта.

— Тор! Добро пожаловать домой, мой мальчик! — он схватил Торби за руку. — Я Джон Уимсби. Сколько раз, бывало, я качал тебя на коленях! Зови меня дядя Джек. А это твоя кузина Леда.

Девушка с зелеными волосами положила руки на плечи Торби и поцеловала его. Он опешил от неожиданности, не зная, как ему поступить в ответ.

— Как хорошо, что ты вернулся домой, Тор!

— Э-э... спасибо.

— А теперь поздоровайся с бабкой и дедом, — воскликнул Уимсби. — Профессор Бредли... и твоя бабушка Бредли.

Бредли был старше Уимсби: с аккуратно подстриженной бородкой, сухощавый и стройный, несмотря на легонько выпирающее брюшко. Как и Уимсби, он был при параде: пиджак, короткая накидка, впрочем, не столь изысканного покроя. У женщины было доброе лицо и живые голубые глаза; ее одежда не имела ничего общего с платьем Леды, но шла ей. Она чмокнула Торби в щеку и тихо произнесла:

— Это все равно, что возвращение сына.

Ее супруг с жаром встряхнул руку юноши.

— Не правда ли, это чудо, сынок? Ты выглядишь точь-в-точь так же, как наш мальчик — твой отец. Верно, дорогая?

— Так и есть!

Завязалась общая беседа, и Торби с трудом заставлял себя держаться непринужденно; он был смущен и сбит с толку.

Очутиться среди этих чужих людей, его кровных родственников, оказалось труднее, чем быть усыновленным Семьей «Сизу». Неужели эти старики и впрямь его бабушка и дедушка? В глубине души Торби никак не мог поверить в это, хотя умом и понимал, что это действительно так.

Торби с облегчением вздохнул, когда мужчина — кажется, Уимсби? — назвавший себя его дядей Джеком, вежливо, но твердо сказал:

— Пора отправляться. Готов поспорить, мальчик устал. Я отвезу его домой.

Мистер и миссис Бредли пробормотали, что они согласны, и вся компания двинулась к выходу. Остальные присутствующие, все — мужчины, которых юноше не представили, потянулись следом. В проходе их подхватила движущаяся дорожка, которая набирала скорость до тех пор, пока не замелькали стены. По мере приближения к выходу скорость уменьшалась — они проехали несколько миль, прикинул Торби — и наконец дорожка остановилась.

На выходе было полно людей; потолок виднелся высоко над головой, а стен не было видно за толпой народа. Торби уловил запах, присущий любой транспортной станции. Сопровождавшие их молчаливые мужчины блокировали толпу, и они двинулись по прямой, не обращая внимания на окружающих. Несколько человек попытались прорваться сквозь оцепление, и одному мужчине это удалось. Он сунул под нос Торби микрофон и быстро заговорил:

— Мистер Радбек, что вы думаете о...

Охрана быстро оттеснила его от Торби. Мистер Уимсби поспешно произнес:

— Потом, потом. Позвоните мне в контору, и я все вам расскажу.

Со всех сторон (впрочем, издалека) на них были нацелены объективы. Они нырнули в другой проход, и за их спинами тут же сомкнулись створки ворот. Очередная дорожка доставила их к скоростному лифту, на котором они поднялись наверх и вышли к небольшому закрытому аэропорту. Их уже ожидал аппарат, и у его борта еще один, поменьше,— два узких, гладких, приплюснутых эллипсоида. Уимсби остановился.